Котировка страсти или любовь в формате рыночных отношений - Горовая Ольга

— Понимаю. Как тут не поймешь, когда сам, как последний параноик, хожу и в каждый угол заглядываю. Все жду, что этот наш неуловимый, откуда-то выпрыгнет, как чертик из табакерки. И ведь, что самое плохое — не знаешь, чего от него ждать. Кто? Зачем?

Борис взъерошил короткие волосы на затылке и пожал плечами, стараясь размяться.

Лихуцкий неопределенно хмыкнул, соглашаясь.

— Я не смог его отследить до конца, но есть еще пара вариантов…

Он замолчал, увидев, что Никольский перестал его слушать и, вообще, смотрит в другую сторону, как-то напряженно подобравшись и нахмурившись.

— Что? — Виталий проследил направление взгляда Бориса.

На парку у здания въехал какой-то внедорожник.

— Это машина Карины. — Никольский подошел к краю крыльца.

— И что? — Не понял Лихуцкий.

— Я не вижу машины охраны. — Резко огрызнулся Борис, уже вытянув мобильный и начиная кому-то звонить. — Черт, занято!

Набирая опять чей-то номер, Никольский начал спускать по ступеням. Снова чертыхнулся. Мельком глянул на дисплей и выбрал другой номер. Лихуцкому не оставалось ничего другого, как следовать за ним.

— Алексей! Где вас черти носят, почему Карина одна? — Резко и гневно начал вычитывать Борис кому-то в трубке, видимо дозвонившись. — Ясно. Александр? Дозвонился? Да, кто-то вышел навстречу…

Прислушиваясь краем уха к разговору Бориса с подчиненными, Лихуцкий продолжал спускаться следом, издалека наблюдая, как женщина, видимо, Карина, вышла из автомобиля. Сумерки, да и расстояние метров в триста до парковки, не давали рассмотреть все отчетливо. Навстречу ей, действительно, кто-то шел от будки охранника.

— Ты уверен, что сегодня Сашкина смена? — Продолжал разговаривать Борис, наблюдая, как и Виталий. — Что-то я не узнаю охранника… Твою мать!

Никольский вдруг сорвался с места и помчался к парковке, и Виталий, с такой же скоростью последовал его примеру.

Сумерки не давали рассмотреть, отчего замерла Карина и что в руках у приближающегося к ней человека. Но то, как он вскинул руку, сомнений не оставляло. Незнакомый Борису охранник, направил на жену Соболева пистолет.

— Всех собери сюда! К зданию! — На бегу проорал Никольский в трубку.

Сунул ту в карман и, продолжая бежать, вытащил из наплечной кобуры пистолет. Виталий искренне пожалел, что не додумался взять свой.

— Мать твою! Нормально не прицелиться. — Никольский сплюнул, видимо, наблюдая за тем, как нападающий прижал Карину к себе, словно прикрывшись, и потащил в сторону забора.

Им не оставалось ничего, кроме как заставить себя еще больше увеличить скорость.

Ни на ругательства, ни на сожаления, даже на крик сил не было. Время не поджимало, гнало их вперед, заставляя забывать обо всем другом. Адреналин гнал кровь по сосудам с бешеной скоростью, стуча пульсом в ушах. И Лихуцкому оставалось надеяться, что это не отсчет последних секунд жизни женщины, которую мужчина, так долго им преследуемый, тащил сейчас в тень. Но он слишком много знал, чтобы доверять надежде.

Глава 31

Она не слышала ничего, кроме собственного частого испуганного дыхания и стука крови в ушах. Дышать было неимоверно тяжело из-за захвата пальцев этого мужчины на ее горле, и из-за собственной паники, окатывающей ее тошнотой. Ноги путались, и Карина то и дело сбивалась с шага, не понимая в сумерках, куда он ее тянет, пока не увидела впереди, сразу за ограждением, в котором кто-то проделал дыру, темную тень машины.

Мужчина злился из-за ее медлительности, и грубо, настойчиво толкал Карину вперед. Впрочем, это, скорее, тормозило обоих. Но ей ли жаловаться на отсрочку?

А потом он зачем-то оглянулся и, грубо выругавшись, с размаху ударил ее прикладом пистолета по лицу, попав по подбородку. Голову пронзила ужасная, мучительная боль.

— Шевелись, шлюха. Шевелись, или я…

Из-за боли, которая продолжала пульсировать, ломить в висках и челюсти, она практически не слышала и не понимала его слов. Только видела искаженное злобой, похотью и яростью лицо этого животного.

Тогда он толкнул ее вперед что было силы, видимо, рассчитывая протолкнуть сквозь дыру в ограде.

Оглушенная, потерявшись в пространстве, Карина, не удержавшись, споткнулась о кусок металлической решетки и упала.

А вот выстрел она услышала.

Только сначала не поняла, что это такое, даже, непроизвольно, глянула на небо, почти уверенная, что это был раскат, предвещающий скорое начало грозы. И только увидев, как скривилось от боли лицо ее похитителя, как он зажал плечо рукой, в которой держал пистолет, а за его спиной — рассмотрев кого-то, кто бежал в их сторону, поняла, что у нее есть шанс. И кто-то спешит ей на помощь.

В этот момент сознание, получив хоть какой-то стимул, так же, как и сотни раз до этого, заставило тело встряхнуться, двигаться. Она дернулась в бок, не обращая внимания на резкую боль в бедре и то, что напавший на нее мужчина направляет пистолет в ее сторону. Если резко наклониться и…

Звук нового выстрела разорвал напряженную тишину. Где-то, рядом с нападающим, врезалась в забор очередная пуля.

А вслед за этим завыли сирены, мигая синими огнями на автомобилях охраны Соболева, завизжали тормоза машин, въезжающих на стоянку.

Мужчина выругался.

— Убью, тварь. Я еще тебя убью. — Пообещал он, нырнув в дыру забора.

Через секунду там взревел двигатель, и темная масса припаркованной машины рванула с места.

Но Карине стало не до этого. Тело оцепенело, мышцы сковало от непомерного напряжения и еще не осознанного, но уже охватившего ее опустошенного облегчения. Кто-то пронесся мимо, влетев в дыру, видимо, надеясь догнать нападавшего. А совсем рядом с Кариной, на асфальт, на который, оказывается, она упала, отползая от забора, рухнул коленями Никольский.

— Карина?! Карина, с вами все в порядке? Он ранил вас?

Борис протянул руки, видимо, собираясь поддержать ее, или, может, проверить наличие ранений. Но Карина дернулась, сжавшись, каждой клеточкой стремясь избежать прикосновения. И заставила себя встать. Пусть неловко, совсем не изящно. Но самостоятельно. Мышцы начали мелко, противно дрожать и ей пришлось собраться в кулак все свои силы, всю волю, чтобы подавить эту предательскую дрожь. А потом она распрямила спину, расправила плечи и посмотрела на Никольского спокойно и отрешенно.

— Все нормально. — Голос был почти обычным. Только очень тихим. Кажется, она шептала, ну да ничего. — Я только поцарапалась об ограду. Больше ничего. Со мной все хорошо.

Борис, напряженно рассматривающий ее лицо в отраженных отсветах мигалок и фонарей, казалось, не особо поверил. Более того, его взгляд, осматривающий ее лицо, был полон явного сострадания и чувства вины. Черт. На лице, наверняка, опять синяки. Челюсть до сих пор пульсировала после удара пистолетом.