Вернадский - Геннадий Аксенов

Он откликнулся первым, написал и распространил специальную записку в комиссию по рассмотрению кандидатов на кафедру философских наук, которую возглавлял механик A. H. Крылов. Оставив в стороне прозрачный смысл философского призыва в академию, он обращается к формальной стороне дела. К различию науки и философии.

Предмет науки — реальность, факт. Предмет философии — не ограниченное временем и пространством мышление.

Отношения науки и философии не гладки, а иногда чрезвычайно остры, особенно в те времена, когда, собственно говоря, наука выделилась из философии. Но с середины XVII века отделение произошло, и с тех пор наука не смешивается с философией.

В позитивной традиции считалось, что человеческое познание проходит сначала мифологический, затем метафизический, потом научный этап. Вернадский вопреки этой схеме Огюста Конта не считает, что стадии эти сменяют друг друга, скорее, соседствуют друг с другом. Наука может ужиться с любой философией. Последняя составляет как бы атмосферу, умственный бульон для научного искания.

Философия сильна своим разнообразием. Наука же едина и неделима. Не может быть двух разных геометрий или зоологий. Их выводы, если они научно непротиворечивы, общеобязательны и должны приниматься всеми, что и происходит.

Вот почему наука непрерывно эволюционирует. Ее данные непрерывно обрабатываются заново. Содержание науки нашего времени далеко ушло от науки прошлого столетия. Философские же достижения не устаревают, атмосфера философии остается неизменной. Древние философские системы для нас живы и волнуют, как и недавние. Зато они и необязательны для нас. Каждый ученый волен выбирать такую философскую систему, которая ему ближе, отвечает его мышлению.

В философии нет главного свойства науки — ее общеобязательности. Поэтому заявлять, что философским путем можно исследовать окружающий мир, — пустая трата времени и слов. Тем более в настоящее время, когда русская философия ограничена и все ее другие направления запрещены, кроме одного, поддерживаемого государством.

«То привилегированное положение, в каком диалектический материализм находится в нашей стране, — не может он обойтись без обобщений, — неизбежно ставит его в тепличные условия, приведет в нем самом к замиранию творческой философской мысли, как это всегда и неизбежно происходило со всеми охраняемыми — официальными — философскими учениями. Свободная мысль — есть основа философского творчества, она не терпит и не сносит оков.

Если, как это утверждается, для того социалистического строя, который проводится в нашей стране, нужно существование диалектического материализма, — очевидно, для того, чтобы он был силой, с которой считаются — его привилегированное положение должно быть изменено и другие течения философской мысли должны получить возможность проявления»1.

И в самом диалектическом материализме борются два течения. Одно имеет истоком гегельянство, другое — французский материализм XVIII века. Деборин принадлежит к первому и не является авторитетом даже в идеологических кругах. С точки зрения научной работы философские его противники даже предпочтительнее.

Поскольку нет философии научной или ненаучной, для науки в целом безразлична философская ориентация ученого. И выбирать за философские убеждения в академики нельзя. Можно, в крайнем случае, выбирать специалиста в философских науках: то есть логике, психологии, истории философии. Таких работ у претендента нет.

Записка, по всей вероятности, сыграла свою роль в последовавших драматических событиях.

* * *

Общественность тем временем возбужденно обсуждает кандидатуры, среди которых возвышаются видные партийные деятели: О. Ю. Шмидт, Н. И. Бухарин, Г. М. Кржижановский и др.

И вот настали выборы. 12 декабря они проходят по отделениям, без сюрпризов. Деборин в своем Общественном отделении избран шестнадцатью голосами против одного.

Ровно через месяц, 12 января, происходят выборы в общем собрании. И грянул тихий скандал, скрытая демонстрация. Трое коммунистов: философ А. М. Деборин, искусствовед H. М. Лукин, историк В. М. Фриче с треском провалились. «За» проголосовало чуть больше половины, тогда как по уставу требовалось большинство в две трети.

Срочно собирается президиум и решает снова предложить эти кандидатуры для выборов общему собранию, теперь уже с участием новых выбранных академиков. Против нарушения устава резко выступил Павлов. Но все же решение прошло, не сгладив главного впечатления.

Общественность сначала оторопела и несколько дней молчала. Зато потом, по-видимому, получив команды и разъяснения, словно с цепи сорвалась. Газеты зашлись в крике, запестрели заголовки: «Они не оправдали доверия трудящихся», «Идейные защитники царизма», «Требуем коренной реорганизации Академии». Трудящиеся требуют избирать в академики только на десять лет и всеми учеными страны. Настаивают провести полное обследование академии — этого «оплота реакции». Выступил Луначарский с угрозами вообще ликвидировать Академию наук, отобрать у нее накопленные ценности.

И все же Совнарком разрешил перебаллотировку. 13 февраля под председательством Карпинского вновь состоялись выборы в общем собрании. Но и они облегчения не принесли, хотя все трое виновников торжества набрали нужные две трети голосов.

Дело в том, что из числившихся по штату 79 академиков в собрании участвовали только 54. Одни уехали в командировки, 15 человек вдруг сказались больными, в том числе и Вернадский (когда тебе 66, заболеть нет ничего проще). Так что участвовали в выборах в основном теперь новоиспеченные академики.

Двадцать пятого февраля они официально образовали в Академии наук фракцию коммунистов. Партийный троянский конь въехал-таки в высокую науку. Газетная шумиха с угрозами в адрес упрямцев теперь немного поутихла. (Она сменилась очередной акцией: «Выжечь антисемитизм!»)

Взбудораженный историей с избранием новых академиков и переломом академии, Шаховской прислал Вернадскому свое увещевание: по какому-то стечению обстоятельств выборы коммунистических академиков (12 января) произошли именно в их день по старому календарю. На основании этого мистического совпадения он просил Владимира Ивановича не противиться властям, ни в коем случае не делать академию ни орудием, ни ареной борьбы. Академия должна сохраниться ценой любых компромиссов, считал он.

* * *

Теперь кремлевские идеологи направили свой удар по остальным служащим Академии наук. В девяти институтах, трех лабораториях, семи музеях, двадцати комиссиях, архиве, издательстве, библиотеке геологических наук, на биостанциях и в других учреждениях служило 1500 человек. Они, конечно, не состояли в правящей партии, но хорошо знали много редких специальностей и множество языков, музейное и библиотечное дело. И происхождение у многих сомнительное — дворянское.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});