Шрам - Чайна Мьевиль

— Может, ты меня все—таки выслушаешь? — прошипела она. — Я знаю, куда мы направляемся!

Сайлас резко поднял голову, встретился с ней глазами. Она вдруг рассмеялась неприятным смехом. — У тебя случаются дежавю, Сайлас? — спросила она. — у меня случаются, Джаббер свидетель. Ты хоть понимаешь, что мне не нравятся такого рода отношения? Я, кажется, занимаюсь этим с занудной регулярностью — прихожу и рассказываю тебе, мне, мол, известна тайна, передаю ее тебе для дальнейшего распространения, для составления планов, для противодействия ей. Мне это вовсе не нравится. И этот раз будет последним, заруби себе на носу!

Она не лукавила. Что бы ни случилось, больше дел с Сайласом Фенекем она иметь не собирается. Между ними больше нет ничего — между ними меньше, чем ничего.

— Но нравится мне или нет, — продолжала она, — у меня почти нет выбора. Мне нужна твоя помощь. Единственное, что тут можно предпринять, это… распустить слух, чтобы узнало как можно больше людей. И если никто не захочет слушать Беллис Хладовин, то, похоже, все больше народа готово слушать смутьяна Саймона Фенча.

— И куда же мы направляемся, Беллис? — спросил Фенек.

Она рассказала ему.

— Я все время задавал себе вопрос — что это ты связалась с Доулом, с этим сраным психом. Он знает, что ты знаешь? — Фенек, казалось, был ошеломлен услышанным.

— Скорее всего, — ответила она. — Трудно сказать. Дело было так, словно он… Он явно нарушил свои обязательства, рассказав мне об этом. Но может, его так… распирало, что он не мог удержаться. И вот он рассказал мне не напрямую, что было бы предательством, а так — обиняками. Все это время я считала, что он сопровождает Любовников, Аума и ученых на эти тайные заседания, потому что он их телохранитель. Но дела обстояли иначе: он—то и есть главный специалист в этой области — в области добычи возможного. Он знает об этом все, потому что уже проводил такого рода исследования в поисках своего меча. Над этим—то они и работают. Любовники хотят добраться до Шрама, они хотят подключиться к возможностям, Сайлас. — Голос ее оставался ровным, хотя она этого и не чувствовала. — Как империя Призрачников, понимаешь?

— Вот для чего им понадобился аванк, — выдохнул он, и Беллис кивнула:

— Именно. Это средство достижения цели. Любовники вероятно, пришли в экстаз при виде его меча, когда Доул впервые появился в городе. Они слышали истории о Треснувшей земле и Шраме — обо всех известных ему тайнах, — но тогда воспринимали это всего лишь как фантазию. Но потом они вспомнили о Тинтиннабулуме и его команде, поняли, что их можно уговорить. Это такая крупная игра. — Беллис смотрела сквозь маленькое окошко на море, которое неторопливо пенилось за бортами Армады, влекомой аванком. — И ведь Любовники уже знали о цепях. Армада пыталась поймать аванка и раньше. Но это было так давно, а к тому же Любовникам было наплевать на традиции. Но с появлением Доула все изменилось. До его прихода вызов аванка был бы идиотским, грандиозным, бессмысленным предприятием. Но теперь — нет. Все знают, что ни один корабль не может пересечь Пустой океан. Но нет в Бас—Лаге такой силы, которая могла бы остановить аванка. Они внезапно обрели способ добраться до оставленного Призрачниками Шрама, о котором им поведал Доул.

Масштаб проекта ошеломлял. Трудно было представить себе, что все эти лишения, расходы, усилия, на которые пошли Любовники, чтобы поднять аванка, — лишь первая часть их плана.

— Все это, — выдохнул Сайлас, и Беллис кивнула.

— Все, — сказала она. — Буровая, «Терпсихория», Иоганнес, остров анофелесов, цепи, фульмены, треклятый аванк… Все. И вот оно ради чего.

— Ради неограниченной власти, — произнес Сайлас так, словно эти слова были грязными. — Я полагал, что аванк им нужен для пиратских дел. Они на это намекали: Джаббер милостивый, с аванком можно столько наворовать! В таком варианте, по крайней мере, был бы хоть какой—то смысл. Но это… — Вид у него был недоуменный. — Сразу видно, что они — эти твои Любовники — не местные, а из похищенных; ни одному серьезному пирату такая херня и в голову бы не пришла.

— Они опасны, — просто сказала Беллис. — Они фанатики. Дерьмо господне, я понятия не имею, смогут ли они и в самом деле пересечь Пустой океан. И не хочу это выяснять. Я… я слышала их, когда они были вдвоем. — Он вопросительно посмотрел на нее, но не спросил, как ей это удалось. — Я знаю, что они из себя представляют. Я не позволю, чтобы такие вот люди — одержимые утописты — тащили меня на другой конец света, в место, которого, может, и нет, а если есть, то опаснее его в Бас—Лаге не найдешь. Мы все больше и больше удаляемся от Нью—Кробюзона. Но я еще не оставила мысли вернуться домой.

Беллис поняла, что ее бьет дрожь, стоило подумать, как далеко от нее дом. А если Утер и другие правы? Если им и в самом деле удастся пересечь океан?

Множество возможностей. Мороз подирал по коже от этой мысли, которая казалась ей угрожающей, подрывающей основы мироздания. Беллис чувствовала себя песчинкой, и это оскорбляло и пугало ее.

«Словно какой—нибудь родник в степи, — копошилась в ее голове неясная мысль, — где слабый, и сильный, и хищный заключают на время водопоя перемирие — газель, антилопа, мафадет и лев. Все возможности сошлись в чертовской гармонии — победитель, сильнейший, факт, реальность, позволить неудачникам жить, позволить жить им всем. Пацифизм и патетика».

— Поэтому—то они и помалкивают, — сказала она. — Они знают, что люди будут против.

— Они боятся, — пробормотал Сайлас.

— Любовники сильны, но они не могут в одиночку простоять всем остальным кварталам. А если еще ближе к делу, то они побаиваются и своих собственных людей.

— Бунт, — выдохнул Сайлас, и Беллис мрачно улыбнулась:

— Мятеж. Они боятся мятежа. И вот почему нам нужен Саймон Фенч.

Сайлас медленно кивнул, потом наступило долгое молчание.

— Ему придется распустить слухи, — сказал он наконец. — Листовки, разговоры, слухи, все такое. В этом он крупный специалист. Я позабочусь, чтобы он сделал это.

— Извини, Беллис, — сказал Сайлас, когда она встала, собираясь уходить. — Я был тебе не лучшим другом. Я был так… Дел много, трудных дел. Я нахамил, увидев тебя, извини.

Беллис смотрела на него. В ней говорили неприязнь и — как ни парадоксально — остатки того, что когда—то соединило их. Словно осколок воспоминания.

— Сайлас, — сказала она, холодно улыбаясь, — мы ничего не должны друг другу. И никакие мы не друзья. Но мы оба заинтересованы в том, чтобы сорвать план Любовников. Я в этом смысле беспомощна, а ты, вполне вероятно, сможешь сделать что—нибудь. Надеюсь, ты попробуешь, а потом сообщишь мне, что у тебя получилось. Не больше. Никакого другого общения с тобой я не ищу. Я не хочу, чтобы ты приходил ко мне как друг.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});