Капкан для провинциалки - Фредди Ромм

Когда он пришёл в себя от печальных размышлений, вокруг не было никого, кроме Антона и Андрея, таких же неподвижных и тихих, как и он. Потому что есть такие минуты, когда нет смысла в словах утешения. Нужно просто постоять рядом и помолчать.

– Спасибо, ребята, – тихо произнёс Зелинский. Лебедев и Кароль не шелохнулись, словно и не услышали. Внезапный звонок мобильного телефона заставил майора вздрогнуть. Он вынул аппарат и включил связь:

– Майор Зелинский слушает!

– Товарищ майор! – услышал он возбуждённый голос. – Это говорит Артур Малахов, помните? Вы меня приняли за бритоголового! Сегодня мне снова звонил этот негр – как его зовут – не помню, и предлагал работу!

Майор насторожился:

– Что за работа?

– Мы с ребятами должны будем перевезти какие-то мешки!

Зелинского бросило в жар.

– Спасибо, Артур. Очень важная и интересная новость.

Олег

Антон уселся у окна с таким видом, будто попал сюда случайно, когда шёл в туалет. Может, он и прав, не стоит ему светиться, пока нет ясности, как быть с допрашиваемым, свидетелем по делу о многочисленных убийствах, совершённых Спецом. Сейчас сюда войдёт Михаил Евгеньевич Овсянников, брат Спеца. На него мы вышли благодаря Бухгалтеру. Знает ли Овсянников-младший, что вытворяет его братишка? Сейчас выясним.

Стук в дверь.

– Войдите!

– Извините, у меня повестка к майору Зелинскому…

– Это я. А вы – Михаил Евгеньевич Овсянников?

Вопрос риторический, игра в дурочку. Я не хуже родной матери Овсянниковых знаю, кто сейчас передо мной. Однако небольшая маскировка никогда не вредит.

– Да, это я.

– Можно видеть ваш паспорт?

– Да, вот.

Я смотрю паспорт Овсянникова, а краем глаза – на Антона. Он сидит, словно кот, выслеживающий птичку: внешне – воплощённая апатия и безразличие, но под ними скрывается готовность моментально ринуться на зазевавшуюся мишень.

– Присаживайтесь, гражданин Овсянников. Вам известно, по какому делу вы вызваны?

Стараюсь говорить как можно скучнее и зануднее. Чем более занудным или даже глупым выглядит следователь, тем эффективнее допрос.

– Нет, не знаю.

– По делу о серии убийств, включая гибель трёх сотрудников милиции.

Глаза Овсянникова становятся большими, в них читается изумление. Искреннее или наигранное?

– Товарищ следователь! Я…

И он умолкает. Я его не тороплю, пусть подумает и скажет, что же «он».

– Товарищ следователь, я не понимаю, почему я…

– Вы брат Дмитрия Евгеньевича Овсянникова?

– Да, – кивает он покорно.

– Вам известно, чем занимается ваш брат?

– В каком смысле?

– В смысле работы.

– Он частный детектив.

Ах, вот как, интересная легенда. Спец рисуется коллегой Андрея, которого пытался убить.

– Вы видели его лицензию?

– Я? Зачем мне лицензия?

– То есть вы её не видели. Тогда почему считаете, что он говорит правду?

Мой собеседник вскакивает с места:

– Я же вижу! У него опасная работа! И потом, он рассказывает о своих операциях.

– Гм, Михаил Евгеньевич, не всякая опасная работа сопряжена с частным сыском. А что вам рассказывает брат?

В глазах Овсянникова мелькает недоверие и напряжение. Что он мне не доверяет – естественно. Но чем это вызвано – страшилками, которые рассказал брат? Или нежеланием открывать мне семейную тайну?

– Он мне рассказывал о некоторых операциях против воров, бандитов, коррумпированных милиционеров, – медленно, словно взвешивая каждое слово, произносит Овсянников.

– Вы считаете, что частные детективы расследуют коррупцию в милиции?

– А что, им это запрещается?

О, с какой презрительной интонацией это произнесено! Похоже, Михаил Евгеньевич и меня записал в коррупционеры.

– Да в общем, для этого существуют иные организации. Вы знакомы с Уголовно-Процессуальным кодексом?

– Нет. А зачем? Это пустая формальность. Все эти кодексы используются коррупционерами, чтобы обманывать народ.

– Михаил Евгеньевич, это акт, имеющий силу закона. А ваш брат тоже считает, что в борьбе с коррупцией не имеет значения, что говорит закон?

– Не знаю, спросите у него.

– С удовольствием, Михаил Евгеньевич. Где мы можем его найти?

– Не знаю.

Отвечает так быстро и резко, что становится ясно: врёт.

– Как же так? Не знаете, где найти родного брата?

– Да, вот представьте себе. Но если хотите, могу передать ему, чтобы связался с вами.

– Где его найти, не знаете, но передать ему можете?

– Не ловите меня на слове. У него опасная работа, он мне сам время от времени звонит… приходит ко мне.

– У него настолько опасная работа, что он скрывается от родного брата?

Я, конечно, утрирую, но мне нужно сбить Овсянникова-младшего с его продуманной, расчётливой позиции.

– Опасная. На днях я вынул из него три пули, и это не впервые.

Пусть я садист, но меня это радует. Значит, я всё-таки попал в этого мерзавца.

– Если не секрет, куда он был ранен?

– Извините, не помню.

– А вас не удивляет, что он обратился к вам, а не в больницу?

– Не удивляет. В больнице его могут убить.

– Кто – врачи-отравители?

Моя ирония невольна, но к месту. Овсянников уже начинает горячиться, а мне нужно, чтобы он кипел яростью.

– Всё везде куплено! Врачам могут заплатить, чтобы они убили моего брата, а ещё бандиты могут просто пройти мимо персонала!

– А почему вы не работаете по специальности – из-за того, что всё везде куплено?

– Да. Только не пытайтесь меня уверить, что если я поймал за руку врача-взяточника, а ему ничего не сделали, зато меня уволили, то виноват я.

Это уже интересно. В тех материалах об Овсянникове-младшем, которые я видел, о таком факте нет речи.

– Расскажите об этом подробно, пожалуйста.

Овсянников смотрит на меня с удивлением, пожимает плечами, неохотно начинает:

– Это был лет пять назад. Нашему главврачу дали взятку, чтобы его подчинённые прописывали больным дорогие лекарства, даже если они им не нужны.

– Вы имеете в виду – тех больных, которые платят за своё лечение?

– Да, конечно, особенно если они прошли операцию.

– И кому вы об этом рассказали?

– Всем в больнице.

У меня глаза лезут на лоб от изумления. Неужели мой собеседник не знает, кому следует рассказывать о фактах взяток? Ах, да, он же уверен, что всё куплено и только народ честен.

– И вас после этого уволили?

– Да. Будете уверять, что я сам виноват?

– Буду, Михаил Евгеньевич. Почему вы не пришли к нам? Это ваш гражданский долг.

– Я вам не верю.

– Вы так хорошо меня знаете?

– Я не верю милиции.

– Вы верите только своему брату?

– Я верю народу.

– А милиция, по-вашему, не из народа берётся? А откуда?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});