Краткая история древлеправославной (старообрядческой) церкви - Федор Мельников

На это тогда же был дан ответ старообрядцами: "Воистину удивительно, как не сгорают от стыда те, именующие себя русскими людьми, никониане (в том числе, в первую голову, и сам Субботин), которые жаждут видеть самую Россию более гнусной и более жестокой страной в отношениях к своим же русским людям, чем эта бессовестная Австрия? Австрия, несмотря на всю ее ненависть к русским, все-таки дала им в своих пределах приют и разрешила им пользоваться религиозной свободой, тогда как вот эти самые никониане улюлюкают самой России, чтобы она гнала своих чад, не давала им возможности жить в ее пределах свободно, молиться Богу, воздвигать Ему алтари по своей совести и по своему верованию. Видно, гнусное никонианство повытравило из жестоких душонок своих последователей последние остатки человеческого достоинства. О, мерзкая же эта гадина - никонианство, если оно воспитывает таких жестоких зверей. Как могли принять его старообрядцы?!." В отпор злобному выпаду Субботина, повторяемому даже в наше время врагами старообрядчества (в эмиграции даже, например, священником-миссионером В. Демидовым в Америке), уместно привести здесь отзывы о буковинских старообрядцах русской газеты "Армейский Вестник", напечатанной в 1917 г. в статье "Поездка в Черновицы". В этой столице Буковины автор статьи встретил старообрядцев и восторгается их русской несокрушимостью: "Торговлю в Черновицах ведут представители разных национальностей: русские, чехи, поляки, австрийские немцы, армяне, евреи. Но интереснее всего, что почти вся фруктовая торговля в руках великоруссов. Обойдите большинство погребков и лавок и вы, к удивлению, найдете, что торгуют наши не то владимирские, не то московские бабы и девушки. Это их язык, их одежда, облик. Все чисто великорусское. Изумляясь, откуда они успели тут появиться, я разговорился с одной из них.

- Мы из Белой Криницы, староверы. Наши деды и прадеды выехали из России 200 лет тому назад, когда было на нас большое гонение. Живем с тех пор в этом крае. Здесь, в Черновицах, нас не очень много. В доме моего брата - наша здешняя молельня. А в Белой Кринице, - вы слыхали? - мы имеем своего митрополита. Но что слышно в нашей России?

Знаете, читатель, при этих словах меня сдавило что-то за горло. Вот оно, чистое золото русской земли, не ценимое, непонятное. Два века на чужбине. Два века в изгнании. Забежали они к Карпатам, спасая свое святая святых. Ушли, успокоились, а ухо держат настороже:

- Что слышно в нашей России?

В нашей, не чужой, несмотря на гонения. Вот кто делает русскую историю, вот кто ее герой, вот кто создает границы русского государства! Что осталось бы от мягкого разлезлого русского интеллигента после двух столетий жизни за границей? - Ничего, ни малейшего следа русского! А тут словно вчера приехали из Клина, Коломны или Мурома. Земной поклон тебе, сталь русской земли!

С чувством удовлетворения от встречи с нашими староверками уехал я из Черновиц: такой народ все выдержит, всего достигнет; нет таких задач, которые ему не по плечу" // Слово Церкви. 1917. № 4. С. 71.

В такой чистоте и строгости старообрядцы сохранились и в других государствах, например, в Румынии. Об их состоянии там, уже в наше время вот что печатает русская эмигрантская газета "Православная Русь" (в Словакии) от 15 октября 1940 г., в № 20: "Как известно, старообрядцы переселились в Румынию из России еще в XIX, а некоторые и в XVIII столетии. И несмотря на столь долгое пребывание на чужбине, они полностью сохранили и свою веру, и свое русское лицо. Вот картинка старообрядческих похорон в г. Романы всего месяц тому назад: погребение состоялось в воскресение, после литургии, молящихся поэтому было много. Город Роман очень красивый, с замечательными европейскими постройками, весь шоссирован и даже асфальтирован, улицы похожи на бульвары или аллеи. И вот по этим аллеям, под густыми ветвями, образующими собою зеленеющую бесконечную крышу, движется медленно похоронная процессия: впереди несут большой крест, древние иконы уже с потемневшими ликами, хоругви, цепляющиеся за ветви деревьев, за ними гроб с покойником, далее духовенство и многочисленный народ. Но весьма странно в городской обстановке: впереди идут мужчины - все в сапогах, все в бородах (ни одного ни бритого или ни стриженого) все в поддевках-казачках; идут медленно, сосредоточенно, все поют "Святый Боже, святый крепкий святый Бессмертный, помилуй нас", поют стройно и дружно, но древним унисонным напевом. Позади них идут так же благоговейно, так же неспешно женщины - все в платочках, все в цветных платьях - скромных, длинных, просторных. На некоторых местах улицы останавливаются, носильщики гроба поправляются, перемениваются местами, священник служит литию, все мужчины поют. Потом снова трогается процессия. Идет она почти через весь город, так как церковь старообрядческая в одной стороне города, а кладбище в другой. По дороге встречается модная городская публика: как она резко отлична от этой похоронной процессии. Почтительно она останавливается, удивленно смотрит на людей, как бы с другого света появившихся в этом европейском городе, некоторые из публики крестятся, расспрашивают, что это такое? Кто это? О, липоване! Все их знают тут. Так тут называют старообрядцев. Встречающиеся автомобили, [...], пролетки на минуту останавливаются, пропуская мимо себя странную процессию. Дивная и странная картина, которую мог бы срисовать наш Нестеров. Каким-то чудом так цельно и так ярко сохранилась здесь Русь XVII столетия, сохранилось среди моря современных соблазнов, разных очарований, наглой красоты, бесстыдной наготы, среди всевозможных бурь и потрясений.

Такими старообрядцы сохранились и в других городах Румынии: в Пятрах-Нянц, Тыргу-Фрумос, Ботошанах, и в других. О деревнях уже нечего и говорить: там они еще русистее и крепче во всех обычаях и обрядах" // Vaslui. 22 Februarie st. nou., 1946. Pentru Conformitote. Pr. Marchel.

291

Подлинник "Изложения" сохранился до нашего времени. Он не попал в выкраденный для Субботина Белокриницкий архив, поэтому этот историк нигде и не упоминает его. "Изложение" вписано в четвертную переплетенную книгу, в которой с одной стороны вписан Устав Белокриницкого монастыря, а с другой - "Памятник редких случаев и важных событий", писанный сначала рукой о. Ануфрия, а потом разными руками. Мы будем его именовать "Ануфриевским", в отличие от другого - "Памятника происходящих дел Белокриницкого староверческого монастыря", веденого иноком Павлом, а после его смерти равными лицами. Под "Изложением" нет подписей последующих митрополитов: Никодима, Пафнутия и Силуяна. Два первых могли и не видеть его в войну германскую 1914-1918 гг. Белокриницкий монастырь переходил из рук в руки то русских войск, то австрийских. По этой причине все в монастыре было убрано и спрятано, а многое и погибло. Белокриницкая библиотека, а в ней и архив, тоже были убраны и долгое время не были приведены в порядок. Но м. Силуян уже видел и читал "Изложение", однако не надписал его, как бы в темном предчувствии гибели не только этого "Изложения" но и всего Белокриницкого монастыря.

292

На этом кресте уже значилось: "Поставлен крест сей в 1885 году, по благословению Белокриницкого г. Афанасия митрополита". Значит, более 30 лет и такого даже креста не было на могиле великого Павла, а стоял, надо полагать, деревянный, без всякой надписи. В мировую войну и этот каменный крест был разбит и убран.

293

В других религиях такого деятеля, как Павел, прославляли бы до небес: давно были бы уже написаны о нем многие исследования, воздвигнуты великолепные памятники и т.п., а у нас не издано и даже не написано никакой биографии этого во многих отношениях знаменитого отца Церкви. Жизнь и деятельность его еще ждут своего исследователя.

294

Апостол Павел писал фессалоникийцам о себе: "Не ищем славы человеческой ни от вас, ни от других: мы... были тихи среди вас, подобно как кормилица нежно обходится с детьми своими" (1 Фесс., 2:6-7). Сам Господь предуказал пророку Илии, в каком образе он может услышать и познать Господа: "Вот Господь проходит, и большой и сильный ветер, раздирающий горы сокрушающий скалы пред Господом, но не в ветре Господь; после ветра землетрясение, но не в землетрясении Господь; после землетрясения огонь, но не в огне Господь; после огня веяние тихого ветра. И там Господь" (3-я Царств, 19:11-12) А "гневное дыхание тиранов... подобно буре" (Исайи, 25:4). Инок Павел умер, когда это' "дыхание" все еще свирепствовало в России.

295

В Белокриницкой библиотеке сохранилась четвертная, в картонном переплете, книга, в которой изложены черновые наброски некоторых Павловых сочинений. Почти на каждой странице они до чрезвычайности испещрены вставками, дополнениями на полях, зачеркиваниями и перечеркиваниями. Видно, Павел немало думал над каждой фразой своей и обрабатывал ее. Сохранилось в библиотеке, по-видимому, раннее сочинение инока Павла "Об иноческой жизни": может быть, еще в Лаврентьевском монастыре составлялось оно. В одной из келий монастырского корпуса, называвшейся "Пафнутиевой", висел большой портрет инока Павла, написанный масляными красками (в раме высотой в 6 с половиной четвертей и шириной - в 5 четвертей). Изображен в соборной мантии и в каптыре, из-под которого видны очень длинные волосы: в левой руке держит лестовку, а в правой - большую книгу, на которой написано: "Устав Белокриницкого староверческого монастыря" и по-немецки: "Statuten des Bielokrinitszen Altglaeubigen Reoszers in der K.K. Oester Bucovina. 1841".