Сигрид Унсет. Королева слова - Сигрун Слапгард

Она согласилась стать членом постоянного совета ПЕН-клуба вместе с секретарем Жюлем Роменом, а также Томасом Манном, Жаком Маритэном и Стефаном Цвейгом.

А еще раньше в этом же году к Унсет обратился Бенджамин Фогт. Они вместе со многими другими норвежцами, в том числе Карлом Юакимом Хамбру, решили основать общество «Свободная Норвегия». Ей предложили возглавить это общество. Сигрид Унсет согласилась. На первом же заседании Хамбру и Унсет выступили единым фронтом. Она буквально бросалась в омут с головой, чтобы выполнять самую важную, с ее точки зрения, миссию. Но больше всего она ненавидела торжественные и пышные ужины в свою честь, в честь нобелевского лауреата.

Зато в отеле «Маргарет» так приятно было отдыхать от шумных сборищ. Уилла Кэсер передавала ей рассаду, скромные апартаменты постепенно заставлялись горшками с комнатными растениями. Книг тоже становилось все больше. Берит переписывала доклады и статьи и уже порядком продвинулась с рукописью книги. Большая часть книги представляла собой материал из ранних статей, требовавших значительной переработки. Скромные трапезы в гостинице Унсет предпочитала званым обедам и ужинам. В свободные вечера они, как правило, садились, каждая в своем углу, и читали на сон грядущий. Сигрид Унсет ничего не имела против того, что ее секретарь и помощница на все руки — тихоня. «Берит такая славная, и она очень облегчает мне жизнь», — написала она Рагнхильд. Но она по-прежнему волновалась за Ханса, у которого дела складывались не лучшим образом. «Он ведь, к сожалению, привык к тому, что ему всегда помогали сдавать экзамены, он избалован частными уроками и тому подобным»[721].

Письмо от исследовательницы Средневековья Хоуп Эмилии Аллен оказалось нечаянной радостью. «Нас свела Марджери Кемп», — написала она позже Фредрику Поске[722].

Оказалось, что Хоуп Эмилия Аллен — почти ее сверстница и специализируется как раз на биографии Марджери Кемп. Эссе самой Сигрид Унсет о Кемп ту очень заинтересовало. В ответном письме Сигрид Унсет рассказала, что как раз незадолго до того, как разразилась война, ей поручили написать историческую книгу о женщинах: «Ты можешь себе представить, насколько прекрасным было это время — собирать материалы о монахинях, домохозяйках, проститутках и королевах, писать о средневековых женщинах, моде, ремеслах, еде и всем остальном»[723].

Обе они придерживались единого мнения: мистические идеи и учения Средневековья слишком мало изучены. В лице Хоуп Эмилии Аллен Сигрид Унсет обрела друга и единомышленника. Их объединял, кстати, интерес не только к истории, но и к долгим пешим прогулкам и походам. С ней Сигрид Унсет совершала такие дальние вылазки, на какие была способна только в ранней юности.

Католическая среда Нью-Йорка оказалась непривычной для нее. И снова благодаря Кнопфу она познакомилась с легендарной личностью, о которой она была наслышана, ей импонировали ее взгляды и произведения. Это была Дороти Дэй — религиозный философ. Год назад Унсет прочла ее автобиографию «От Юнион-сквер до Рима».

Не далее как в своем последнем докладе, прочитанном в Норвегии 6 апреля 1940 года, Сигрид Унсет очень высоко оценивала ее опыт служения и поиска собственного пути. Сейчас ей удалось повстречаться с Дэй недалеко от дома Кнопфа в Вестчестер-Каунти. Дороти Дэй трудилась на ферме и параллельно оказывала посильную помощь обитателям нью-йоркских трущоб. Бывшая коммунистка и прирожденный лидер, она произвела неизгладимое впечатление на Сигрид Унсет. Ей казалось, что Дороти Дэй излучает какое-то магическое сияние, как святая, и в то же время она серьезна и с ней легко общаться. «Я просто не могу на нее наглядеться, она нисколько не стремится хорошо выглядеть, и все же в своем простом, даже бедняцком платье она чудо как хороша. <…> Какое счастье, что, путешествуя по Америке, я встретила ее», — написала она Рагнхильд[724]. Сигрид Унсет собственными глазами видела, как она вручала бездомным уличным бродягам Нью-Йорка лопату и мотыгу и предлагала им работу на ферме в Вестчестере. Сигрид Унсет, в свою очередь, пригласила Дороти Дэй в скандинавское объединение католиков, «Лигу Святого Ансгара», хотя обе они не слишком-то вписывались в эту консервативную среду.

Со временем Сигрид Унсет наладила контакты и с другими ведущими католиками-радикалами, например с итальянским священником, отцом Луиджи Стурцо. Он в свое время ускользнул от Муссолини и включился в акцию по спасению евреев от преследований в гитлеровской Германии. Он возглавлял христианско-демократический союз «Люди и свобода», к которому в 1939 году примкнула и Сигрид Унсет. Сейчас он находился в США, и они скоро впервые должны были встретиться в Нью-Йорке. Стурцо, как и Дороти Дэй, активно участвовал в разных социальных акциях, он критиковал Сигрид Унсет за то, что она занимала непримиримую позицию по отношению к советским коммунистам. Христиане-демократы должны вести диалог с коммунистами, считал Стурцо[725]. Встречаясь с этими активными радикальными единоверцами, Сигрид Унсет неизменно вспоминала Хилера Беллока и героя своего романа «Гимнадения» Пауля Селмера.

Хоуп Аллен пригласила Унсет в Онейду, в свою маленькую общину, которая исповедовала коммунистические и христианские взгляды. Поселение находилось в пределах индейской резервации в штате Нью-Йорк, в трех часах езды на поезде вдоль Гудзона. Сигрид Унсет завершила свои 40 докладов для Лекционного бюро Ли и оставила стопку рукописных листов Берит для перепечатывания. А затем взяла багаж и спустилась к Пэнн-Стэйшн. На сей раз она отправилась отдохнуть в обществе «очень милой и славной почтенной дамы», своей ровесницы[726].

Хоуп Аллен родилась в колонии, где обитала одна из странных сект колонистов. Она по-прежнему жила в старом доме, принадлежавшем секте, и у нее сложились прекрасные отношения с соседями-индейцами. Хоуп Аллен «летает над землей, как кролик, — она мчится через лес, вверх и вниз по оврагам. Она может остановиться и прислушаться к пению птиц, она любит всякие редкие вещицы на этой земле, да я и сама являюсь одной из таких вещиц»[727]. Также их объединяла любовь к старым книгам.

В Онейде и в старом поселении Кенвуда обитала община, в которую входили разные семьи. Они очень сердечно принимали Сигрид Унсет. Поселенцы отвергали принцип семьи как проявление эгоизма и воспитывали всех детей сообща. Потомки основателя секты, которого они называли Отец Нойе, имели по несколько матерей, и многим рожденным в этой общине приходилось несладко, когда они оказывались в чуждом им мире. Они мечтали вернуться в свой замечательный дом, где жили их дети и внуки, проводили там выходные дни и праздники, несмотря на то что у них не было однозначных родственных связей. В письмах в Стокгольм Сигрид Унсет восторженно писала о Хоуп, об общине и о долгих прогулках. Она встретила родственную душу. Они гуляли по лесам и болотам, находили редкие растения, увлеченно беседовали о Святой Биргитте и о Вадстене, куда обе совершали паломничество. Сигрид Унсет делилась всеми этими впечатлениями с тем, кто лучше всех понимал ее, с Фредриком Поске: «[Хоуп] невероятно милая и славная, она в числе немногих, кто мне безоговорочно близок и дорог. <…> Из Кенвуда я всегда возвращаюсь домой искусанная комарами, в порванной одежде, ни одного целого чулка или платья <…>. Мы отправились вместе на север, плыли на лодке из Олбани вниз по Гудзону. Там так же красиво, как и в Осло-фьорде (красивее просто не бывает), и все же ничего более прекрасного я никогда не видела в целом мире»[728].

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});