Алая Вуаль - Шелби Махёрин

Селия. Он придет в себя.

— Одумается?

— Он больше всех хочет поймать Некроманта.

При его словах крест Филиппа словно потяжелел на моей шее, и я заставляю себя отвернуться от Жан-Люка. Возможно, со временем он поймет, что мы оба заслуживали большего, но сейчас это неважно. Это не может быть важно сейчас. Не сейчас, когда наш план в действии.

— Ты собираешься пригласить меня на танец?

Рид удивленно смотрит на меня, в уголках его рта играет улыбка.

— Вы хотите потанцевать, мадемуазель Трамбле?

— Конечно, хочу, мсье Диггори.

Приняв его руку, я позволяю ему провести меня на танцпол, а затем наклоняюсь ближе и шепчу:

— Будет очень жаль, если нас подслушают. — Как можно незаметнее я наклоняю голову в сторону вампиров, окружающих нас, и кладу свою свободную руку ему на плечо. — Нам нужно многое наверстать.

К счастью, он сразу же понимает, что я имею в виду, его глаза становятся отрешенными, когда он ищет закономерность. Его магия действует иначе, чем у Коко, иначе, чем даже у Лу, с тех пор как она стала Госпожой Ведьм. Он и остальные, подобные ему, способны видеть узоры вселенной и манипулировать ими; именно с помощью этих манипуляций Белые Дамы и Сеньоры Блан накладывают заклинания — они отдают частички себя, чтобы получить что-то взамен. Как сказал Филиппа.

Нельзя получить что-то просто так, Селия.

При мысли о сестре в груди снова поселяется знакомая тяжесть, и я отстраненно наблюдаю за тем, как Рид ищет нужное заклинание, его голубые глаза мелькают то слева, то справа. Он тоже знал Филиппу. На протяжении всего нашего детства он знал ее лучше, чем кто-либо другой, за исключением, пожалуй, Эванжелины и меня. Что бы он подумал, узнав о ее отношениях с Некромантом? Поймет ли он эту глубокую боль в животе? Неужели он тоже скорбит по ней?

Если я расскажу ему о ее тайне, он больше не будет горевать только о ней. Он будет оплакивать и ее память, и это было бы невероятным эгоизмом с моей стороны.

Не так ли?

— Я могу лишить их слуха, — пробормотал Рид через несколько секунд, — но я не смогу говорить во время нашего разговора. — Его глаза снова переходят на мои. — А мне нужно говорить?

Я должна объяснить ему план, так же как Михаль, Одесса и Дмитрий объясняют план остальным. Это моя работа — объяснять план. Мы думали, что будет лучше, что это привлечет меньше внимания, что мы будем разделять и властвовать на танцполе, а не собираться в углу и шептаться. И все же…

— Возможно, будет лучше, если ты будешь молчать.

Он хмурится, но, не говоря ни слова, щелкает запястьем по моей талии. Когда нас окутывает аромат магии, он кивает, чтобы я продолжала. Я открываю рот, чтобы рассказать ему о нашей ловушке, о том, как Бо привел меня на северный балкон, но слова выходят совсем другими.

— Ты помнишь… те последние несколько лет жизни Филиппы?

Что бы Рид ни ожидал от меня услышать, это было явно не то. Он хмурится, изучая мое лицо, но все же кивает, смысл его слов ясен. Да, я помню.

— Она была… отстраненной, почти затворницей, и я не раз ловил ее, когда она тайком уходила из нашей детской, всегда в темноте. Я знаю, что и к тебе она относилась по-другому. — Его руки незаметно сжимаются, отводя меня от него, а затем возвращая обратно. Инстинктивно я понимаю, что он вспоминает то же самое, что и я: когда они разговаривали в последний раз, Филиппа назвала его свинорылым солдафоном и выбежала из дома. Прежде чем я успеваю передумать, я говорю: — Рид, я думаю, у нее был роман с Некромантом.

Он слегка отшатывается в шоке, его глаза сужаются.

— Конечно, она могла и не знать, что он Некромант, но они оба были как-то связаны, — беспомощно говорю я. — Они планировали сбежать вместе, и я просто не могу… Я не знаю, как… — Я делаю глубокий, вздрагивающий вдох. — Я не понимаю, как она могла связываться с таким человеком. Как она могла любить его. — Затем — потому что он не может говорить, а я могу, потому что никто из нас не может ничего сказать по-настоящему — Ты тоже знал ее. Ты знал ее. Ты никогда не подозревал, что она может сделать что-то подобное? Неужели я просто… неужели я упустила это, Рид? Я вообще ее знала?

Слишком много вопросов, с ужасом понимаю я. Он не сможет ответить на все.

Сжав мою руку, Рид заключает меня в сильные объятия, и вместе с этим — невероятным образом — напряжение во всем моем теле спадает. Я задыхаюсь от рыданий. Прошло… очень много времени с тех пор, как кто-то обнимал меня вот так, не как друг или любовник, а как семья. Как брата, сестру, брата. Тот, кто знает меня, по-настоящему знает, и понимает мою боль, смятение и вину, потому что он тоже это чувствует.

Но это еще не все.

— Знаешь, ты ранил мои чувства, — тихо говорю я ему, когда мы отстраняемся друг от друга. — Вы все это сделали. То, что я подслушала в комнате для переговоров, — я не заслуживаю такого обращения, Рид. Никто не заслуживает, чтобы с ним обращались так, будто его мысли, чувства и переживания не имеют значения, особенно самые близкие друзья. — Несмотря на слова, в моем голосе нет ни обвинения, ни порицания, и, к моему удивлению, я больше не чувствую гнева. Возможно, потому что это больше не конфронтация. Это констатация факта. — Я не второстепенный человек.

Рид резко прекращает танцевать, прямо посреди пола, и сжимает мои плечи, наклоняясь, чтобы посмотреть мне прямо в глаза. Я знаю, произносит он, выражение его лица торжественно и полно сожаления. Мне жаль.

Вокруг нас другие пары продолжают раскачиваться и кружиться, но Михаль и Лу следят за нами уголками глаз. Остальные тоже закончили свои обсуждения, явно ожидая, когда мы с Ридом перейдем ко второму этапу нашего плана. К самой ловушке.

Прижимаясь к щеке Рида, я шепчу:

— Я прощаю тебя. А теперь… вот что мы сделаем.

Глава 47

Ловушка

Полчаса спустя мы с Бо стояли, прижавшись друг к другу, против ветра на самом северном балконе бального зала. Под нами раскинулся причудливый внутренний двор, частично скрытый двумя древними дубами, как и говорил Михаль. Один из них вырос над каменной балюстрадой, его ветви тянутся к замку, а другой скрывает от глаз остальную