Мистер Вечный Канун. Уэлихолн - Владимир Торин

родится своя дочь, тогда для нее совсем все хорошо сложится, ведь она станет частью Триединой Линии.

— Ах вот оно что! — Гарри прищурился. — Все дело в простой и банальной зависти, так, Джозеф?

— Ох, Клара, Клара, — презрительно проговорил Джозеф, проигнорировав слова брата. — Скоро ее хлипкая воронья шейка хрустнет…

— Это слишком жестоко даже для тебя, Джозеф! Поступить так с ней после того, что мы у нее отняли!..

— Еще не отняли, — сказал Джозеф и поднялся со стула. Он взял полотно и подошел к зеркалу. — Но все к этому идет. Клара скоро умрет, и ты не в силах этому помешать…

— Нет! — закричал Гарри Кэндл. Вскочив на ноги, он бросился к брату. — Не делай этого!

Джозеф размахнулся и набросил полотнище на зеркало. Крик Гарри тут же стих. От удара с той стороны зеркало дрогнуло, но устояло. А потом замерло.

Джозеф Кэндл усмехнулся, погасил свечу и покинул чердак.

— Лично я ничего не вижу, — разочарованно сказала Кристина. — Пыль, пыльный пол и пыльный хлам. Ты уверен, что тебе вообще не почудились какие-то голоса? Или сколько там было голосов? Один?

Они стояли в коридоре второго этажа, у открытых настежь дверей гостевой комнаты. Виктор поймал себя на мысли: «Как странно, что в дом приехало столько гостей, а такая большая спальня, которая специально предназначена для приезжих, пустует». А еще укорил себя за то, что не подумал об этом раньше.

В гостевой комнате все было по-прежнему. Серая унылость и нафталиновая затхлость. Картины, завешенные полотнищами, мебель в посеревших чехлах, а дохлых мух на подоконнике, кажется, лишь прибавилось.

— Ты права, — признал Виктор с каменным лицом. — Разумеется, мне почудилось. Как и то, что папа исчез, как и то, что Биггль открыл мне двери дома, как и еще множество других вещей, в существовании которых я пытался тебя убедить, а ты не верила.

— В том, что ты король зануд, меня убеждать не надо, — проворчала Кристина. — Ты будешь еще долго ждать? Люди, которые могут долго не поддаваться любопытству, стареют раньше.

— А я просто не любопытен.

— Расскажи это кому-нибудь другому, мистер Я-Расследую-Все-Что-Мне-Кажется-Странным. Хватит болтать, ты будешь это делать или нет? Если нет, то я иду спать!

Виктор не стал отвечать. Он крепко сжал в пальцах старый ржавый ключ. Витая головка этого ключа представляла собой сложное переплетение шипованных цветочных стеблей, а на стержне было выгравировано: «Эиган фе-лас Аои».

Хоть Виктор и не понял смысл незнакомых слов, но сразу же догадался, что это что-то по-ирландски. Лишь только увидев эту надпись на неизвестно каким образом оказавшемся в его пиджаке ключе, он мгновенно понял, что этот ключ открывает…

С глубоким вздохом Виктор закрыл дверь гостевой спальни. Проверил, хорошо ли она закрылась, до конца ли повернута ручка, нет ли зазоров. Почему-то в данный момент все эти мелочи казались ему невероятно важными, как и мерзкое, словно постель, выложенная мокрым кафелем из ванной, предчувствие. Ему вдруг перехотелось проверять свою догадку. Ему перехотелось открывать эту дверь еще раз…

Кристина нетерпеливо засопела. Виктор поглядел на нее в надежде получить хотя бы какую-то поддержку. Ему вдруг стало страшно.

— Давай же, — больше приказала, чем подбодрила, сестра.

Виктор засунул ключ в замочную скважину до упора — тот подошел. Затем проверил, крутится ли он, — ключ крутился. Виктор сделал один оборот, сделал второй — каждый сопровождал щелчок.

Осторожно взявшись за ручку, Виктор повернул ее. Преступно медленно, как казалось Кристине, он потянул дверь на себя.

Догадка Виктора подтвердилась мгновенно и непреложно, как удар киркой по затылку. Гостевой спальни как не бывало. Ее место нагло и бесцеремонно занимала собой другая комната, темная и сырая. Чего здесь точно не было, так это пыли, и стоило двери открыться, как в коридор потянуло болотной влагой и отвратительной затхлостью. Запах стоял, как на дне почти полностью высохшего колодца. Разве что жабы не квакали.

— Это что, вторая спальня тетушки Рэмморы? — восхищенным шепотом спросила Кристина.

— И как ты можешь сейчас шутить? — хмуро пробормотал Виктор и шагнул в комнату.

В темноте почти ничего нельзя было разобрать, разве что забранное кованой решеткой окно да очертания громоздкой и башнеобразной мебели. В дальнем углу, там, где сходились две стены и потолок, тьма была еще гуще, чем во всей комнате. Благодаря тусклому свету, льющемуся из коридора, Виктор решил, что весь тот угол затянут паутиной. По крайней мере, в первое мгновение он подумал, что это паутина. И неудивительно: прямо из стены и потолка росли тонкие нити, сходящиеся к огромному кокону, который подрагивал в них и чуть заметно покачивался. Внутри кокона кто-то находился.

— Это он! — прошептала Кристина. — Тот, кого я видела!

Приглядевшись, Виктор различил торчащую из кокона голову. Она имела странную форму — ему показалось, что из нее растут шипы.

— Иди в мою комнату и принеси лампу…

— Что? Сейчас? Я тебя здесь не оставлю.

— Бы-стро, — сквозь зубы велел Виктор.

По его тону Кристина поняла, что сейчас не тот момент, когда нужно спорить, и стремительной птичкой выпорхнула за дверь.

Виктор стоял на пороге до самого ее возвращения — он не решился приблизиться к пленнику в полной темноте. Кто знает, что еще могло находиться в комнате?

Кристина вернулась. В руках она держала уже зажженную керосиновую лампу с его письменного стола.

Стоило сестре подойти, мрак, укрывающий помещение, немного рассеялся, но лучше бы он этого не делал. То, что открылось Кэндлам, пугало.

Комната, которая скрывалась под личиной гостевой спальни, была самым настоящим застенком — и вовсе не по причине ее месторасположения относительно спальни Виктора. В этой темнице страдали и умирали люди — это ощущалось здесь во всем. Спертый и вонючий воздух в комнате обдавал отчаянием.

Стены были сплошь обиты бурой тканью с едва читающимся узором в виде лилий и чертополоха. Эти «обои» в некоторых местах зияли прожженными проплешинами и выглядели столь древними, будто комната появилась здесь еще раньше, чем сам дом. У окна стоял огромный резной гардероб с точеными дверцами, бронзовыми