Дочери Лалады. Паруса души - Алана Инош

— проговорила Эллейв. — Мы все здорово переволновались за Онирис, и из-за всей этой суматохи я тебе так и не сказала кое-что. Наш с тобой поединок... в общем, благодарю тебя за науку, ты здорово сбил с меня спесь.

— Надеюсь, я не обидел тебя? — спросил он сдержанно.

В Нави мужчинам было запрещено демонстрировать превосходство, такое поведение считалось недопустимым по отношению к женщине. Эвельгер как более сильный противник был поставлен в такое положение, что лучше ему было отказаться от боя, чем превзойти Эллейв и тем самым нанести ей оскорбление. Но та была не из обидчивых.

— Да ну, брось ты, — беззаботно и дружелюбно, с искренней сердечностью ответила она, протягивая ему руку. — Это мне наука: не зазнавайся, не считай себя лучше всех! На сильного зверя может найтись зверь посильнее.

Несколько мгновений Эвельгер смотрел на неё задумчиво, как бы пытаясь понять её характер. Не было ли подводной части у айсберга? Но Эллейв сияла ему своей открытой улыбкой, приветливой и душевной, и он сжал протянутую руку и учтиво её встряхнул. Та ответила ему таким зверским пожатием, что он невольно поморщился. Лёгкая дружеская месть, шутливая выходка, не более. Вполне в стиле Эллейв — та расхохоталась, сверкая всей своей великолепной пастью, потом дружески хлопнула его по плечу. Смех был хороший, жизнерадостный, тоже искренний и идущий из глубин чистого сердца — так не мог смеяться негодяй или подлец. Это был смех отважных, энергичных, сильных, но вместе с тем цельных и добрых натур без червоточинки коварства внутри. Эвельгер ответил сдержанной улыбкой и более крепким пожатием, чем первое, осторожное и вежливое.

15. Обучение и исцеление. Дурные вести о «Прекрасной Онирис» и занятная история

Без Эллейв Силлегские острова потеряли для Онирис значительную часть своего очарования, разлука омрачала сильные и светлые впечатления, которые переполняли её после прибытия. Впрочем, она старалась не поддаваться унынию: хлюпать носом и ходить с кислым лицом было совестно в столь тёплом кругу семьи, который обступил её здесь тесно и крепко. Она буквально со всех сторон чувствовала поддержку, к ней внимательно относились  все, начиная госпожой Эльвингильд и заканчивая скромными Иноэльд и Дугвен, а также Орбрином и Керстольфом, которые, как и Эвельгер, носили пожизненный траур по супруге-адмиралу. Они не принимали участия в развлечениях, вели довольно закрытый образ жизни, посещали храм и возносили заупокойные молитвы о душе госпожи Аэльгерд. Чёрные перчатки они снимали только за столом.

Дядюшка Роогдрейм, тоже вдовец знаменитой навьи-флотоводца, носил морской мундир и преподавал в Корабельной школе. Он никогда не расставался с большими белыми платками, которые у него были рассованы по всем карманам на случай приступа сентиментальности. А такие приступы посещали его нередко, особенно когда он, выпив рюмочку «крови победы», пускался в рассказы о своей морской молодости... И о незабвенной госпоже Аэльгерд, конечно. Онирис находила дядюшку Роогдрейма ужасно милым и сразу полюбила его, как родного дедушку.

Ещё один представитель старшего поколения, господин Гвентольф, которого младшие члены семьи именовали просто батюшкой, тоже пришёлся Онирис по душе. Он ничем особенным не занимался, нигде не работал, проводя время за чтением газет и книг, увлекался выращиванием цветов в саду, и весьма часто его можно было обнаружить там за прополкой или поливом клумб. Также он интересовался живописью и даже немного рисовал картины. Он ведал финансами семьи госпожи Эльвингильд и вёл бухгалтерский учёт. Образование в юности он получил хорошее, владел точными науками, разбирался в экономике и ведении хозяйства. Нравом он обладал жизнерадостным и добрым, питал слабость к вкусной пище и не понимал увлечения своей старшей дочери системой телесного ограничения. Но читать ей нравоучения он не решался, только грустно вздыхал. Сам-то он покушать любил и не представлял, как можно целый день пить только воду.

— Ох, деточка, смотри! И тебя Игтрауд в свои голодовки втянет, — говорил он Онирис, озабоченно качая головой. — А ты и так щупленькая, непонятно, в чём душа держится.

Онирис смущалась и не знала, что ответить. Она морально готовилась следовать системе госпожи Игтрауд, поскольку твёрдо решила стать её ученицей. Иного выхода она для себя не видела, её истерзанное, но неугомонное сердце звало её на эту стезю, оно само рвалось брать чужую боль, даже в ущерб себе. Следовало хотя бы научиться делать это безопасным для себя способом. И Онирис очень серьёзно к этому относилась, начав с посещения храма раз в неделю.

Обычно это происходило в последний день недели, который на навьем языке именовался «маакшдааг», дословно — День Макши. Иногда его называли «зэйендедааг», седьмой день. Поскольку слушать службу рекомендовалось натощак, в этот день семья не завтракала, за столом пили только пустой отвар тэи без сливок, без выпечки, мёда и прочих вкусностей. Это был очень сложный день для батюшки Гвентольфа. К моменту окончания службы у него ужасно бурчало в животе, но он мужественно терпел голод. На другие жертвы во имя веры он не соглашался идти.

Храм был огромен и по площади, и в высоту. Самый рослый прихожанин выглядел по сравнению с ним просто песчинкой. Грандиозное величие этой постройки поражало и повергало в трепет, но самое удивительное действие производили, конечно, сами службы. Они проводились на старонавьем языке и изобиловали множеством устаревших и непонятных слов и оборотов, но Онирис слушала как зачарованная. Её уносила в поднебесную высь сама музыка, а от слаженности и мощи храмового хора душа трепетала и наполнялась благодатью, как парус — ветром.

Когда к концу первой же прослушанной ею службы она вышла из храма с залитым слезами лицом, госпожа Игтрауд, легонько поцеловав её в висок, ласково молвила:

— Ну вот, откликнулась душа, пошло очищение. Дальше будет только лучше.

Начинать обучение Онирис она не спешила, говорила, что той сперва надо настроиться, перейти на новое мировосприятие. Каждый вечер у них были беседы на духовные темы: об устройстве души, о тонком мире, о незримых, неписаных законах бытия.

— Главная сила во Вселенной — это любовь, — своим журчащим, околдовывающим голосом учила госпожа Игтрауд. — И речь не только о земной привязанности одного живого существа к другому, но и о высшей, божественной силе, которая берёт своё начало в Светлом Источнике. Источник — это исток всего. Из него происходит всё: и тонкий мир, и плотный. Даже наша богиня Маруша произошла из него. Боги — это творцы миров, а Источник — это Высший Абсолют, исток и основа бытия. Он