За тихой и темной рекой - Станислав Рем

А ведь отец во время той поездки сорвался и чуть не поднял на неё руку, когда она его спросила, почему китаец, с которым папенька долго общался, не похож на китайца. И цвет лица не тот, и глаза, и манера поведения — уверенная, нагловатая. Отец вспылил. Накричал. Обвинил в непристойном поведении. После извинялся, подарки покупал. Забылось. А вот теперь вспомнилось.

Да, Индуров к ним домой приезжал. Узнала от прислуги, а отец промолчал. Ничего не сказал. И подводы. Папа действительно заказывал подводы. Она сама, по его просьбе, носила послание на телеграф. Отец, в послании, просил кого-то в Хабаровске посодействовать. Три рубля отдала тогда…

Зубы впились в ладонь сильнее. Что же теперь будет, господи? Конец всему? Что же делать?

Крылатая лёгкая коляска, запряжённая двойкой вороных, свернула с Большой на Театральную, но когда до гостиницы осталось проехать всего полквартала, Анна Алексеевна тронула кучера за плечо. Вожжи слегка натянулись, кони встали. Девушка опустила с полей шляпки паутинку вуали.

Всё утро дочь губернатора находилась в сомнениях: ехать к Белому или нет? Несколько раз подходила к окну в надежде, что он стоит перед её окнами, но, кроме привычной фигуры господина Стоянова, никого в парке не наблюдалось. Ближе к полудню Анна Алексеевна приказала запрячь коляску. Платье для встречи она выбирала с особой тщательностью. Ей хотелось предстать в строгой красе, чтобы Белый сразу почувствовал её недоступность.

Девушка спрыгнула на землю и, приподняв подол, направилась к гостинице. Сердце словно воробей трепетало в груди. Однако войти в «Мичуринскую» ей не довелось. Едва Анне Алексеевне осталось преодолеть с десяток шагов до крыльца, как двери «Мичуринской» распахнулись, из парадного вышли Белый, старший следователь Кнутов, которого девушка неоднократно видела в присутствии Владимира Сергеевича, и незнакомый человек сонного вида, помятый, в потёртом сюртуке и с клоком волос на голове. Троица стремительно спустилась по лестнице на улицу и, о чём-то возбуждённо разговаривая, миновав переулок, свернула на Амурскую. На дочь губернатора ни один из них не обратил внимания.

Девушка в растерянности остановилась возле перил. Вот и встретились… Какой он странный! Весь в себе. Вовсе не думает о ней! «Так тебе и надо! Выдумала бог весть что, а ты ему и не нужна. Вот он весь в своей службе… Даже побриться не успел!» — губы Баленской трепетали.

И в этот момент на пороге появилась Полина Кирилловна. Анна Алексеевна с недоумением смотрела на соперницу. Ту словно кто подменил. Пренебрежительный и надменный взгляд пропал, его место заполнили растерянность и страх. По щекам купеческой дочери двумя тонкими ручейками текли слёзы. Руки нервно теребили ридикюль, совершенно не обращая внимания на то, что тот расстёгнут. Полина Кирилловна прошлась взглядом по сторонам, не задев Анну Алексеевну, отыскала свою коляску и резко махнула кучеру, чтобы тот приблизился к крыльцу. Из ридикюля высыпались какие-то мелкие предметы, но Полина Кирилловна на это не отреагировала. Мичурина уехала.

Как-то всё это странно, подумала Баленская. И то, что Белый, судя по всему, всю ночь провёл в присутствии Кнутова и незнакомца. И то, как выглядела Полина Кирилловна. И то, как все стремительно разбежались в разные стороны. Что-то во всём этом было тревожное, настораживающее.

Анна Алексеевна села в коляску и приказала править домой. К себе, в уют, подальше от всех непонятных бурь.

Белый взял господина Роганова под руку:

— Благодарю вас, Николай Афанасьевич!

Любители бильярда, и не только они, уже начали собираться в фойе театра. Игру назначили на семь часов вечера. А пока оставалось время, в помещении стоял гул: все обсуждали последние события, встряхнувшие устоявшийся мир городка. Среди гостей носились половые с подносами, на которых стояли бокалы с шампанским и рюмки с водкой: следовало угодить каждому. Олег Владимирович присмотрелся к публике и, к своему удивлению, среди гостей увидел грузную фигуру губернского полицмейстера. Быстро найдя глазами Кнутова, Белый кивнул в сторону Киселёва, но старший следователь только плечами пожал, мол, а я почем знаю, какого лешего он пришёл?

Роганов то и дело приветствовал гостей, одновременно отвечая советнику:

— Не стоит. Но вы можете мне пояснить, к чему такая спешка? Признаться, я был крайне удивлён предложениями господина Кнутова.

— А что вам не по нраву? — Олег Владимирович легко улыбнулся проходящей супружеской паре. — Видите, ваши соотечественники рады! Разве приносить людям радость — не есть счастье?

— Ой, только вот этого не нужно — отмахнулся Николай Афанасьевич. — Не забывайте, я живу в театральном мире, игру ощущаю до кончика ногтя. Вы напряжены. Ваши пальцы чересчур крепко в меня вцепились.

Советник разжал руку:

— Простите.

— Да мне-то что… А вы не станете принимать участие в игре?

— Отчего ж. Думаю с самим Кириллой Игнатьевичем соперничать. А что?

— Ого, молодой человек! — восхищённо произнёс директор театра. — Желание похвальное, однако я бы за вас не «примазывался»[10]. Мичурин игрок отменный. Редко кто у него выигрывал.

— А я бы, наоборот, Николай Афанасьевич, поставил именно на меня. Тёмная лошадка — солидный куш.

Роганов остановился, внимательно посмотрел на собеседника:

— Может, и рискнём! — неожиданно произнёс театрал и, обернувшись, воскликнул: — А вот и сам Кирилла Игнатьевич! — извинившись перед советником, он двинулся в сторону важного гостя.

Белый взял с подноса бокал с шампанским, развернулся к большому зеркалу на стене и, используя отражение, принялся наблюдать за купцом.

Кирилла Игнатьевич приехал на игру в дорогом костюме, в лаковых штиблетах, видимо, только что от цирюльника. Мичурин уверенно обвёл взглядом присутствующих, одновременно кивком головы со всеми здороваясь, после чего уделил внимание хозяину вечера. Белый отметил, как купец снял с подноса рюмку водки и махом опрокинул в рот, не закусывая. Малейшее движение руки, и возле Мичурина снова в заискивающей позе явился половой. Вторая рюмка водки.

Белый удовлетворённо кивнул и нашёл глазами Кнутова. Тот тоже смотрел в зеркало, но не на купца, а на советника. Сам Олег Владимирович не сделал из бокала ни единого глотка. Концентрация должна быть полной. Каждый жест. Каждое слово. Каждый взгляд. Пальцы слегка сжались в кулак. Сейчас Роганов должен рассказать Мичурину о том, что столичный чиновник Белый прямо-таки мечтает сыграть партию с самим Кириллой Игнатьевичем. И о нервозности заезжего гостя тоже должен помянуть.