Еврейская сага - Пётр Азарэль

кожаных меню.

— Вы будете довольны, господа, — сказал он и вернулся за стойку бара.

Они позвали официанта и заказали овощной салат и стейк с жареным картофелем и чай с бисквитами. Всё было вкусно, красиво сервировано и стоило, к их удивлению, не дорого.

На город опустился вечер. На тёмном небе кое-где появились звёзды, предвещая прохладную ночь. Они прогулялись по улице и направились домой. Весь Чикаго сиял тысячами огней, и с балкона небоскрёбы казались упавшими с глубин космоса скоплениями звёзд.

Давид вернулся в комнату, подошёл к телефону на полочке и набрал номер в Нью-Йорке.

— Вика, привет.

— Привет, папа. Как добрались?

— Прилетели благополучно. Нас встретил парень из наших эмигрантов и привёз домой. Мы на шестом этаже. Вид отсюда роскошный. Красота неземная.

— Замечательно. А как вы питаетесь?

— Были в кафе. Тут недалеко. Вкусно поели.

— Но вы же не можете это делать всё время?

— Конечно, нет. В холодильнике кое-что есть, о нас позаботились. Но мы пока не разобрались, что там. Завтра пойдём в супер, купим продуктов на неделю и начнём обустраиваться.

— Маме нравится?

— Очень. Только скучно. Нужно налаживать отношения, знакомиться с людьми. Чикаго — не Москва, дочка.

— Но у вас это прекрасно получается, папа.

— Надеюсь, Вика, всё будет хорошо.

Давид положил трубку, взял записную книжку, нашёл в ней номер Бланка.

— Фима, здравствуй.

— Давид? Ты где?

— В Чикаго, сегодня прилетели.

— Назови адрес. Я завтра часов в одиннадцать подъеду.

— Пиши.

Давид Самойлович продиктовал название улицы, номер дома и квартиры.

— Прекрасно, я записал. Привет вам от Фани.

— Спасибо, Фима. Ей тоже привет. Я рад тебя слышать, дружище.

— А я просто счастлив. Спокойной ночи.

Давид учился с Фимой в одном классе, и их мальчишеские отношения переросли со временем многолетнюю дружбу. Они вместе окончили школу с серебряными медалями и поступили в Бауманку. Потом Фима устроился на работу в научно-исследовательский институт. Но защититься там ему не дали и в конце семидесятых годов он эмигрировал в Соединённые Штаты, где сумел сделать карьеру в расположенной в Иллинойсе промышленной компании.

В одиннадцать часов утра Фима подъехал к дому на бульваре Запад Вашингтон и, поставив «Крайслер» на стоянку, поднялся лифтом на шестой этаж. Там его уже ждали. Друзья долго не отпускали друг друга из объятий.

— А ты за пятнадцать лет почти не изменился, — сказал Давид, взирая на друга.

— Не преувеличивай, мы все постарели, конечно, кроме Мины, которая шикарно выглядит.

— Ты такой же шутник и балагур, — засмеялась Мина.

— Квартира у вас хорошая, район неплохой. А теперь давайте махнём ко мне. Фаня с утра стряпает.

Они сели в машину и через полчаса по скоростному шоссе 290 добрались до Уэстчестера — городка, расположенного в двадцати километрах к западу от Чикаго. Фима остановил «Крайслер» и широким жестом показал на коттедж, нижний этаж которого был из красного кирпича, а второй обшит окрашенными в белый цвет деревянными панелями. Травяной газон между асфальтированной дорогой и домом пересекала покрытая бетоном красиво изогнутая дугой дорожка, упирающаяся в крыльцо, обрамлённое с обеих сторон чугунными перилами. Стеклянная входная дверь в белой раме открылась и на крыльце показалась худощавая породистая женщина, в которой Давид и Мина сразу узнали Фаню. Она развела руки, и Мина попала в её объятия.

— Когда вы уезжали в семьдесят восьмом, я думала, что больше не увижу тебя никогда.

— Менч трахт, готеню лахт[20], дорогая. Когда я узнала от Фимы, что вы едете в Чикаго, я поверила, что Он существует.

После прогулки по дому мужчины сели в кожаные кресла в гостиной, а женщины принялись накрывать на стол на небольшой веранде, выходящей на задний двор.

— Как ваши дети, Фима?

— Игорь, мой старший сын, собирается жениться. Ты помнишь его, ему было семь лет, когда мы уезжали.

— Это прекрасно!

— Ничего хорошего нет, Давид. Он сошёл с ума от любви. Она мусульманка из Пакистана. Её семья очень богатая. Амина — красавица, тоже влюблена в моего оболтуса. Мы с женой пытаемся ему объяснить, что он еврей и разлом между нами и исламом рано или поздно пройдёт между ними. Значит или он, или она должны бросить свой язык, традиции и культуру и порвать с родителями, братьями и сёстрами, дядями и тётями. У мусульман это вызов, его преодолеть практически невозможно. Хотя он говорит, что Амина ведёт обычную светскую жизнь.

— Такова плата за свободу?

— Игорь говорит, что в Америке все равны и что она такая же американка, как и он. А то, что он этнический еврей, не имеет никакого значения ни для него, ни для неё. Но как мы будем общаться с её родственниками, ума не приложу.

— Но у тебя же двое детей.

— Да, дочка родилась уже здесь. Ей четырнадцать лет. Мы отпустили её к школьной подруге, которая живёт недалеко. Какие крендели она выкинет, никто не знает.

— Евреи здесь есть?

— Конечно, и в нашем городке и в соседних. И синагога есть. Но раввин там, представляешь, женщина, и, как все мы, по субботам ездит на «Додже».

Старые российские евреи, которые помнят своих отцов, за голову хватаются. Не иудаизм, а бардак какой-то. Есть и ортодоксальная синагога, но она далеко отсюда.

— Но ведь можно познакомиться с евреями, они где-то собираются?

— В принципе, можно. Молодёжь собирается иногда в ресторане при синагоге. Но нет никаких гарантий, что удастся найти там друга, за которого хотелось бы выйти замуж. Мир, дорогой мой, очень велик и евреи рассыпаны в нём, как соль в салате. Вроде солёное, а не видно.

— А ты ощущаешь неприязнь на работе или среди соседей?

— Государственного антисемитизма в Соединённых Штатах нет. Но бытовой-то неискореним. Не помню, кто сказал, что антисемитизм — тень еврея. Американцы ценят профессионализм, поэтому я преуспел и стал заместителем главного инженера по автоматизации производственных процессов. Грех жаловаться.

— Моя дочь с мужем в Нью-Йорке уже второй год. Он сейчас работает в «Южной башне» Всемирного торгового центра.

— Так он молодец.

— Ему, как и тебе, не дали защититься. А он блестящий математик.

— А что у Виктории?

— Её взяли недавно на работу в техотдел аэропорта Нью-Арка.

— Пойдём к столу. Давно мы с тобой не пили.

— С твоих проводов, лет пятнадцать.

— Думал я, чем бы тебя напоить, и нашёл в магазине «Столичную».

— Да, удивил ты меня, Фима.

Они вышли на веранду, где женщины, сидя за столом, вели свой оживлённый разговор.

— Ты не представляешь, Давид, как я рад, что вы приехали. У нас есть знакомые и приятели, друзья же —