Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Правильно, правильно, друг. Не за царя, конечно, а вот за веру — это точно, за нашу народную веру.
— И за отечество тоже наше, народное...
Вскоре весь Сен-Серванский военный госпиталь, заполненный русскими ранеными, был возбужден вестью об Октябрьской социалистической революции в России. Все раненые наперебой рассуждали о том, что их ждет впереди.
— Теперича ко всем чертям всякие следствия и прокуроров, всяких там Занкевичей, Раппов и Лохвицких! — кричал пожилой солдат.
— В Россию, братцы, в Россию отправят, — радовался совсем еще безусый юнец.
Пришел дядя Жак, как все называли старого военного фельдшера, и принес газету «Юманите». Газета горячо приветствовала социалистическую революцию в России. Полное лицо дяди Жака расплывалось в улыбке. Он, старый социалист, полюбил русских и всегда старался облегчить их страдания. Внимательно ухаживал за тяжелоранеными, заботливо накладывал повязки. Теперь, когда раненые подлечились и начали понемногу ходить, дядя Жак организовал кружок по изучению французского языка. Он в молодости был учителем в начальной школе и сохранил способность и тягу к преподаванию.
Дядя Жак тоже говорил, что теперь положение русских раненых должно улучшиться. Наверное, им дадут полноценный госпитальный рацион питания, что, конечно, ускорит выздоровление. А там, глядишь, отправят на родину...
Только санитар-аннамит не разделял этих надежд дяди Жака и отрицательно покачивал головой. Видимо, он имел на этот счет свое мнение, основанное на его личном опыте: что-что, а «доброту» французских военных властей он хорошо знал и не верил им. Да и русские не все верили в скорые перемены.
— Да, улучшится, — иронически заметил один из раненых. — Поживем — увидим, сказал слепой.
— Что слепой! И зрячие испытали, что такое доброта французских буржуев, — добавил другой солдат, у которого не хватало левой ноги; он опирался на бамбуковый костыль, привезенный с родины санитара-аннамита.
Санитара все звали «Карант-ун» — так было написано в его солдатской книжке.
«Карант-ун» — не имя, не фамилия, даже не кличка. «Карант-ун» всего-навсего номер — сорок первый. Французские военные власти не удосужились записать в солдатскую книжку санитара его подлинную фамилию, а записали номер. Так за санитаром он и укрепился вместо имени. Что ж, для французских офицеров аннамит был просто солдатом под номером — скажем, как лошадь.
4Похоже, санитар оказался прав...
Администрация госпиталя собрала всех ходячих раненых в столовой и зачитала приказ военного министра Франции:
«С сего числа все русские войска, находящиеся во Франции, поступают под заботу и попечение французского правительства и обязаны беспрекословно подчиняться всем французским законам, положениям и военным уставам, а равно и всем распоряжениям военного командования. В случае неповиновения и неподчинения военным властям и его командованию на местах виновные в совершении этого будут привлекаться к ответственности и караться по французским законам военного времени».
— Вот тебе и облегчение! — загудели куртинцы.
— Это объявление во всех газетах напечатано, — сказал Ванюша. — Французское и английское правительства отвергли предложение Советского правительства о немедленном заключении справедливого мира и отказались даже признать наше правительство. Оно, мол, не выражает волю русского народа и является незаконным. Вон куда гнут! Советы, дескать, насильно захватили власть и не вправе выступать от имени народа, представлять волю всех слоев населения Российской империи. Опять поют старую песню: в Советах — немецкие агенты.
— Да какое им дело до наших Советов?! — возмутился кто-то из раненых.
— Черт с ними, пускай не признают, пускай в Россию отправляют!
А Ванюша все больше воодушевлялся. Он знал немного историю Франции, и теперь сами собой напрашивались аналогии:
— А ведь когда-то и французы, самые бедные, конечно, голытьба, «санкюлоты», как их называли, тоже, как мы в лагере, восстали против власти короля и феодалов. Поджигали замки и поместья, отбирали землю у этих самых феодалов, отрубили голову королю. Эти самые голоштанники Парижа, говорят, даже разбили королевскую армию и взяли Бастилию, ну, словом, тюрьму для особо важных преступников, вроде Иль д'Экса, и уничтожили ее. Теперь на площади Бастилии только след этой крепости выложен белым камнем. Революцию эту называют Великой Французской революцией, и она действительно была великой, настоящей народной революцией. Да вот дядя Жак говорит, что не сумел тогда народ удержать власть в своих руках, и буржуи перехитрили простых людей и взяли власть в свои руки, а народу сказали, что тебе, мол, мы установим великий праздник — 14 июля, — день твоего освобождения, и на деньгах, которых у тебя нет, мы выбьем девиз: «Свобода, равенство и братство».
Раненые внимательно слушали. Ванюша продолжал:
— Вот как околпачили народ Франции. Он, конечно, это понял, да поздновато. Попробовал было после франко-прусской войны, после позорной капитуляции под Седаном и после других поражений выступить против императора и буржуазии, поднялся опять штурмовать врага на баррикадах, да не удалось свалить богачей, не удалось удержаться у власти. Только два месяца продержалась Парижская коммуна...
— Да ты, браток, грамотей! Откудова это тебе известно?
Но на отпустившего эту реплику зацыкали, он стушевался и замолчал.
— Это всему миру известно, — продолжал Ванюша. — Нас в темноте держали, нам и не известно. Так вот теперь французские власти, так же как и наши узурпаторы в Ля-Куртине, требуют беспрекословного подчинения французским буржуазным законам, положениям и воинским уставам. И грозятся в случае чего карать по законам военного времени. Мы против этого! В России организовалась наша кровная рабоче-крестьянская власть во главе с Лениным. Теперь надо защищать Советскую Россию и беспощадно бить ее врагов...
Раненые расходились, комментируя Ванюшины слова.
— Что же это такое? — развел руками Андрей. — Опять война, опять защищать, опять врага бить. Здорово ты закончил, нечего сказать...
— Не тебе говорить это, Андрей. Ты все время дрался и здесь очутился после тяжкого боя. Так что ж, за нашу родину, за нашу рабоче-крестьянскую власть не постоишь?! Разве мы останемся в стороне, если понадобится защищать Советскую власть?
— Да я-то, Ваня, знаю, что не смогу остаться в стороне. Как это в стороне? Об этом и разговору не может быть. Но что нам делать здесь, во Франции?
— А этого, Андрюша, наверное, никто не знает. Пока что нам надо лечиться, набираться сил, а за это время прояснится обстановка, вот тогда и решим.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Провокатор. Роман Малиновский: судьба и время - Исаак Розенталь - Биографии и Мемуары
- Вне закона - Эрнст Саломон - Биографии и Мемуары
- Путь солдата - Борис Малиновский - Биографии и Мемуары
- Агенты Коминтерна. Солдаты мировой революции. - Михаил Пантелеев - Биографии и Мемуары
- Свидетельство. Воспоминания Дмитрия Шостаковича - Соломон Волков - Биографии и Мемуары
- Фридрих Ницше в зеркале его творчества - Лу Андреас-Саломе - Биографии и Мемуары
- Истории спортивного комментатора. Анкета НТВ+СПОРТ 1998 г. - Сергей Иванович Заяшников - Биографии и Мемуары / Публицистика
- Последний солдат Третьего рейха. Дневник рядового вермахта. 1942-1945 - Ги Сайер - Биографии и Мемуары
- Адмирал ФСБ (Герой России Герман Угрюмов) - Вячеслав Морозов - Биографии и Мемуары
- Скитания - Юрий Витальевич Мамлеев - Биографии и Мемуары / Русская классическая проза