Ярослав Мудрый и Владимир Мономах. «Золотой век» Древней Руси (сборник) - Наталья Павлищева

Они прошли от Вышнего града, угнездившегося на самой вершине горы обрывистого берега Днепра, к другой крепости, называемой Звенигород, и спустились к посаду Пасынча Беседа. Добротные двухэтажные терема и дома князей и бояр, окруженные глухими заборами, сменились на одноэтажные, с маленькими окошечками, закрытыми бычьими пузырями, реже слюдой или стеклом. По Взборичеву взвозу, где великокняжеские тиуны и мытники взимали дань за переправу и торговую пошлину, почему он и получил такое название, они прошли на Подол, расположенный при впадении в Днепр реки Почайны; здесь был расположен киевский рынок, собравший торговых людей едва ли не со всего тогдашнего мира. Ломились от товаров днепровские причалы и амбары, завалены были ими торги. Раскладывались на лавках и развешивались на жердях песцовые, собольи и куньи меха, главное богатство Руси, прославившее ее далеко за морями. Рядом лежали изделия русских умельцев: посуда из серебра, отделанная чеканным узором, тисненые серебряные колты, золотые ожерелья с перегородчатой эмалью, украшенные тончайшей сканью серьги, изделия из червленого серебра. Рядами стояли гончарные поделки – кувшины, черпаки, корчаги, чашки. Показывали труды своих рук кожемяки, кузнецы, косторезы, тесляры и прочий ремесленный люд. Арабские купцы предлагали шелковые ткани, пряности, драгоценные камни, браслеты и ожерелья; гости из Византии выносили на торг златотканые паволоки, золотые и серебряные украшения, аксамиты, дорогие вина и оружие.

Мономах купил богатое ожерелье и преподнес Белославе. Она поколебалась, но потом приняла; легкий румянец выступил у нее на щеках, когда надевал он его.

– Люблю я Киев, – заговорил Владимир совсем о другом, чтобы помочь ей побороть свое смущение. – Когда подъезжаешь к нему из степи, издали кажется он большим красочным кораблем, который плывет по просторным днепровским водам. Сначала замечаешь величественные купола Святой Софии, Десятинной церкви и храма Святого Георгия, потом выступают крепостные стены и Золотые ворота… Чем ближе, тем радостней становится на душе. Такая могучая и величественная столица у Руси!

– А я люблю прогулки по улицам, особенно вечерами. Устанавливается тишина, небо очищается, и разгорается нежная заря. Идешь, и на сердце ложится спокойствие и умиротворение, и хочется думать о чем-то хорошем, приятном…

– Красив Киев, но все равно в Переяславль тянет. Как говорится, хорошо в гостях, а дома лучше!

– Это верно. Да и смутно стало у нас, как-то нехорошо в последнее время.

– Почему?

– Слухи какие-то темные ходят, разговоры тревожные ведутся.

– А о чем?

– Святополком недовольны. Говорят, что погряз он в сребролюбии, отдает через других людей деньги в рост и нечестно наживается.

– И кто же они – другие люди?

– Пригласил великий князь в Киев иностранных ростовщиков, которые при его помощи разорили русских ростовщиков и забрали все дело в свои руки. Дерут они теперь такую резу, о которой никогда не слыхивали на Руси. Людей за невыплаченные долги кабалят, продают в рабство.

– Пока бояре и купцы стоят за Святополка, никакой бунт ему не страшен.

– Недовольны и они. Не видят они в нем настоящего хозяина земли Русской.

– Авось все обойдется, – задумчиво проговорил Мономах. – Народ всегда недоволен. Тяжело ему. И землю паши, и товары производи, и налоги плати, да еще княжеские усобицы терпи. А тут еще половцы под боком, покоя не дают…

Он проводил ее до терема, в котором она жила, на прощание взглянул в глаза и понял, что ошибался, когда подумал, что они не изменились. Нет, выражение их было не девичьим, наивно-доверчивым; взгляд их был глубоким и понимающим, умудренным жизнью. Но от этого они были еще красивее, чем раньше.

Он сказал:

– Завтра ко мне придет черниговский игумен Даниил. Он только что вернулся из путешествия по святым местам. Мне кажется, расскажет много интересного. Не желаешь послушать?

Игумен Даниил оказался сухощавым мужчиной лет сорока, с внимательным, умиротворенным взглядом синих глаз; сидя в кресле, перед собой держал он посох из незнакомого дерева; говорил спокойно, ровно, словно не он видел необычные чудеса, а кто-то другой.

– Шестнадцать месяцев путешествовал я по заморским краям, – начал он свой рассказ. – Сначала прибыл я в Константинополь, который русы зовут Царьградом. От Царьграда шел триста верст до Средиземного моря. Побывал я на острове Хиосе, где покоится прах Иоанна Богослова и исходит в день его памяти земная пыль святая, ее берут люди на исцеление всех болезней. Здесь же в пещере лежат тела семи отроков, которые проспали триста шестьдесят лет. Они уснули при императоре Декии и проснулись при императоре Феодосии. А далее в море находится множество островов. Все они обитаемы людьми и скотом и расположены недалеко друг от друга. Там же я посетил остров Родос, большой и очень богатый. На этом острове был в неволе русский князь Олег, но я уже не застал его.

«Вон куда закинула судьба Олега Святославича! – подумал Мономах, слушая игумена. – А он рассказывал мне только о своей жизни в Константинополе».

– Потом прибыл я на остров Крит. На этом острове есть высокая гора, где царица Елена поставила большой кипарисовый крест на изгнание бесов и на исцеление всяких недугов, вложила в этот крест гвоздь, которым был прибит Христос при распятии. Бывают у этого креста и ныне знамения и чудеса. Стоит на воздухе этот крест, ничем не скреплен с землей, только духом святым держится на воздухе. И я, недостойный, поклонился этой святыне, видел ее своими очами грешными и походил по всему острову успешно.

Перед Даниилом на столе лежала разнообразная еда, стояли кувшины с вином, но он брал только кусочки хлеба и рыбы, неторопливо жевал, не прерывая рассказа.

– Прибыл я в Иерусалим, который стоит в дебрях, среди высоких каменных гор. Увидев великий город, многие люди плачут от радости. Никто не может не прослезиться, ступив на желанную землю и в святые места, где Христос претерпел мучения ради людей. Поклонился я гробу Господню, который высечен в каменной стене, наподобие небольшой пещерки, с малыми дверцами, в ней по правой стороне стоит небольшая лавка, высеченная из того же пещерного камня. И на этой лавке лежало тело Иисуса Христа…

Особенно дотошно расспрашивал Мономах про королевство крестоносцев, созданное в 1100 году. Правил в нем король Болдуин, который несколько раз принимал у себя игумена Даниила и живо интересовался жизнью на Руси. А потом взял его с собой в поход на Дамаск против неверных. Поход проходил при благословении и участии священников, которые служили свою службу, чтобы укрепить мужеством души воинов.

С великими почестями проводил Владимир Мономах игумена в Чернигов, где видный писатель Древней Руси напишет знаменитый труд «Житие и хождение игумена Даниила Русской земли», которое вскоре станет любимым чтивом русского человека.

Когда остались одни, Владимир задумчиво проговорил:

– Папа римский, все архиепископы и епископы помогали крестоносцам в борьбе с неверными, благословляли их и шли в Иерусалим вместе с войском. Нам тоже надо устроить поход против поганых язычников. Это придаст всему делу особый смысл, и слава о нем пойдет не только по всем русским землям, но достигнет Константинополя, Рима и западных стран. Узнают о нем в Иерусалимском государстве, порадуется нашим победам и король Болдуин.

Крестовый поход против половцев начался 26 февраля 1111 года. Принял участие в нем великий князь Святополк с сыном Ярославом, киевской дружиной и пешими воинами, Владимир Мономах с сыновьями Мстиславом, Вячеславом, Ярополком, Юрием и десятилетним Андреем, с ними отправились переяславская и смоленская дружины и пешцы из всех Мономаховых земель; Давыд Святославич явился с сыновьями Святославом, Всеволодом, Ростиславом и сыновьями Олега – Всеволодом, Игорем, Святославом. Шли с ними дружины и пешие воины из Чернигова, Новгород-Северского и других подвластных Святославичам городов.

Митрополит Никифор, как и просил Мономах, прислал епископов и попов с крестами, со всей церковной утварью, со всеми ризами, приказал и другим попам храмов Чернигова и Переяславля всячески помогать князьям в этом самом большом для Русской земли походе в степь. Ехал с Мономахом и игумен Даниил, позднее он напишет содержательные записки об этом значительном событии.

При выходе из Переяславля возле Епископских ворот священники вынесли крест, а потом мимо креста с пением двинулся весь клир во главе с епископами. Все воины, в том числе и князья, проезжая и проходя мимо креста, получали благословение переяславского владыки и долго еще, целых одиннадцать верст, до реки Альты впереди ратей шли церковные люди.

От всего виденного – и от огромного войска, собранного почти со всей Руси, и от освящения похода русской православной церковью, и от воодушевления, которое читалось на лицах всех воинов – Мономах испытывал особый душевный подъем. Он твердо верил в победу. Не могли не победить поганых русские рати, шедшие в степь с такими великими целями – защиты родины и святой веры. Он помнил тепло поцелуя Белославы и ее прощальные слова: