Уорхол - Мишель Нюридсани

пока он в полном согласии со временем.

Конечно, он не единственный, кто использовал повторно какие-то элементы из своих прежних, более ранних работ. В конце своей жизни то же самое делали Пикассо, Лихтенштейн, Стелла, Джонс, но в случае с Уорхолом речь идет не только о вторичном появлении некоторых сюжетов его творчества, которые он вновь запускает в оборот, совершенно иным, без сомнения, новейшим способом. Здесь мы имеем дело с запуском программы «прочтения заново». Расставляя новые динамические акценты, она выбирает все лучшее и помещает это избранное в центр работы. В итоге вновь ощущается взрывной импульс. Уорхолу нет никакого дела до логики. У него всегда все через край, но все – первый класс.

Вспомним, что в его ближайшем окружении находился Виктор Хьюз, который позировал ему, представляя героя одной из скульптур Микеланджело, имитируя античность… Уорхол от души забавлялся подобными иллюзиями, образами-обманками.

В своей чувственно-интимной жизни он был намного сдержаннее. С Джедом Джонсом после двенадцатилетней связи, которая оказалась самым спокойным и счастливым периодом его жизни, в последние месяцы отношения разладились, о чем он сказал такими словами: «С каждым днем жизнь становится все более интересной и возбуждаюшей, но я должен возвращаться домой, окунаться в свою невыносимую жизнь, в которой ситуация с Джедом ухудшается с каждым днем».

Довольно необычный образ жизни Уорхола, его сексуальность, тоже весьма своеобразная, и стремление Джеда Джонсона утвердиться возле Уорхола – все это, вместе взятое, возможно, и явилось причиной упомянутой «невыносимости».

Именно Моррисси первым заметил и был покорен нежной и застенчивой улыбкой совсем еще юного Джонсона, который однажды принес на «Фабрику» телеграмму, да так и остался. Он со своим братом-близнецом приехал в Нью-Йорк из родного провинциального городка буквально за несколько дней до этого визита. В тот же день какой-то жулик украл у них все деньги. Они пришли на почту отправить родным телеграмму и, рассказав о своем злоключении, встретили такое горячее сочувствие, что тут же получили работу разносчиков телеграмм…

Уорхол тоже, по-своему, проявил к нему сочувствие, предложив юноше разделить с ним его жизнь, вести его дом, заботиться о его матери, помогать ему монтировать фильмы, да и вообще помогать во всем, в том числе в съемках буйно-фантазийной комедии Andy Warhal’s Bad с Кэрролл Бейкер[664] в главной роли. Бюджет этой картины перевалил за миллион долларов.

Джонсон занялся оформлением разных домов, Уорхол привил ему вкус к декорированию интерьеров… и дал возможность иметь собственных клиентов. Итак, после разрыва Джед переехал на Вест-Сайд, где продолжил карьеру независимого оформителя интерьеров.

Однако Джед и Энди не разорвали полностью отношений: Джед продолжал заботиться о двух таксах, Арчи и Амос, которые принадлежали им обоим и жили поочередно, по неделе, у каждого из своих хозяев…

Уорхол тяжело переживал это, что он считал предательством: а как иначе, если Джед обзавелся собственной клиентурой, то это лишь благодаря его влиянию и возможностям… Но Энди также понимал, что с ним жить совсем непросто, мало кто долгое время сможет выдержать его домашнюю тиранию. Он сильно подавлял людей, требуя почти абсолютной подчиненности.

Сам он признавался в этом в своем «Дневнике», когда писал о путешествиях: «Когда я путешествую, то становлюсь таким же требовательным, как Лиз Тейлор или мадам Рубинштейн[665]. Люди, которых я привлекаю в поездку в качестве переводчиков-амортизаторов между мною и внешней средой, должны все время развлекать меня, потому что без американского телевидения я становлюсь сам не свой. Они должны обладать ангельским характером и уметь разряжать электричество в атмосфере, чтобы выдержать все, что я обрушиваю на их головы, и не сломаться при этом, потому что в довершение всего они должны всё устроить наилучшим образом для того, чтобы мы все благополучно возвратились домой».

В течение двенадцати лет вежливый и воспитанный Джед Джонсон стойко, с обаятельной улыбкой, выдерживал все, в том числе исступленные ругательства Джулии, но однажды тихо, без скандала, он просто ушел. Уорхол, со своей стороны, также не обмолвился ни словом и не звонил. Означает ли это, что не осталось никаких чувств? Означает ли это, что после неудачной любовной связи, оставшейся в прошедшей молодости, он решил сохранять дистанцию и навсегда оставил себе роль вуайериста, что сильно озадачивало всех, кто приближался к нему? Не он ли написал: «Не знаю, буду ли я когда-нибудь способен на любовь, но после 1960 года я больше никогда не думал и не говорил на языке любви»? Не он ли говорил, что хочет быть машиной? Не он ли объяснял такое желание тем, что хочет стать бесстрастным, неуязвимым для чувств, чтобы никогда больше не страдать?

«Как я рада, что вы совершенно не капризны. Я убеждена, что любовь – вещь крайне неудобная, и радуюсь, когда мои друзья и я обходятся без нее», – писала мадам де Лафайет[666] в 1653 году своему учителю Жилю Менажу[667].

Стоит ли верить всем этим бравадам? О, сердце, загадочная болезнь…

Год спустя после ухода Джеда Джонсона Уорхол встретил Джона Гулда, о котором говорят как о последней большой привязанности художника.

Уорхол зафиксировал в «Дневнике» мгновения этого странного любовного романа. Этот документ носит характер некоего вердикта и одновременно вызывает сочувствие – чтение очень волнующее, потому что раскрывает все потаенные мысли и взгляды.

Джон Гулд – грациозный, двадцатисемилетний молодой человек, вдвое младше Уорхола, соблазнительный и очаровательный, заведовал отделами продаж на Paramount Picture. Первая встреча.

19 ноября 1980 года: «Здесь были Крис Макос с Питером Уайзом[668] и еще один вице-президент киностудии Paramount Джон Гулд, из голубых». Весьма забавная любовь с первого взгляда!

Второй раз имя Джона Гулда упоминается в «Дневнике» 12 февраля 1981 года, то есть два с половиной месяца спустя, что отнюдь не свидетельствует о нетерпении: «Я пригласил Джона Гулда на хоккейный матч с участием Rangers, но он сказал, что надо было позвонить ему заранее».

Тут вмешался Крис: на следующий день он позвонил Уорхолу и попросил того зайти к нему вечером, часов в семь, чтобы обсудить ближайшие планы и посмотреть фотографии. «Джон тоже будет», – сообщил он.

13 феврала 1981 года Уорхол оставил такую запись: «Джон Гулд и его приятельница по имени Леди Макгрейди, которая живет на Парк-авеню и которая сделала около двадцати детских книг, пошли – вместе с нами – к ней домой, и там у нее собралось много друзей из вроде как бостонских университетов, и можно было подумать, что еще не закончились пятидесятые годы, потому что у нее такая квартира, и