Святой Лейбовиц и Дикая Лошадь - Терри Биссон

— Расслабься, брат. Больно?

— Не очень, — прошептал Крапивник. — Что ты сделала? Во мне словно что-то хлопнуло.

Какое-то время она продолжала поглаживать ему горло, затем оставила его и ушла в свою келью. Отец Му перекрестился. Заметив жест, брат Крапивник повторил его.

— Лучше никому не рассказывать, — пробормотал Поющая Корова.

Через три дня Крапивник заговорил в полный голос. Пошли разговоры. В течение недели сестра Клер вылечила воспаленный нарыв, грыжу, избавила от абсцесса в челюсти и предположительно от воспаления глаза. Все это могло бы пройти незамеченным, но когда она излечила от близорукости старого библиотекаря брата Обола и он четко увидел перед собой прекрасную женщину, которая сняла руки с его глаз, он издал восторженный вопль, за которым последовали такие громогласные изъявления благодарности, что они донеслись до ушей преподобного Абика.

Поющая Корова присутствовал в гостинице, когда аббат подошел к закрытым дверям кельи Эдрии.

— Я велел тебе не иметь дела с монахами!

— Я не имела дела с монахами.

— Кардинал Силентиа запретила твои фокусы с излечением.

Сестра Клер открыла двери.

— Прошу прощения, ваше преподобие, но она ничего не запрещала. И я не занимаюсь фокусами с излечением.

— Ты смеешь со мной спорить! Где твоя преданность религии?

— Вы предпочитаете, чтобы брат-библиотекарь остался полуслепым?

— Это моя ошибка, ваше преподобие, — вмешался отец Му. Он пошел на прямую ложь. — Это я послал его к ней.

— Что? — Олшуэн задохнулся от возмущения и был вынужден сделать паузу, чтобы взять себя в руки. — Пока ты здесь, ты ни на кого не будешь возлагать руки. Ты поняла?

— Да, ваше преподобие.

— Будешь ли ты повиноваться?

— Да, ваше преподобие.

Аббат перевел взгляд на Поющую Корову.

— Думаю, тебе как раз пришло время возвращаться домой.

— Благодарю, ваше преподобие, — и как только преподобный Абик удалился, он воскликнул: — Аллилуйя!

Сестра Клер улыбнулась.

— Когда поедете, сможете ли доставить письма мэру и моей семье? — спросила она.

Но Поющая Корова еще не успел уехать, когда у Эдрии появились раны. Приходя к мессе, она опускалась на колени на самых задах церкви, за колонной, где была скрыта от всех монахов хора. Отсюда она всегда могла первой покинуть церковь. Следуя за ней в гостиницу, Поющая Корова заметил темные пятна в отпечатках ее босых ног на песке. Когда она ступила на пол в гостинице, стало отчетливо видно, что ее следы окрашены кровью. Поющая Корова окликнул ее и спросил, где она так поранилась.

Юная монахиня остановилась, подобрала подол рясы и посмотрела вниз. Увидев то, что предстало ее глазам, она взглянула на отца Му. А когда она поднесла руки к лицу, он увидел, что и ладонь ее кровоточит. Эдрия казалась очень смущенной и растерянной.

— Кто вас поранил, сестра?

— Не знаю, — у нее дрожал голос. — Было темно. Думаю, что дьявол. На нем была такая же ряса, как на вас.

— Что? Кто-то в самом деле напал на вас?

— Это было как во сне. Помню молот… — Эдрия умолкла, глядя на него дикими глазами, потом кинулась в свою келью и заперла дверь. Поющая Корова слышал, как она молилась. Он пошел искать преподобного Абика, которого нашел в молитве перед деревянным Лейбовицем в коридоре.

— Она сказала, что это было как во сне, — рассказал аббату отец Му. — Но она думает, что там был кто-то с молотом, может, сам дьявол…

— Ее изнасиловали?

— Об этом она ничего не говорила.

— Пойдем. Ты говорил брату-фармацевту?..

— Он уже идет.

Когда они вошли в гостиницу, фармацевт уже был на месте. Дверь в келью Эдрии была открыта, сама монахиня распростерлась на лежанке. Едва они переступили порог, как фармацевт вытолкал их, вышел сам и прикрыл за собой дверь.

— Что у нее за раны? — прошептал аббат.

— Это раны Христовы, — тихо ответил медик.

— О чем ты говоришь?

— У нее раны от гвоздей. Рана от копья.

— Стигматы? Ты говоришь, что у женщины… м-м-м… у сестры могут быть стигматы?

— Да, она обрела их. Разрез на боку совершенно чистый. Раны на руках и на ногах окружены синевой. Она упоминала о молоте.

— Дьявол! — вырвалось у Олшуэна.

Он повернулся и выскочил из гостинички; Поющая Корова шествовал за ним по пятам.

— Да воздается! — он сплюнул. — Да будет покарано!

— Прошу прощения? Что вы имеете в виду, ваше преподобие?

— Я запретил ей пускать в ход свою силу исцеления. И вот как она мне ответила!

Те несколько секунд, что они шли к монастырю, Поющая Корова молчал, а затем покачал головой.

— Завтра я отправляюсь домой, ваше преподобие.

Аббат Олшуэн остановился.

— Без разрешения?

— Вы уже дали его. Помните?

— Конечно, — аббат повернулся на каблуках и в одиночестве пошел дальше.

Через несколько часов, когда брат Крапивник Сент-Мари пришел обсудить изменения в диете для больных, он нашел Абика Олшуэна лежащим на полу в кабинете. Правая нога у него не двигалась. Пытаясь заговорить, он издал лишь какое-то невнятное бормотание.

Брат-фармацевт пришел прямо в лазарет, куда Крапивник принес Олшуэна.

— У него удар, брат? — спросил Крапивник.

— Да, боюсь, что так.

В аббатстве, как полагалось, был приор, и отец Девенди немедленно появился в сопровождении Поющей Коровы. Крапивник вернулся на кухню.

Приор Девенди повернулся к приору Поющей Корове:

— Можешь ли ты попросить явиться ту сестру, которая излечивает?

— Ты знаешь о ней?

— Преподобный Абик передал мне рассказ матери Иридии. Я понимаю, что он был обеспокоен, но… ты же знаешь, что он может умереть.

— Я попрошу ее. Ты в курсе, что она… м-м-м… что она ранена? Брат-фармацевт рассказывал тебе?

— Нет, — вмешался фармацевт.

— Опиши ее раны отцу Девенди, — приказал ему отец Му. — Только не истолковывай их происхождение.

— Понимаю. Надо, чтобы у нее была какая-то обувь и чтобы она не ходила без бинтов.

Поющая Корова посмотрел на аббата. Преподобный Абик лежал с закрытыми глазами и мотал головой из стороны в сторону. Это ничего не означало. Му решился.

В кладовке он нашел пару маленьких сандалий. Они были очень старыми и, вполне возможно, когда-то принадлежали ему или какому-то другому мальчику-Кочевнику, которому стали малы. Он отнес их сестре Клер и сказал, что когда-то их носил Чернозуб. Она ничего не ответила, но без возражений надела их.

— Куда мы идем, отче?

— К преподобному Абику. Ты нужна ему.

Эдрия привыкла к подчинению и вышла, не спрашивая, почему она вдруг так понадобилась. Когда она прихрамывая вошла в лазарет и приблизилась к постели, преподобный Абик громко застонал и отпрянул от нее. Глаза его были широко открыты, а на лице застыла маска ужаса. Левой рукой он попытался прикрыть глаза, чтобы не смотреть Эдрии в лицо. Она остановилась и посмотрела на аббата.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});