Сборник повестей. Книги 1-12 - Юджин Пеппероу

заскрипели пружины под тяжестью мужского тела.

Через пять дней Алекс улетал в Москву, и Наташа провожала его в аэропорту. Пока они стояли в очереди на регистрацию, пока Алекс оформлял билет, она не произнесла ни слова, только все складывала и раскладывала дужку своих зеркальных очков. Когда объявили посадку на рейс, она внезапно преградила ему дорогу.

— Алекс, ты ничего не хочешь мне сказать?

Тот недоуменно поднял брови:

— Не понимаю, о чем ты?

Глядя ему в глаза, Наташа быстро заговорила, влажно поблескивая белками:

— Я хотела бы знать, за кого ты меня принимаешь. За гейшу? За наемную танцорку? Говорят, в Париже по телефону можно заказать красивую девушку на вечер для выхода в свет или на прием, куда не принято ходить одному. Может, ты меня за нее принимаешь?

Она невольно повысила голос, из последних сил пытаясь удержать рыдания.

— За эти дни ты на все время нашел: мы съездили в Пицунду, в Новый Афон, на Рицу, были в лучших ресторанах побережья. На все это у тебя нашлось время, и я благодарна тебе. Но почему же у тебя не нашлось времени спросить меня, кем я работаю, чем интересуюсь, где живу? А сегодня утром ты вдруг между делом говоришь мне, что через два часа улетаешь. Я ведь, если ты это заметил, ни о чем тебя ни разу не спрашивала и ни на что не претендую. Может быть, в твоей жизни просто нет для меня места? Но хоть изредка позвонить мне и спросить: "Как дела, Наташа, как живешь?" — это ты можешь? А ты даже не спросил у меня номер телефона.

Слезы уже текли по лицу Наташи, губы ее жалко кривились. Она вцепилась руками в лацканы роскошного кремового пиджака Крайнова и умоляюще заглядывала ему в глаза. Окружающие, не стесняясь, смотрели на них: на всех лицах была написана жалость к этой красивой и, видимо, несчастной женщине.

Алекс оторвал ее руки от своего пиджака, щелчком расправил смявшийся лацкан. Лицо его выражало легкую скуку и отчасти досаду.

— Что ты мне сделала плохого? Абсолютно ничего. Вспомни лучше беднягу из 512-й комнаты, где ты "остывала" в жару по три раза на дню, — разве он тебе что-нибудь плохое сделал, чтобы относиться к нему, как к мебели? А ведь он любил тебя не один год, и ты не могла не догадываться об этом. Прощай. Никакая ты не Снежная королева, в лучшем случае Снегурочка, — тепло тебе противопоказано. Алекс заглянул в остановившиеся, медленно начинающие узнавать его глаза Наташи с бездонными зрачками, холодно усмехнулся и, обогнув ее, как неодушевленный предмет, направился на посадку в самолет.

Наташа, застыв на месте и прижав ладони к лицу, неотрывно глядела ему вслед. Губы ее что-то беззвучно шептали.

Возвратившись в Москву, Крайнов узнал от Ангелины Ивановны, что по делу райтреста начато следствие. В прокуратуру вызывают всех подряд, допытываются, кто кому давал взятки в их системе. То, что этим делом занялась прокуратура, а не райотдел милиции, было плохим признаком. Похоже, что началась очередная кампания по наведению порядка в сфере обслуживания и общепита. Ангелина Ивановна была очень напугана, у нее тряслись руки, когда она рассказывала Крайнову, как следователь прокуратуры предлагал ей написать чистосердечное признание, у кого, сколько и как часто она брала деньги и кому их затем передавала. Алекс оценивающе посмотрел на перепуганную немолодую женщину. Совершенно ясно, что, если ее прижмут реальными уликами, она выложит следователю все, что знает, надеясь этим заслужить снисхождение. Правда, деньги у нее он брал всегда один на один, без свидетелей, так что только ее показаний вряд ли будет достаточно для привлечения его к суду, но чем черт не шутит. Лучше всего было бы, если его имя вообще не попадало в поле зрения прокуратуры.

— Ангелина Ивановна, простите за неделикатный вопрос, вы у многих директоров столовых брали деньги?

— Боже мой, Александр Александрович, ну как вы можете спрашивать такие вещи?

— Ясно, значит, у многих. И среди них обязательно окажутся те, кто назовет вашу фамилию. Ведь если человек добровольно заявит о даче взятки, которую начальство у него вымогало, он освобождается от уголовной ответственности. Думаю, что это вопрос даже не дней, а часов.

— Боже мой, но что же тогда со мной будет?

— Это, Ангелина Ивановна, нетрудно предугадать. Как только у следователя будет на руках хотя бы два заявления от директоров ресторанов или столовых, что вы получали от них деньги, прокурор тут же подпишет ордер на ваш арест. Вы это сами знаете лучше меня.

— Но что же делать? Неужели ничего нельзя придумать? Господи, я бы отдала все свои деньги, только чтобы избежать этого кошмара.

— Я считаю, — осторожно произнес Алекс, — что у вас есть лишь один путь. Чтобы избежать тюрьмы, — вы должны быть признаны… психически больной, невменяемой.

— Вы хотите сказать?… — в глазах Протасовой застыл испуг.

— Да, вам нужно лечь в институт психиатрии до того, как вас арестуют. Через свои институтские связи я смогу добиться, чтобы вас признали невменяемой, тогда вы не будете нести судебной ответственности за свои поступки. Я устрою, что вас поместят в отдельную палату, где вам не будут докучать другие пациенты. У меня там приятель заведует как раз тем отделением, куда вас положат на обследование. Полежите там месяца два, потом пройдете комиссию и окажетесь на свободе, да еще свои деньги сохраните. Подумайте, Ангелина Ивановна. Я лично считаю, что это единственный разумный выход для вас.

Протасова подозрительно взглянула на Алекса. Маленькие глазки ее недоверчиво сузились.

— А вам-то что за корысть так обо мне беспокоиться? Сколько вы собираетесь содрать с меня за эту бумажку с печатью?

Крайнов усмехнулся. Подумать только, эта курица даже в такую минуту, когда решается ее судьба, боится переплатить. И с таким примитивом приходится иметь дело. Впрочем это хорошо, что она глупа. Вот уж правда, "на дурака не нужен нож, ему с три короба наврешь и делай с ним, что хошь".

— Ангелина Ивановна, мы в вами не первый месяц знаем друг друга, и я вам доверяю, поэтому не возьму с вас ни копейки авансом. Вот когда вы успешно пройдете психиатрическую экспертизу и выйдете оттуда невинной в глазах юстиции, тогда и поговорим о цене. Я надеюсь, что вы меня не обидите, а, Ангелина Ивановна?

Проницательному человеку не понравилась бы издевательская улыбочка, скользнувшая в этот момент по губам Крайнова, но Протасова к таковым явно не относилась. Глазки, ее, утонувшие в дряблых пухлых щеках, хитренько заблестели и, чтобы скрыть