Одиссея Варяга - Александр Чернов

Адмирал Камимура нервничал. Разумеется, со стороны этого не было заметно. Он все так же сосредоточенно следил за противником и так же резко отдавал необходимые приказания. Однако в разговоре с начальником штаба он перешел на "личности" что было совершенно нехарактерно для сдержанного японца.

– Я начинаю думать, что Руднев на самом деле потопил "Асаму". Я не верил утверждениям, что "Асаму" потопил "Кореец", даже с учетом слухов, что там дело было нечисто. Не могла канонерка хоть что-то сделать броненосному крейсеру. Я полагал, что по неосторожности, в нервном напряжении перед первым боем с европейской державой, экипаж "Асамы" допустил взрыв погреба ГК, а все списали на противника. Однако этот русский адмирал действует так, словно в него вселились демоны. Может они, и впрямь помогли ему потопить "Асаму"?

Источником нервного состояния адмирала были два русских бронепалубных крейсера зависшие на носовых курсовых углах "Идзумо". Их снаряды теоретически серьезно не угрожали боеспособности флагмана, но были неприятны. А несколько особо сильных разрывов подталкивали к мысли, что огонь ведется не только из шестидюймовок.

Но что делать, адмирал никак не мог решить. Перенос огня на русские бронепалубники означал потерю половины бортового залпа "Идзумо", причем с учетом того, что огонь нужно было размазать по двум крейсерам, то можно было рассчитывать только на единичные попадания в русские корабли. А это для крупных крейсеров неприятно, но не принесет потери боеспособности, а просто испугать русских адмирал уже не надеялся. Мысль об изменении курса, чтоб иметь возможность стрелять всем бортом была настолько чудовищна, что Камимура ее отогнал сразу. Придется отвернуть от русских броненосных крейсеров, от более слабого или, в крайнем случае, равного противника! Никогда!

Адмирал уже несколько раз порывался приказать перенести огонь всего, что дотянется на русские бронепалубники, но каждый раз останавливался. Сквозь уважение к талантливому и серьезному противнику все сильнее стало пробиваться раздражение. Напрашивалась аллегория: дерутся два серьезных самурая. Вокруг бегает ребенок одного из них и, время от времени, дергает второго за… гм… яйца. Несмертельно. Но неприятно. Конечно, если обратить внимание на этого ребенка от него мокрого места не останется. Но ведь взрослый-то самурай этим воспользуется. Но и не обращать внимания… Дергает, дергает… А ну как все-таки оторвет?

Медленно позволяя себя догонять "Варяг" с "Богатырем" постепенно увеличивали огневое воздействие на японского флагмана. Первый попавший с "Варяга" восьмидюймовый снаряд ударил в борт "Идзумо", и его отнесли на счет "Громобоя" и "России".

Но последовавшее через пять минут второе попадание, в бок носовой башни, отнести на счет находящихся на левом траверсе броненосных крейсеров русских было уже нельзя. В башне от сотрясения перебило половину лампочек, телефонов и циферблатов управления стрельбой. Башенный дальномер вместо реальной дистанции до цели упорно показывал десять кабельтов, хотя даже на глаз до обстреливаемой "России" было не меньше 35. Хуже того, началась течь из уплотения сальников гидравлической системы привода самой башни. Сколько еще она сможет вращаться до падения в системе давления сказать было сложно, резервная электрическая система никогда не внушала доверия. А уж поворачивать эту махину вручную, это значит снизить и так не самую высокую скорострельность. Кроме того в "Идзумо" с бронепалубников уже попало порядка десяти шестидюймовых снарядов. Они действительно не смогли пробить брони пояса, башни или траверса, но передняя труба уже опасно качалась на растяжках, и после еще пары попаданий должна была свалиться.

Камимура наконец решился и приказал перенести на "Варяга" огонь всего, что могло до него добить. Увы – в момент поднятия на мачте "Идзумо" флажного сигнала о переносе огня удачный снаряд с "Богатыря" разметал по мостику японского флагмана сигнальщиков и их ящики с сигнальными флагами. Осколками того же снаряда были перебиты и фалы по которым эти флаги поднимались на фок мачту. Жестоко избиваемый продольным огнем легких русских крейсеров "Идзумо" с каждым новым попаданием все менее подходил для выполнения роли флагманского корабля.

Да, все механизмы и орудия японца были надежно пркрыты непроницаемой для шестидюймовых снарядов броней. Но каждое попадание в трубу – это падение тяги в котлах и как следствие падение скорости крейсера и всей колонны. Каждый снаряд разорвавшийся у раструба вентилятора – это смятый воздуховод, по которому в топки котлов всасывается уже меньше кислорода, и снова – падение хода. Пара пробоин в небронированной носовой оконечности крейсера, это не только дополнительная вентиляция подшкиперсокой, но и затопления каждый раз когда нос крейсера ныряет в поднятый тараном бурун. И пусть один снаряд сделавший эти пробоины достаточно безвредно разорвался на бронированном траверсе (вспучивание палубы, многочисленные осколочнве повреждения и шесть раеных в лазарете). Второй, с несработавшим (традиция однако, хотя после смены взрывателей на русских снарядах не взрыв попавшего в цель снаряда стал из правила скорее исключением) взрывателем, подобно бильярдному шару проскользил по бронепалубе, пока не завяз в переборке у каземата шестидюймового орудия. Где и пролежал, пугая прислугу своим мрачным видом, до конца боя. А заодно пожары и выведенные осколками из строя орудия на верхней палубе, переполненые лазареты, невозможность подать сигнал идущим сзади мателотам и прочие радости плотно обстреливаемого корабля. И все это без единого пробития брони!

Похожая картина была и на "России". Хотя броня и была не по зубам японским снарядам, повреждений от осколков и огня было достаточно. Верхний средний каземат шестидюймового орудия в одно мгновение превратился в гибрид печи высого давления и крематория, в котором заживо сгорели шесть членов расчета орудия. Виновник – крошечный раскаленный осколок снаряда, который даже не попал в крейсер, воспламенивший беседку с гильзами для шестидюймового орудия.

Крейсер получил уже с десяток попаданий, однако тревожных сообщений пока не было. Докладывали в основном о пожарах. Пожары пока тушились, хотя и с переменным успехом. Особенно долго возились с первым, с непривычки. Правда, так до конца его погасить не удавалось. Вроде бы уже погасший огонь периодически вспыхивал снова, но никого уже не пугал. Дым от пожара мешал наблюдать за кормовым сектором, чем Небогатов был недоволен.

– Да что там они с пожаром справиться не могут? Сгорим ведь, господа.

Через некоторое время после особенно сильного взрыва прибежал посыльный от командира плутонга шестидюймовок правого борта, молодой вольноопределяющийся. Он долго не мог внятно доложить командиру крейсера, и капитану первого ранга Андрееву пришлось на него прикрикнуть, и даже немного встряхнуть.

– Т-там, в среднем к-каземате взрыв – дрожа докладывал посыльный – расчет весь… все…

– Что там!? – допытывался командир.

– Сгорели… все… заживо – почти прошептал посыльный и получив разрешение уйти почти вывалился из рубки. С мостика послышались характерные звуки выворачиваемого наизнанку желудка. Очевидно что посыльный в упомянутом каземате побывал лично.

Арнаутов смущенно прокашлялся и доложил Небогатову, -

– Два шестидюймовых орудия мы уже потеряли. И один расчет полностью. В остальных много раненых, есть и убитые. Но, в целом, держимся не плохо. Я от Камимуры ждал лучшей стрельбы, честно говоря…

Восьмидюймовки были пока целы, хотя их расчеты постоянно приходилось пополнять. Будучи головной "Россия" особенно активно обстреливалась японцами, и даже от близких разрывов прилетали осколки. Но экипаж был уже в таком состоянии, что обращал внимания на осколки не больше, чем на брызги воды от близких разрывов снарядов, отмахиваясь от них как от мух, а иногда и просто не замечая легких ранений.

Крейсер держался уверенно, и активно вел бой. "Идзумо" вышел уже на траверз "России", однако пока японцы шли параллельным курсом в маневрировании не было нужды. В какой-то момент адмирал расслабился и привалился к броне рубки. За что и был вскоре наказан: буквально через пару минут японский шестидюймовый снаряд ударил в мостик, практически в ее основание. Почти всех в боевой рубке сбило с ног. Адмирала отшвырнуло и ударило о противоположную стенку. Небогатов сел и некоторое время ошарашено осматривался по сторонам, пока не понял что его оглушило, и пропавшие звуки боя вовсе не означают, что бой кончился. В результате адмирал с полчаса только наблюдал за японцами и был не в курсе происходящего на корабле. Хотя к концу боя он уже различал разрывы снарядов и громкие голоса. Вскоре после того, как колонны разошлись, он пришел в себя почти полностью, но еще пару дней слышал не очень хорошо, а потому и сам говорил громче обычного.