Багряная игра. Сборник англо-американской фантастики - Майкл Муркок

И потому Паяцу приказали явиться к Тиктакщику. Это требование передали по всем каналам связи. Паяцу предписывалось прибыть ровно в 19:00. Они ждали его, ждали, ждали, но Паяца и след простыл. Потом, в половине одиннадцатого, он все же объявился в другой части города, спел песенку о том, как прекрасна лунная ночь в каком-то никому не известном Вермонте, и снова исчез. А они-то все это время ждали его, вместо того чтобы заниматься тем, что им вменялось по плану. Весь распорядок полетел к чертям. Вопрос оставался без ответа: кто же он такой — Паяц?

Хотя подразумевался под этим вопросом, конечно, другой, более важный: как мы дошли до того, что смех, кривлянье и болтовня какого-то придурка плюс леденцы на сто пятьдесят тысяч долларов выбивают из колеи всю экономику и культурную жизнь государства?

Леденцы, господи ты боже мой! Бред какой-то! Где это он раздобыл столько денег (они точно знали, что на покупку леденцов ему потребовалось сто пятьдесят тысяч долларов, поскольку специальная Группа Экспертов, получив приказ, оцепила тротуары, собрала все до единого леденцы, подсчитала их количество и, произведя необходимые расчеты, определила их стоимость. Это задание выбило Экспертов из графика основной работы по крайней мере на день.)? Леденцы! Ле-ден-цы?.. Погодите-ка... Секундочку (надо будет потом наверстать)... Так ведь леденцов не выпускают уже лет сто... Где он их достал?

Хороший вопрос. Но скорее всего ответа, который удовлетворил бы вас, вы на него не получите. Но ведь на свете так много вопросов без ответов, не правда ли?

Продолжение вам известно. А вот начало. Итак.

Все по расписанию. День за днем, год за годом: 9:00 — просмотр утренней корреспонденции. 9:45 — встреча с правлением плановой комиссии. 10:30 — обсуждение дальнейшего совершенствования подбора кадров с Дж. Л. 11:45 — молитва о ниспослании дождя. 12:00 — ленч. И так далее.

— Сожалеем, мисс Грант, но собеседование было назначено на 14:30, а сейчас уже пять. Жаль, что вы опоздали, но мы не можем идти против правил. Приезжайте поступать к нам в колледж через год... И так далее.

Пригородный поезд отправлением в 10:10 следует с остановками в Грейсхейвене, Гейлсвиле, Тонаванде, Джанкшене, Селби и Фэрнхарсте, минуя Индиана-Сити, Лукасвилл и Колтон, где останавливается только по воскресеньям. Экспресс в 10:35 останавливается в Гейлсвиле, Селби и Индиана-Сити, кроме воскресений и праздников. В эти дни он останавливается в... И так далее.

— Я не могла ждать, Фред. В 15:00 мне нужно было быть у Пьера Карттена, а ты обещал встретить меня под вокзальными часами в 14:45. Тебя не было, вот я и ушла. Ты всегда опаздываешь, Фред. Если бы ты пришел вовремя, мы успели бы все обговорить, а так мне пришлось оформлять заказ самой.

«Уважаемые мистер и миссис Эттерли! Доводим до вашего сведения, что мы вынуждены будем отчислить вашего сына Джеральда из школы, если только вы не изыщете более действенных способов предотвратить в дальнейшем его постоянные опоздания на занятия. Безусловно, ваш сын образцовый ученик, он великолепно успевает по всем предметам, но постоянство, с которым он попирает школьные порядки, делает невозможным его пребывание в системе, предполагающей нахождение учащихся в определенном месте в строго обусловленное время». И так далее.

ВЫ БУДЕТЕ ЛИШЕНЫ ПРАВА ГОЛОСА В СЛУЧАЕ НЕЯВКИ ДО 8:45.

Мне неважно, какой будет сценарий. Лишь бы он был готов к четвергу.

ОТПРАВЛЕНИЕ В 14:00.

Вы опоздали. Мы взяли на работу другого. Искренне вам сочувствуем.

ВВИДУ ДВАДЦАТИМИНУТНОГО ОПОЗДАНИЯ ВАША ЗАРПЛАТА УРЕЗАНА.

Господи, который час? Мне надо бежать!

И так далее. И так далее. И так далее. И так далее далее далее далее далее тик так тик так тик так, и в один прекрасный день уже не время служит нам, а мы ему. Мы становимся рабами инструкций, солнцепоклонниками, живущими от восхода до заката, потом привыкаем к жизни, основанной на ограничениях, ибо система прекратит функционировать, если мы перестанем неукоснительно придерживаться этих ограничений.

Так продолжается до тех пор, пока опоздание из обычной оплошности не превращается в грех. Потом оно становится преступлением. И за это преступление начинают карать:

«Канцелярия Главного Хранителя Времени извещает о том, что до 00 часов 00 минут 00 секунд 15 июля 2389 года каждый гражданин обязан представить в Канцелярию для проверки свои карточки времени и кардиоплаты. В соответствии со статьей 555-7-СГХ-999, отменяющей индивидуальное время, все кардиоплаты будут приведены в соответствие с...»

Короче говоря, они изобрели способ влиять на продолжительность жизни. Если кто-то опаздывал на десять минут, эти десять минут вычитались из его жизни. Часовое опоздание сокращало жизнь на час. Если же вы совершали опоздания слишком часто, то у вас имелись все шансы в один прекрасный день получить уведомление Главного Хранителя Времени о том, что отпущенное на жизнь время истекло и «в понедельник, в полдень, вы будете отключены. Пожалуйста, к этому сроку приведите в порядок все свои дела, сэр».

Так при помощи простой научной уловки (все научные исследования проводились непосредственно в ведомстве Тиктакщика и были строго засекречены) Системе была обеспечена устойчивость. Целесообразность подобных действий не подвергалась сомнению. В конце концов это — проявление патриотизма. Инструкции должны исполняться. Ведь война на дворе!

Но разве война не длилась вечно?

— Какая мерзость, — сказал Паяц, когда прекрасная Алиса показала ему его изображение на листовке с надписью «Разыскивается». — Омерзительно и в высшей степени неправдоподобно. Времена головорезов в конце концов давно прошли. И вдруг — «Разыскивается»!

— Знаешь, — заметила Алиса, — с праведным гневом ты переигрываешь.

— Прости, пожалуйста, — смутился Паяц.

— Не трудись извиняться. Ты всегда говоришь «прости». На тебе такая большая вина, Эверетт! Если бы ты знал, как это меня печалит.

— Прости, пожалуйста, — повторил Паяц и, спохватившись, поджал губы. На его щеках мгновенно обозначились ямочки. Он совсем не то хотел сказать. — Мне надо идти. Я должен сделать что-нибудь.

Алиса грохнула кофейником по столу.

— Ради Бога, Эверетт, ты можешь хоть одну ночь остаться дома? Неужели так необходимо бегать по улицам в этом гнусном шутовском наряде и раздражать народ?

— Я... — он оборвал себя на полуслове, нахлобучил тихо позвякивающий колокольцами шутовской колпак на рыжую шевелюру, встал из-за стола, сполоснул чашку и сунул ее в сушилку. — Мне надо идти.

Алиса ничего не ответила. Зажужжал телефакс, она вынула из него лист бумаги, пробежала глазами и швырнула на стол. — Про тебя, конечно. Посмешище...

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});