Дети леса, дети звезд - Мерри Джинн

— Грин… Грин! — выговорил он со второй попытки. — Вы понимаете, что вы сейчас сделали?

— Отдал нашу еду неизвестно кому, как плату за проход по охотничьей территории, — озабоченно отозвался Грин. — Так иногда делают и для соседей тоже, знать бы, кого мы подкормили и сколько нам еще по их краю идти. А что случилось?

— Вы в человека превратились! — воскликнул Тесс, резким и не вполне контролируемым движением отмахиваясь от такой мелочи, как путевой налог во имя выживания. — Походя, не напрягаясь. И никакая Хозяйка вам для этого не нужна.

Помотал головой, зажмуриваясь, вновь оглядел сфинкса уже без разочарования, искренне счастливо.

— Грин, это же замечательно…

— Да, было немного странно идти с котелком в руке, — отозвался Грин, укладываясь на землю, и вдруг вздрогнул от неожиданного осознания, что же с ним на самом деле случилось. — Ох, мастер Тесс. Я не совсем понял, почему. И совсем не понял, как. И теперь я жрать хочу! — жалобно заключил он.

— Забирайте, — мотнул головой Серазан в направлении крышки от котелка. — У вас бездна энергии должна была уйти на трансформацию. А что не поняли — неважно. Главное, что превращение для вас возможно… И вновь покачал головой, сам не замечая, как улыбается, когда перед внутренним взором снова встает фигура идущего в лес молодого и сильного парня.

Грин покосился на Тесса, аккуратно съел две трети того, что на двоих же оставил, и стал выспрашивать у Тесса, как оно вышло. Попробовал было повторить фокус, но не получилось, и прихлынула такая усталость, что только и оставалось ползти спать. Грин не стал просить Тесса снова слушать лес, хотя ощутил, как сильно и вдруг притупилось его собственное звериное осознание ситуации, а взамен пришло вполне привычное человеческое: "обойдется".

Но даже и так он все равно проснулся в ночи и не спал до рассвета, слушая лесные шорохи. Когда потянуло утренней сыростью, все-таки заснул, а Тесс, который с утра выбрался из палатки первым, нашел прямо посреди вчерашнего кострища чисто вымытый котелок с острой пластиной каменного ножа внутри.

Провел по внутренней поверхности котелка пальцем, хмыкнул, потом взял в руки нож — крохотный, словно детский, только вот совсем не по-детски острый, покачал на ладони…

В той же примерно позе его застал и Грин, выползший из палатки чуть позже.

— Они маленькие, сообразительные, честные и у них действительно беда, — произнес Тесс вместо "доброго утра", продолжая гладить каменный инструмент. — Но за дневной переход предлагаю платить сухими галетами. Котелок нам еще понадобится.

— Это, прежде всего, хищники, — сонно заворчал Грин, осмотрев и только что не обнюхав нож. — Галеты можно оставить здесь, чтобы не тащить. Вечером надо будет сделать побольше еды. А завтра к вечеру мы должны выйти на перевал, и я надеюсь, что за перевалом гарь закончится. И все-таки хотел бы я посмотреть на этот народец! Почему вы решили, что они честные и сообразительные, а?

Тесс озадачился. С языка едва не слетело: "А вы нож потрогайте", — но вместо этого он предпочел дать ответ хоть как-то обоснованный: — Сообразительные, потому что вернули котелок — надо же нам в чем-то варить им горячее? А честные, потому что не увели все продукты за ночь — есть у меня большое подозрение, что технически вполне могли.

— Еще как могли, и не только продукты, — согласился Грин, задумчиво глядя на то, как Тесс пакует рюкзак. Подошел, попробовал тоже. Вещи, как заговоренные, начали сползаться к его лапам. Грин сконфуженно отошел и больше уже помочь Тессу с хозяйством не пытался.

И опять был подъем, и они, похоже, шли наперегонки с какой-то тучей, а она то налетала, осыпая крупным холодным дождем, то улетала за перевал. В какой-то момент Грин, отфыркиваясь от капель, мимолетно заметил оценивающий взгляд с уцелевшей сосновой ветки, и попытался высмотреть хозяина. Разглядеть удалось только пушистый верткий хвост где-то на самой вершине. Грин покосился на Тесса: слышит тот или просто идет?

Тесс шел задумчивый, надвинув капюшон куртки, сырости сверху почти не замечал, кроме дороги поглядывал разве что на мелькающую впереди рыжую кисточку. То, что учудил Грин, было непостижимо, Серазан все вспоминал и момента даже уловить не мог, когда крылато-лохматое существо сменилось вполне себе встрепанным человеком — а он-то сам, незнакомый с явлением трансформаций, думал, что это трудно, сложно…

Оказывается — нисколько. И даже не так уж энергоемко, если можно перекинуться туда-сюда дважды и только потом заметить, что что-то не так. Тут Тесс вздохнул, аккуратно перешагнул очередную кочку и немного ускорил шаг, чтобы не отставать от ученика.

То, что превращения не берут много энергии — это Тесс, конечно, погорячился. Грин шел впереди, вспоминал про мастерское "жрать и трахаться", и жрать ему уже хотелось так, что о сексе даже не думать не мог. Грин уже высматривал среди веток не хозяев, а почти добычу, следы, хотя бы птичьи гнезда, просто бы посмотреть на еду, а может и одно яичко выпить сырым…

В конце концов, он не выдержал и стал взлетать, высматривая в окрестностях хоть какое, но мясо. Мяса не было, хоть плачь. Сосновые вершины равномерно шумели, и Грин не мог определить, где и сколько под ними выжженного.

Серазан, конечно, к середине дня где-то заметил, что Грин отлучается в небо надолго, дольше, чем летал раньше. Повздыхал печально — он бы тоже не отказался, но время было неподходящим, к тому же тут вокруг, даже не нужно было специально прислушиваться, с такой силой фонило голодом, что приходилось непрерывно напоминать себе, что желание это не его, чужое… К вечеру, впрочем, добавилось и свое, поэтому Тесс все чаще косился на опускающегося на землю сфинкса, прикидывая, предложить ли остановиться пораньше или лучше пройти как можно больше за день и быстрее покинуть эту… Долину Голодных.

Наконец он не выдержал, поинтересовался негромко:

— Встаем?

— Да! — выдохнул Грин, сложил крылья, и сам взялся за котелок. Магия магией, но тело само вспомнило, как брать прохладную изогнутую дужку, как нагибаться и пристраивать посудину над костром. Грин настолько хотел есть, побыстрее и что угодно, пусть даже мабрийский концентрат, от которого втихаря плевался на базе, что опять пропустил момент, когда лапы сменились руками, и руки привычно взялись крошить, помешивать. Он возился с костром, не замечая вечернего холода, и остановился, только когда забурлило, закипело, заблагоухало, а палка, которой он поправлял угли, истлела почти на треть.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});