Чудо-моргушник в Некитае - Александр Гейман

Да только Фридрих-то по философии уже маленько кумекать начал: одного глаза нет, второй вот-вот лучший немецкий философ выколет... или в жопу раз... а третьего-то не дано! Такая вот диалектика.

Тут императора и осенило. Гегель, - говорит, - да ты же гений! Я, говорит, - тебя сейчас расцелую! Что ж ты сразу-то мне не сказал? Диалектика-то, оказывается, нужнейшая наука в просвещенном государстве!

Короче, зрение Фридрих сохранил. А супружница-то его, так та аж целых три раза сохранила! А едва, значит, император сохранил свое зрение, как сразу созвал весь двор, всю кодлу дворянскую, какая под рукой была. Они его спрашивают: ваше величество, что с вами Гегель сделал? - у вас одного глаза не стало. А Фридрих им: молчите, дураки, это вы свое невежество показываете. Гегель мне третий глаз открыл, а он мне теперь вместо второго, так что как было, так и осталось, только гораздо лучше.

Гегель его одобряет: правильно чешешь, Фридрих, это ты отрицание отрицания излагаешь. - Во-во, говорит Фридрих, это самое и есть. Так что, говорит, - объявляю философию первейшей наукой у нас в Германии. Чтоб, значит, все графья и бароны и вся прочая знать в полгода её освоили вместе со всем семейством, иначе и ко двору не пущу, и все имение отберу! - и поставил Фридрих Гегеля старшим над всей немецкой философией.

Ну, Гегель послужить отечеству рад со всем удовольствием - сразу и принялся. И что интересно: женщины-то гораздо способней мужчин оказались к диалектике! Пока там лекции или семинары - тут все больше мужики на виду один руку тянет с правильным ответом, второй, все аргументы какие-то приводят. А как до практических занятий доходит - шалишь, другая масть идет! Из мужиков нет-нет да объявится какой-нибудь остолоп циклопом одноглазым, а из дамочек - ну, ни разу, ну вот ни единого случая! Прямо на лету дамы-то всю диалектику схватывают!

Одна беда - запарка вышла у Гегеля. Приходит к Фридриху - так, мол, и так, Германия большая, а мой один, надо кадры готовить. А молодежи, студенчеству-то немецкому того только и надо - горой поднялись за передового профессора. Гегель! - говорят. - Пиши нас всех во младогегельянцы! И такую успеваемость по философии развили - аж три года в Германии делать вилки не успевали - все разошлись на аргументы философские.

Ну и, прошло каких-нибудь десять лет - и привилась диалектика по всей Германии в массовом масштабе. А дальше - больше: шагнуло гегельянство, значит, в Европу да и расцвело там, как клумба с розами. Теперь куда ни приедь - в Англию или там Данию - всюду пруд пруди гегельянцами. А по совести сказать, дак не одного Гегеля в том заслуга. Кант - вот с кого началось. Если б не его последний аргумент, так, может, и Гегеля никакого бы не было.

Ван Вэй закончил рассказ и взоры всех обратились на барона фон Пфлюгена - тот весь налился кровью, что твой Сюй Жень в пору осеннего гона. По всему, барона что-то задело в этом историческом исследовании - он озирался по сторонам набычась и шумно сопел.

- Ты смотри-ка! - заметил меж тем Гу Жуй. - А я-то гадал, отчего в Европе все великие люди одноглазые - Кутузов, адмирал Нельсон, Потемкин, Фридрих... А оказывается, они гегельянцы все!

- Нет! - вскричал посол Тапкин. - Нет!.. Нельсон... Только не он!..

- Ваша правда, сэр Тапкин, - согласился Ван Мин. - С Нельсоном совсем другое - он пострадал не из-за Гегеля.

- Да! - запальчиво воскликнул лорд Тапкин. - Нельсон был ранен на море, в сражении! Глаза он лишился там!

- Совершенно верно, я даже в подробностях знаю, как это случилось, опять поддержал Ван Мин. - Гегель тут совершенно ни при чем, а все дело в кознях французских шпионов.

Тапкин скорчил несколько недоуменное лицо, но ничего не возразил, А Ван Мин продолжал:

- Точнее сказать, адмирала Нельсона подвела его страсть к орнитологии.

Британский посол снова скорчил гримасу недоумения, но опять ничего не возразил - очевидно, такие подробности из жизни его великого соотечественника были ему внове.

ОРНИТОЛОГ НЕЛЬСОН

Вы спросите, конечно, какое отношение Нельсон имеет к орнитологии, ежели он всю жизнь был адмиралом? А такое, господа, что наука о птицах была пламенной страстью непобедимого адмирала. Это мало кто знает, но свободное время Нельсон посвящал своей любимой орнитологии. Он возил с собой двух попугаев, братьев-близнецов, и на досуге проделывал многолетние эксперименты. Это было нужно для его диссертации, которая называлась так: "О влиянии фелляции на искристость оперения попугаев".

Само собой, как поборник серьезной академической науки адмирал Нельсон производил многолетнюю серию опытов исключительно собственноручно. А вернее сказать, собственногубно и собственноязычно. Один из попугаев, в клетке с красной жердочкой, был контрольным экземпляром - адмирал не подвергал его фелляции. А вот брат этого контрольного попугая, что сидел в клетке с синей жердочкой, был выдрессирован адмиралом для научных процедур. Раз в сутки, всегда в одно и то же время, невзирая на качку, холод, жару и состояние собственного здоровья, Нельсон извлекал попугая из клетки и производил научный опыт. Делал он сей эксперимент всегда только сам, не доверяя его никому из своих лаборантов - я имею в виду команду и офицеров. Адмирала вообще отличала крайняя тщательность и строгость научного стиля - это неопровержимо явствует из его дневника наблюдений. Затем, завершив производить опыт, адмирал Нельсон водворял профеллированного попугая обратно на синюю жердочку и звал беспристрастных наблюдателей, боцмана и старпома.

- А ну-ка, господа, - говорил Нельсон, - сравните-ка этих двух попугаев. У которого из них искристость оперения выражена сильней?

И боцман, и старпом единодушно указывали на клетку с синей жердочкой. Они никогда не ошибались, поскольку втайне от адмирала наблюдали за его экспериментом сквозь дырочку в переборке. Кроме того, сочувствующие научному дерзанию члены команды тоже иногда созерцали прометеевский подвиг своего обожаемого адмирала, но это уже за отдельную плату, которую с них взимал боцман в доле со старпомом. Так что адмирал полным ходом двигался к сенсационному научному открытию и уже подготовил статью в "Вестник орнитологии" Британского королевского общества.

И тут в дело вмешались гады-французы. Некий вояка Наполеон всю жизнь мечтал разбить Нельсона. Он несколько раз посылал против него кавалерию, но атака каждый раз захлебывалась на берегу моря, где наполеоновские гусары застывали, трусливо не решаясь осадить корабли храброго адмирала.

И тогда за дело взялись иначе. Французская разведка, пронюхав о научном хобби адмирала, накануне Трафальгарского сражения, во-первых, выкрала все боевые планы Нельсона, а во-вторых, коварно изолировала научного попугая - братьев-близнецов попросту поменяли местами в их клетках. Причем, планы крало одно подразделение разведки, а попугаев поменяло другое, конкурирующее с первым.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});