Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тринадцатого января Татаренко сбил «Фокке-Вульф».
Почти весь следующий день, четырнадцатого, Кузнецов провел в разведке и только один раз вылетел вместе с Остросаблиным на охрану наших войск. Он зоркими своими глазами увидел над самой землей два «Мессершмитта» и спикировал на них, ведя за собой Остросаблина. Один «Мессершмитт» он сбил сразу же, а другой гнал вдоль всего фронта до самого Синявина и там поджег. Немецкий летчик выпрыгнул из горящего самолета и спустился на парашюте.
Пятнадцатого Татаренко, вылетев во главе четверки самолетов, встретил семь «Мессершмиттов». Он немедленно повел свои самолеты в атаку, и в результате короткого боя три «Мессершмитта» были сбиты. Два из них сбил сам Татаренко, а один — Карякин и Рябушкин.
Шестнадцатого утром Кузнецов, вылетев на разведку, обнаружил внизу под собой «Мессершмитт-110». Кузнецов подошел к нему сзади, со стороны хвоста. Хвост «Мессершмитта-110» охранял стрелок; он издали заметил самолет Кузнецова и открыл по нему огонь с очень большой дистанции. Кузнецов продолжал настойчиво нагонять его и, приблизившись, дал очередь. Стрелок сразу перестал стрелять, — вероятно, он был убит. Кузнецов подошел к немецкому самолету почти вплотную и с четвертой очереди сбил его.
Вечером того же дня при ослепительном закате, охватившем полнеба, Татаренко, ведя за собой Костина, Хаметова и Дзигу, встретил пять «Юнкерсов-88», которые шли на бомбежку под охраной двух «Мессершмиттов» и двух «Фокке-Вульфов».
Татаренко атаковал их спереди, в лоб. «Юнкерсы» шли цепочкой, один за другим, и Татаренко, летевший впереди своей четверки, дал снизу очередь по первому из них. Он проскочил под ним и, даже не обернувшись, чтобы посмотреть, что с ним случилось, устремился на второго. Он хотел успеть обстрелять возможно большее число «Юнкерсов», прежде чем «Мессершмитты» и «Фокке-Вульфы» успеют вмешаться.
Этот замысел оказался правильным. Второй «Юнкерс» упал в лес одновременно с первым, которого добил шедший вслед за Татаренко Костин. А Татаренко тем временем успел атаковать третий «Юнкерс» и четвертый. «Мессершмитты» и «Фокке-Вульфы» кинулись к нему, но он, выворачиваясь из-под их ударов, продолжал бить по «Юнкерсам». Ему помогали Хаметов и Дзига, которые действовали так же, как и он: не ввязываясь в драку с истребителями, беспрестанно атаковали бомбардировщики. Третий и четвертый «Юнкерсы» были сбиты через полминуты после первых двух. Пятый «Юнкерс» успел удрать. Он умчался к югу, охраняемый двумя «Фокке-Вульфами» и двумя «Мессершмиттами».
Четыре бомбардировщика, сбитые четырьмя истребителями благодаря умному маневру, — это было событие, которое обсуждала вся дивизия. Но уже через сутки, вечером семнадцатого, Кузнецов, повторив в более трудных обстоятельствах то, что сделал Татаренко, достиг таких же результатов.
Кузнецова сопровождали Остросаблин, Карякин и Рябушкин. На закате они встретили двадцать немецких самолетов. Десять «Юнкерсов» шли впереди, а истребители — восемь «Мессершмиттов» и два «Фокке-Вульфа» — несколько выше и сзади.
Кузнецов повторил маневр Татаренко. Его четверка атаковала «Юнкерсы» спереди и тем самым опередила немецкие истребители. За те несколько секунд, пока «Мессершмитты» и «Фокке-Вульфы» спешили к месту боя, четыре «Юнкерса» были сбиты. Остальные «Юнкерсы», беспорядочно побросав бомбы в лес, обратились в бегство. Отбив запоздалую атаку «Мессершмиттов» и «Фокке-Вульфов», Кузнецов привел свою четверку на аэродром.
Этот день, семнадцатое января, был уже шестым днем боев за прорыв блокады Ленинграда. Поздно вечером, перед тем как лечь спать, Лунин зашел в кубрик, где жили летчики его эскадрильи. Он ежевечерне навещал их в этот час и неизменно заставал их спящими. И на этот раз они спали. Но не все. Койка Кузнецова была пуста. Кузнецов, одетый, сидел за столом спиной к двери и что-то писал.
Лунин, зная, каким утомительным был для Кузнецова минувший день, удивился.
— Письмо? — спросил он.
Он сзади положил руки на плечи Кузнецову, чтобы не дать ему встать.
— Нет, не письмо, — ответил Кузнецов. — Прочтите, товарищ гвардии майор.
«Прошу партийную организацию, — прочитал Лунин, — принять меня в члены ВКЩб), так как я хочу драться с фашистами, находясь в рядах большевистской партии. Я буду сражаться до последней капли крови за освобождение советской земли. Кузнецов Антон Иванович».
Осторожно отстранив руки Лунина, Кузнецов поднялся и глянул ему в лицо, ожидая, что он скажет.
Но Лунин не сказал ничего.
— Завтра утром отдам Дееву, — проговорил Кузнецов.
Утро восемнадцатого января было даже ослепительнее, чем предыдущее. С рассвета на аэродроме все были радостно возбуждены, так как стало известно, что у южного берега Ладожского озера войска Ленинградского фронта отделяет от рвущихся им навстречу войск Волховского фронта ничтожное расстояние в каких-нибудь два-три километра. Вражеское кольцо, столько времени душившее Ленинград, стало совсем тонким, и все чувствовали, что достаточно еще одного усилия, и оно порвется.
Уваров находился в полку. На протяжении последней недели он почти ежедневно заезжал в полк. На этот раз он приехал ночью и привез с собой секретаря парткомиссии капитана Зубкова. Утром парторг эскадрильи техник Деев, встретив Уварова, показал ему заявление Кузнецова. По правде говоря, Деев несколько даже удивился тому волнению, с каким отнесся к этому заявлению комиссар дивизии. Он посоветовал Дееву провести партсобрание в эскадрилье сейчас же, не откладывая, и немедленно рассмотреть заявление Кузнецова.
— Вот кстати и секретарь парткомиссии здесь, — сказал он. — И я подойду…
— Но ведь сейчас полеты, — с сомнением проговорил Деев. — Все летчики и все техники на старте.
— Ну и партсобрание проведем на старте; — сказал Уваров. — Выберем минутку и проведем. Это очень важно…
Партсобрание состоялось на аэродроме, в маленькой, тесной землянке возле старта, построенной для того, чтобы в нее можно было забежать и обогреться. Члены партии, преимущественно техники, уселись вокруг горячей печки, тесно прижавшись друг к другу. Сизый махорочный дым, выползая из их замысловатых самодельных плексигласовых мундштуков, собирался в облако над головами. Уваров привел на собрание не только Зубкова, но и Ермакова и Проскурякова. Для огромного Проскурякова землянка была слишком мала, и он так и остался в дверях, согнувшись и осторожно втянув голову в плечи, чтобы не разбить лоб о притолоку.
Кузнецов, в комбинезоне, в унтах, стоял посреди землянки возле печки и держал свой шлем в руках. За это утро он уже успел сделать два вылета.
Деев прочитал вслух его заявление. Потом бережно вынул из своей сумки другую бумажку, оказавшуюся боевой характеристикой.
— Боевая характеристика младшего лейтенанта Кузнецова положительная, — сказал Деев.
Он собирался прочесть характеристику, но Проскуряков предложил не читать:
— Мы все Кузнецова знаем, он у нас на глазах воевал.
Когда перешли к чтению рекомендаций, некоторые были удивлены, услышав, как жарко рекомендовал Кузнецова комиссар полка Ермаков. В эскадрилье многие помнили, что Ермаков долго не скрывал своего недоверия к Кузнецову.
- Николай Чуковский. Избранные произведения. Том 1 - Николай Корнеевич Чуковский - О войне / Советская классическая проза
- Сезон охоты на Охотника - Алекс Берн - О войне
- Цель – корабли. Противостояние Люфтваффе и советского Балтийского флота - Михаил Зефиров - О войне
- Здравствуй, комбат! - Николай Грибачев - О войне
- Мастер глиняных снов - Сергей Сергеевич Васищев - Прочие приключения / Детская фантастика
- Линия фронта прочерчивает небо - Нгуен Тхи - О войне
- Берегите землю - Любовь Фёдоровна Ларкина - Поэзия / О войне / Русская классическая проза
- Ныряющие в темноту - Роберт Кэрсон - О войне
- Ленинград. Дневники военных лет. Книга 2 - Всеволод Витальевич Вишневский - Биографии и Мемуары / Прочая документальная литература / О войне
- Мы вернёмся (Фронт без флангов) - Семён Цвигун - О войне