Темная магия - Энгус Уэллс

Когда она проснулась, небо уже серело на востоке. Через несколько мгновений оно вспыхнуло сочным серебром, отливавшим золотом, и, словно какая-то невидимая рука распахнула занавес, небо предстало ярко-голубым, а затем засверкало и запереливалось, когда царственное светило выкатило на небосклон. Ценнайра быстро привела себя в порядок, намочив руки о траву и проведя ими по лицу, и встала, чтобы осмотреться. Сколько еще ждать? — подумала она, отгоняя мысли о том, что с ней будет, если троица здесь не появится. И вдруг она услышала далекий, едва уловимый перестук копыт. Сверхъестественное чутье подсказало ей, что всадник скачет сюда. Она прислушалась и нахмурилась, ибо услышала только одну лошадь вместо трех. Из предосторожности она отбежала от Дагган-Вхе и спряталась в высокой траве.

Перестук копыт все приближался, и наконец она увидела одинокого всадника на измученном, едва державшемся на ногах коне. Вскоре всадник подъехал так близко, что она уже могла его разглядеть — и чуть не вскрикнула от удивления: у него были песочного цвета волосы, перебитый нос и карие глаза.

Давен Тирас, переполошилась она. Рхыфамун! Что делать?

Первым ее порывом было вытащить зеркало и спросить совета Аномиуса; но она тут же сообразила, что Рхыфамун учует их разговор и обернет свое колдовство против нее. А Аномиус дал ей понять, какой силой обладает Рхыфамун. Ему не составит труда уничтожить ее. Так что она получше спряталась в траве и принялась смотреть.

Человек с песочными волосами подскакал к каньону, остановился и спешился. Руки и ноги у него не гнулись после длительной гонки на коне. Лошадь его захрипела, голова ее упала; она была вся в мыле и дрожала от усталости. Человек бросил поводья и подошел к самому краю Кесс-Имбруна, и Ценнайра поздравила себя с тем, что сообразила спрятаться. Он поднял руки и прокричал странные слова, которые разорвали утреннюю тишину. Они отскакивали от каменных стен каньона, сотрясая воздух, тут же наполнившийся сладким запахом миндаля. Стены каньона как будто содрогнулись, а воздух заколебался. Волосы у Ценнайры встали дыбом, она еще глубже зарылась в траву, стараясь не глядеть на этого человека и трясясь от страха.

Рхыфамуну она противостоять не сможет, поняла Ценнайра. Магические силы его слишком велики: она чувствовала это своими костями, своей трепещущей плотью. Аномиус был прав: только те трое, которых поджидала она, еще как-то могли попытаться взять над ним верх. Колдун опустил руки, и магия его перестала давить на природу. Воздух успокоился.

Он подошел к измученной лошади, покопался в переметных сумках, вытащил трутницу и сушеный навоз, высек искру и разжег костер. А затем, увидев, какой он готовит себе завтрак, Ценнайре пришлось сунуть кулак себе в рот, чтобы не закричать.

Теперь она поняла, кто так изувечил тела, встреченные по дороге, и почему конечности у трупов были отрублены.

Закрывая, словно кляпом, кулаком рот, она смотрела на Рхыфамуна, а он как ни в чем не бывало жарил часть человеческого тела, словно это была оленина или говядина. Сладковатый запах капающего на огонь человеческого жира забил собой аромат травы, и Ценнайра с трудом подавила в себе желание освободить желудок. В голове у нее стоял полный сумбур: что бы ни натворила она в этой жизни, в кого бы ни превратил ее Аномиус, все-таки есть вещи, до которых она никогда не опустится. Просто не сможет этого сделать! Она почувствовала страшное отвращение, а с ним пришло и понимание того, что тот, кого созерцали сейчас ее глаза, погряз в грешной трясине глубже, чем возможно любому существу; что, какова бы ни была цель, всему есть предел, переступив который сущность выходит за рамки разума.

Она сглотнула, сдерживая позывы рвоты, — Рхыфамун обгрыз кость и отбросил ее в сторону. Закончив свой страшный пир, он встал, подошел к обрыву и заглянул вниз, словно кого-то поджидая.

Кого бы он там ни вызывал, но в этот день никого не было, как и ночью, которую Ценнайра провела, свернувшись в траве, впервые сожалея о том, что позволила Аномиусу сотворить с собой такое.

Он — вернее, они — явились только к полудню следующего дня. И день тот был ужасный. Приподнявшись на локтях, в дрожащем над обрывами Кесс-Имбруна воздухе Ценнайра увидела всадников, взбирающихся по Дагган-Вхе. Их было пятеро. Одетые в кожу и кольчуги, они ехали на низкорослых лохматых лошадях. На поясах — короткие, сильно изогнутые мечи; сбоку к седлам привязаны луки и кожаные колчаны со стрелами, спереди — пики. Они с шумом выбрались на поверхность и остановились, склонив головы. Глаза их были совершенно пусты, словно они ничего перед собой не видели.

Они были невысоки ростом, и, когда Рхыфамун резким голосом отдал приказание, после чего в воздухе появился запах миндаля, спешились. Ценнайра обратила внимание на то, что они кривоноги. Из-под остроконечных шлемов свешивались длинные, смазанные маслом пряди волос, лица их были скрыты плотной сеткой с вырезами для глаз. Как лунатики, они подняли сетки, обнажая широкие плоские лица с высокими скулами и раскосыми желтоватыми, почти кошачьими глазами. Кожа у них была темнее, чем у кернийцев. От глаз и уголков рта начинались глубокие складки, так что возраст их было определить невозможно. У троих были жидкие усы, спускавшиеся до квадратных подбородков; у двоих — редкие треугольные иссиня-черные бородки, которые горделиво торчали вперед, несмотря на то что их обладатели пребывали в трансе.

Рхыфамун внимательно осмотрел каждого из них, оценивая, словно лошадей. Затем опять заговорил, и теплый ветер донес до Ценнайры запах миндаля. Она вновь едва не вскрикнула, когда джессериты вдруг выхватили мечи и набросились друг на друга.

Это была короткая и кровавая схватка. В живых остался один, остальные окровавленные, валялись в траве. Выживший тоже был ранен, но не серьезно, а меч его и широкий кинжал были в крови от острия до рукоятки. Рхыфамун рассмеялся страшным смехом, взмахнул руками и произнес несколько гортанных звуков. Рана джессерита тут же затянулась, и он, одного за другим, сбросил своих соплеменников в Кесс-Имбрун. Еще один приказ, новая волна миндального запаха, и за людьми последовали лошади, глухо стуча о стены каньона.

Рхыфамун поманил джессерита к себе и крепко прижал ладони ему к плечам. Запах миндаля усилился настолько, что забил собой все остальные запахи. Рхыфамун произносил одно слово за другим, и каждое из них словно горело в воздухе, ярким красным пламенем перелетая с уст колдуна в уста джессерита. Воздух сотрясался от силы заклятий, как при собирающейся грозе.

Трава пригнулась под волшебным ветром, и Ценнайра в страхе вжалась в землю, понимая, насколько этот колдун могущественнее Аномиуса. Достаточно ему почуять ее присутствие, и она умрет, и это — в лучшем случае.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});