"Фантастика 2023-96". Компиляция. Книги 1-24 (СИ) - Хафф Таня

— Хорошо, не переживай, сделаем. Сань…

— Что?

— На счет рапорта не пори горячку. Кроме тебя некому вертолетами командовать. Нас тогда или в тыл вернут или, ничего не понимая, на убой бросят. В обоих случаях плохо. И училище закроют, и Михаилу Леонтьевичу КБ прикроют. Да и меня комиссуют к чертям собачьим!

— Я подумаю…

Настя смотрела в мутное вагонное стекло, как фигура Стаина, широко размахивая руками, удаляется в сторону здания вокзала и слезы сами наворачивались на глаза. Не зашел. Даже не поздоровался. Неужели он не понимает, как она скучала, думала о нем, как ждала эту встречу?! А он даже не вспомнил о ней! Настя уткнулась лбом в холодное стекло и с всхлипом втянула воздух.

— Настьк, ты чего? — с беспокойством свесилась с верхней полки Ленка Волкова.

— Ничего…

— От ничего не плачут.

— А я и не плачу! — ну вот что она пристала?! К ней вон Литвинов каждые полчаса заглядывает. Леночка то, Леночка се. Фи! А еще и комсорг с командиром отряда самообороны! От обиды в голову лезли мысли не достойные хорошей подруги и комсомолки, но ничего поделать с этим она не могла. Отчего становилось еще хуже. Волкова ловко спрыгнула сверху и села рядом с Настей.

— Подруга, ты чего? — обняла она Настю за плечи и, бросив взгляд в окно, тоже увидела Стаина, — Из-за Сашки что ли?

— Нет! Нужен он мне! — излишне резко ответила девушка.

— Ой, дура!!! — протянула Ленка.

— Сама дура! К тебе вон Колька каждую минутку бегает…

— Кольке делать нечего! Как и всем нам!

Дверь в купе открылась и зашли Шадрина с Весельской.

— Что у вас тут происходит? — строго спросила Ида, заметив слезы у Насти и сердитое лицо Ленки.

— Да вот, Анастасия убивается, что Сашка не зашел.

— Сашка в школе остался, а тут лейтенант государственной безопасности Стаин, Вам ясно товарищ курсант?! — в отсутствие Никифорова, едущего со вторым эшелоном, Весельская оказалось старшей среди экипажей вертолетов.

— Ясно, товарищ сержант государственной безопасности! — вытянулась Волкова, недовольно стрельнув глазами из-под челки.

— И глазками мне тут не стреляй! А ты не реви! С чего ты решила, что товарищ лейтенант государственной безопасности первым делом к тебе помчится?! У него забот других нет?! Настя, всхлипнув, пожала плечами. — У него эшелон пришел! Организовать разгрузку техники, людей принять, разместить! А он побежит к Насте Федоренко обниматься! Ну а почему нет-то?! А мы подождем. Война подождет. Командование. Товарищ нарком тоже подождет, — голос Иды сочился ядом. — Смотрю, вы тут от безделья совсем с ума сходить начали! Но я это быстро исправлю! Литвинов! — рявкнула она в коридор. Из соседнего купе тут же выскочил встрепанный Колька.

— А?!

— Еще один, — скривилась Ида, — как надо отвечать?!

— Товарищ сержант государственной безопасности, курсант Литвинов по Вашему приказанию прибыл.

— Значит так, берешь Бунина, эти двух раскрасавиц, получаете у дежурного по вагону ведра, тряпки и чтоб вагон блестел, как… — Ида замялась, — в общем, чтоб идеальная чистота была. Я проверю. А пока курсанты Федоренко, Волкова и Бунин будут заниматься общественно полезным трудом, Вы, товарищ Литвинов громко, внятно и с выражением, будете читать своим товарищам замечательную книжку «Устав внутренней службы». На отповедь Весельской из соседних купе стали выглядывать штабные. Ида не обращала на них внимания, ей они не подчинялись, пусть с этими бездельниками товарищ Коротков разбирается.

— Ну, товарищ сержант государственной безопасности, можно я тоже убирать буду? — попытался отбиться от декламации Устава Колька.

— Я что-то не ясно приказала?!

Колька вытянулся:

— Есть получить у дежурного по вагону ведра и тряпки и курсантам Бунину, Федоренко и Волковой приступить к уборке, а мне читать Устав внутренней службы!

— Громко, внятно и с выражением!

— Есть громко, внятно и с выражением читать Устав внутренней службы!

— Приступайте!

Литвинов скрылся у себя в купе. А Настя с Ленкой мухой выскочили из своего, прикрыв за собой дверь. Лида осуждающе посмотрела на Весельскую:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Зачем ты так? Она же переживает!

— Она не переживает, — жестко осадила подругу Ида, — она треплет нервы себе и окружающим.

— А остальные причем тогда?

— А остальные за компанию, — криво усмехнулась Ида. — Ты что не понимаешь ничего? Они же боятся! И стараются не показать свой страх. Бунин в книгу уткнулся, а глаза на одном месте стоят, Колька к Ленке своей бегает постоянно, Волкова в себя ушла, а Настя, это Настя, она, как книга открытая. Ей и Стаин нужен был сейчас, чтобы от страха своего спрятаться у него за спиной. Он для них всех пример и спасение. Только не понимают они, что Саше, — Ида запнулась и поправилась, — товарищу лейтенанту госбезопасности самому поддержка нужна. А ребят я просто отвлекла. Раньше надо было. Не догадалась.

— А ты? — тихо спросила Лида.

— Что я?

— А ты не боишься? — Шадриной самой было очень страшно. И чем ближе подъезжали они к фронту, тем сильнее внутри сжималась невидимая пружина этого страха. И ей тоже очень хотелось, чтобы Петя сейчас был рядом. Обнял, закрыл своими сильными руками от страха и неуверенности. Все чаще и чаще ей вспоминалась бомбежка в Тамбове и мальчишка с развороченным животом и стеклянными глазами, невидяще смотрящими в дымное небо. Стоны, крики и запах. Запах смерти — крови, человеческих внутренностей и взрывчатки. А еще холмик земли рядом с рельсами — все что осталось от незнакомой девочки-зенитчицы, когда разбомбили их эшелон. И Лидочке казалось, что стоит ей попасть на фронт и ее тоже убьют, и останется от нее такой же холмик и деревянная табличка с фамилией написанной химическим карандашом.

— Только дураки не боятся. И я боюсь. Тем более я там была уже, — Ида махнула головой на запад, в сторону фронта. — Так давайте все бояться начнем, а товарищ лейтенант госбезопасности нам сопельки будет утирать и успокаивать. Будто ему не страшно…

— Ты знаешь, мне кажется, они с Петей вообще ничего не боятся. Мне тогда в городе, когда бомбежка была, так жутко было, что я ничего не соображала, как в тумане. А Петя… Он спокойный такой, будто ничего особенного не произошло. Командовал, словно вокруг ни раненых, ни убитых. Как работу делал привычную. И товарищ Стаин он такой же. Смелый и надежный. И бездушный. Понимаешь, бездушные они стали. И Петя тоже. Я порой боюсь, когда он сквозь меня смотрит и взгляд такой пустой-пустой. Мертвый, холодный. Как у змеи.

В глазах Иды мелькнула боль, на Лиду хоть так кто-то смотрит, а на нее и посмотреть некому. Ида вроде начала оттаивать душой и сердцем, когда рядом с ней появился Иса Харуев. Хищный и жесткий, как стальной клинок и в то же время спокойный и понимающий. Но он внезапно, ни слова не говоря исчез, не оставив даже записки на пол строчки. Да и почему он должен был что-то ей говорить или писать? Между ними ничего и не было толком. Ходили под ручку к Сашке с Зиной в госпиталь, да один раз в кино. А остальное она просто себе напридумывала. И хорошо, и правильно. Не должно быть на войне привязанностей, а уж тем более любви. Слишком больно потом терять. Слишком тяжело привыкать к потере. Ида приобняла подругу за плечи, усаживая на полку:

— Это война, Лид. Тут иначе нельзя. Привыкай.

У начальника станции все вопросы решились быстро. Задерганный и нервный майор-железнодорожник был только рад спихнуть лишний эшелон подальше. Заодно он же сообщил Стаину, что второй литерный придет ночью, а не через сутки, как доложил Коротков и ознакомил лейтенанта госбезопасности с приказом по фронту — все погрузочно-разгрузочные работы, перемещение крупных соединений живой силы и техники производить только ночью, во избежание демаскировки. Пришлось возвращаться к Короткову с Ловчевым и сообщать им новые вводные. Виктор с Вась Васем приняли изменения в графике с философским спокойствием. Коротков так вообще сказал, что именно такого приказа он и ждал. И что сейчас февраль 42-го, а не июнь 41-го, чтобы по собственной дурости подставляться под немецкие бомбы.