Чудесное мгновение - Алим Пшемахович Кешоков

для клинка.

Честь удара кинжалом по жертве должна была принадлежать самому Аральпову. Сюда, во двор мечети, было согнано почти все мужское население аула. После жертвоприношения Аральпов обещал произнести речь и раздать оружие, которым запаслись бандиты. Винтовки, шашки, кинжалы, сумки с патронами еще лежали тут, среди двора…

Но вот послышались выстрелы — это Жираслан стрелял в сакле Казмая, потом мгновенно разнеслась весть о том, что Аральпов Залим-Джери, шах бандитов, убит наповал Жирасланом.

Мгновенно все изменилось. Было уже не до ритуала. Мулла в испуге бросил коран.

Бывалые конники Эльдара не нуждались в приказаниях. Часть из них заняла место для боя по эту сторону ограды. Ахья развязали. Потрясенный, бледный от пережитого, юноша долго не мог прийти в себя — даже когда во двор, вся в слезах, прибежала его мать.

Счастливый тем, что удалось спасти внука, Казмай готов был целовать каждого, а вокруг него, нужно сказать, мигом столпилось немало народу. Тут были и сыновья его, и внуки, и соседи, и просто жители аула, радостно приветствующие старика.

Но для разговоров времени не было. По приказанию Инала Казмай со старшими сыновьями и внуками раздавал оружие, захваченное у бандитов. Старик-то хорошо знал, кому следует дать оружие в первую очередь — кто стрелок, а кто джигит, кому нужно дать винтовку, а кому шашку и револьвер. Молодые джигиты шумно, наперебой добивались этой чести, но Казмай не забывал и пожилых людей и стариков.

Инал решил не задерживаться в ауле, идти вдогонку за бежавшими, а главное, с помощью вооруженных балкарцев занять выгодную позицию в самом горле ущелья, где достаточно десятка хороших стрелков, чтобы остановить целую армию. Великолепные сверкающие водопады гремят в этом месте, обрушиваясь со скал на узкую дорогу и в кипящий поток реки. «Сто струй» — так называется это место, где Инал решил встретить обезглавленную после убийства атамана шайку. Инал не сомневался, что к вечеру, а может быть еще раньше, под ударами конников Эльдара и стрелков пехотного батальона банда будет отброшена с ее позиции у входа в ущелье и — куда ей деваться? — попробует пройти сюда, в аул…

— А ты ступай в саклю Казмая, — обратился Инал к Матханову, — посмотри, что с Жирасланом, можно ли ему помочь. Возьми с собой кого-нибудь.

Полусовет-полуприказание Казгирей принял охотно. Бездеятельность в эти минуты была хуже всего.

— Мне никто не нужен, — угрюмо отвечал Казгирей и, не глядя по сторонам, рысью выехал со двора мечети.

Как знать, если бы в эту минуту выстрел откуда-нибудь из-за угла поразил его, он, возможно, не стал бы жалеть об этом… Ни один человек не приветствовал его в ауле, где было поднято восстание его именем. Как не похоже это было хотя бы на тот день, который ему внезапно вспомнился: собрание в реальном училище для провозглашения советской власти, когда состоялась его первая открытая дискуссия с Иналом и Коломейцевым по поводу шариата и младомусульманства. Тогда, казалось, все идет в гору. Толпы приветствовали его криком: «Нет бога, кроме бога…»

Перед саклей Казмая тоже толпились люди.

Казгирей отдал коня первому попавшемуся балкарцу, переступил через порог.

В темной сакле не сразу удалось осмотреться.

Жираслан лежал недвижимо, — казалось, бездыханный. В нескольких шагах от него, под стеною, застыл труп Аральпова. Жираслан стрелял ему в глаз — пуля снесла часть черепа.

Стол был заставлен блюдами с остатками пиршества, кувшинами с бузою. Валялись смятая шапка, бурка, даже чувяк. Испуганные женщины, не смея войти вслед за мужчиной, толпились с детьми за порогом.

Казгирей склонился над раненым — сердце его еще билось, похолодевший лоб был покрыт каплями пота.

Казгирей подозвал женщин и объяснил им, что ему нужно. Лечебные травы нашлись.

Казгирей неплохо владел искусством врачевания. Он приложил травы к ранам, сделал перевязку. Прислушиваясь к дыханию раненого, Казгирей думал о том, что недавний шах бандитов все-таки выживет и заветное желание, о котором он упомянул прошлой ночью, исполнится — смирившийся Жираслан вернется в свой дом в Шхальмивоко. Но что ожидает его, Казгирея?

Страшное и горькое, опустошающее чувство, чувство непоправимого несчастья, овладело Казгиреем Матхановым. Он никогда не испытывал ничего подобного. Ему хотелось выговориться. Жираслан, казалось ему, мог бы понять его чувства, и Казгирей безотчетно потянулся к раненому:

— Жираслан, слышишь ли ты меня?

И странно — Жираслан, будто услышал его, начал что-то бормотать. «И, умирая, победи!» — послышалось Казгирею. Так ли это было, но слова его Казгирей принял на свой счет.

Чуть-чуть приоткрылись глаза Жираслана, — так, случалось, глядел он из-под полуприкрытых век, присматриваясь к сопернику, оценивая его.

Когда Казгирей вышел на порог и огляделся, в ущелье уже наступил веселый, солнечный день. Потеплело. Тумана как не бывало. Повсюду в саклях дымились очаги, тут и там играли дети; люди еще не совсем успокоились, но острый страх миновал.

— Алай, Казгирей! — приветствовал Матханова остроглазый и веселый балкарец Хабиж. Он стоял у лошадей вместе с другим Казгиреем, сыном Баляцо.

— Салям алейкум, Казгирей! — приветствовал своего тезку первый народный милиционер Шхальмивоко.

— Алейкум салям! Зачем ты здесь? Зачем Хабиж?

— Стережем твоего коня, — усмехнулся Казгирей. — А заодно тебя и Жираслана.

Инал все-таки решил для безопасности Казгирея и в помощь ему прислать двух конников. Сам Инал со своими всадниками и вооруженными балкарцами уже ушел из аула вдогонку за бежавшими бандитами, спеша захватить позицию в теснине «Ста струй».

А тут, на каменистом дворе, освещенном горным солнцем, стояли в молчаливом и застенчивом ожидании женщины — жена, дочери, внучки и невестки старика Казмая, некоторые с грудными детьми на руках. Детишки постарше прятались за юбками матерей. Тут же на пороге сидел и сам дед Казмай. Инал велел ему отдыхать.

— К вечеру Инал приведет на арканах всю банду, — заявил Казгирей, милиционер.

— Слишком скоро судишь, — не согласился Казмай. По расчетам деда, выходило — и, вероятно, это было точнее, — что войско Инала завершит разгром банды не раньше завтрашнего вечера.

— Перехватают всех святых воинов, — не унимался Казгирей, сын Баляцо. — Приведут на арканах, другого пути у них нет.

Присутствие Казгирея Матханова не смущало его тезку, он просто не замечал, какое тягостное впечатление производят на Матханова эти рассуждения.

— Хотел бы я знать, какими путями ты будешь идти к аллаху? — хмуро спросил Матханов, и сын Баляцо с прежней беспечностью отвечал:

— Мне эти пути показал отец. Ты слышал что-нибудь о моем отце, Баляцо из Шхальмивоко?

— Я много слышал и много знаю, — отвечал верховный кадий, — и потому повторяю, что истинный свет — это вера наших отцов. Ничего не изменилось сегодня. Это не моя вина, что кто-то украдкой хотел вытереть грязное место полой моей