Демидовы: Столетие побед - Игорь Юркин

Оказывается, у Прокофия в это время существовал в Туле «огород». (Этим словом в России XVII, а часто и XVIII века называли не только собственно огороды, но и сады. Именно его, как правило, использовал Петр I, большой любитель садовых затей. Существовали также специальные «аптекарские огороды», в которых выращивали лекарственные растения.) Как следует из контекста, в тульском огороде произрастали растения, среди которых были и нужные Амману. В оранжерее Прокофий их не держал (существовала ли она — из текста не ясно, но это слово он употребляет), что понятно — вызвавшие интерес растения были скорее всего местными дикими формами. Отвечая на письмо в марте, Прокофий, естественно, не располагал живыми растениями, лишь обещал: «что Бог зде-лает впредь, то я с радостию моею пришлю в предбудущую осень». Сразу он выполнил заказ лишь по одной позиции: отправил ботанику два листа «натуралной гербарии» чемерицы черной[957] — однолетнего травянистого ядовитого растения, используемого в медицине. Послал «третей листок написанной, как он ростет натурално», то есть, надо понимать, рисунок. Послал и семена, причем отметил, что из-за дождливой осени «збирал их с великим трудом». Обратим на это внимание: сбор семян производился осенью, скорее всего до письма Аммана, — стало быть, Прокофий интересовался этим растением независимо, сам по себе. Убеждаемся в этом, обнаружив в письме информацию о типе почвы, наиболее подходившей для растения: «Землю любят они полевую, хорошую и чорную, а в черноземе оне, по моей пробе, не растут»[958].

Итак, у Прокофия имелся «огород» (читай — сад), в котором он выращивал дикорастущие растения (в том числе лекарственные), экспериментируя при этом с грунтом; он, возможно, уже имел оранжерею, он собирал семена и создавал гербарий, он зарисовывал (не обязательно сам) растения… Не имея сведений об объеме и качестве этой работы, можем тем не менее уверенно заключить: Прокофий проявлял интерес к ботанике и осваивал практические приемы собирания и изучения растений.

Итак, первый достоверно известный сад Прокофия — тульский. Сведений о нем очень мало. Мы не знаем, где находился «огород», отмеченный в письме Амману, не знаем, был ли он единственным.

Сохранились поздние упоминания о двух тульских садах, которые можно связать с именем Демидовых. Составленная в 1779 году при покупке в казну Тульского их завода опись коротко упоминает находившийся здесь «сад, во оном саду три древа кедровых, округ оного саду огорожено, половина решеткою, а другая забором ветхим»[959]. Любопытны по счастливой случайности попавшие в документ «три древа кедровых» — ботанический привет демидовской Туле с демидовского Урала.

Еще один сад — у дома Демидовых в Оружейной слободе — видим на плане тульского Заречья конца XVIII века[960]. Думаем, что он был сравнительно небольшим. Об этом говорит размер участка, принадлежавшего когда-то Никите Демидову, — едва ли тот был больше, чем у зажиточных соседей по слободе. Войдя в силу, Демидовы, прикупив соседние дворовые места, его расширили, но очень большим он, полагаем, и после этого не стал (иначе этот «неформат» оставил бы след в планировке участка и в последемидовское время). Возможностей для размещения сада близ завода имелось больше.

И все же относительно невелики были, похоже, оба тульских сада. По сравнению с тем, чем обладал в то время Григорий, — нечто довольно скромное[961]. (Впрочем, трудно сказать, насколько сведения о тульских садах в документах последней четверти XVIII века отражают положение дел, каким оно было в 1730-х — начале 1740-х годов. Единственное, о чем они позволяют говорить точно, — место, где находились когда-то сады.)

По-настоящему развернулся Прокофий в Москве. Здешний его сад был известен современникам значительно больше, чем Соликамский брата, — и потому, что был на виду, и потому, что со смертью Григория первый пришел в упадок. В историю и топографию Москвы демидовский сад вошел под названием Нескучного.

Начало ему было положено еще в годы раздела. Сад был заложен не позднее 1756 года на высоком берегу Москвы-реки близ Калужской дороги. Природный профиль берега для его устройства показался неудобным. В течение двух лет 700 человек осуществляли вертикальную планировку, перемещая землю и формируя террасы, что позволило придать участку «правильную фигуру амфитеатра». Его образовывали пять уступов разной ширины и высоты длиной приблизительно 200 метров. Площадки соединяли лестницы с металлическими ступенями.

Верхнюю террасу занимал двор с обширным каменным жилым домом — трехэтажным, с одиннадцатью окнами по фасаду в каждом этаже, решетками вдоль балкона и крыши, с лестницей парадного входа по центру. Этот дом в перестроенном виде сохранился; сейчас это старое здание Президиума Российской академии наук.

За металлической решеткой раскинулись террасы, занятые садом. Заложив сад первоначально как плодовый, Прокофий позднее его перепрофилировал, определив «для одной ботаники». Первая терраса была узкой — чуть больше 20 метров. На ней размещались гряды для луковичных растений и «как бы зверинец для кроликов, кои здесь и зиму сносят на открытом воздухе». Здесь же были возведены каменные стены для защиты от непогоды особо нежных плодовых деревьев и устроен парник для ананасов. Узкой была и следующая терраса, занятая грядами и горшками с однолетними («годовыми») и многолетними («переннисами») растениями, в том числе кустарниками. За каменной стеной росли плодовые деревья. Рядом были устроены две длинные, больше 80 метров, кирпичные оранжереи. В одной выращивали виноград, в другой зимой держали многолетние растения, весной ею пользовались «для рощения семян». На третьей, более широкой площадке размещались три оранжереи, в том числе одна для пальм и других деревьев и «сочных» растений из теплых стран. Зимние оранжереи находились и на четвертой площадке. Самой большой была пятая площадка, продолжавшаяся до берега Москвы-реки. На ней располагались оранжереи, большой пруд и обсаженный деревьями птичник. Одно время в нем содержались редкие животные, выписанные из Англии и Голландии, позднее его заняли исключительно редкие «иностранныя птицы из роду кур и уток».

Современники отмечали высокое качество и отличное состояние собранной в демидовском саду ботанической коллекции. Посетивший московский сад Прокофия в начале 1880-х годов П.С. Паллас рассказ о том, что в нем «особливого удивления достойно», начал с указания на уникальное «по числу и по редкости собрание иностранных дерев, ежегодно с великим иждевением умножаемое»[962].

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});