Люди и боги (СИ) - Суржиков Роман Евгеньевич

— Жители славного Флисса! Я — мать Корделия, аббатисса ордена Ульяны Печальной, говорю от имени капитула верховных матерей. Да будет вам известно…

Корделии стоило огромных трудов преодолеть привычку и говорить громко. Перед каждым словом она делала паузу, набираясь сил. От этого речь звучала неспешно и торжественно.

— …что Галлард Альмера подозревается в ереси, краже из храма, сговоре с Темным Идо. Вселенский собор вызвал его на суд святой церкви. Воины герцога Ориджина пришли в Альмеру, чтобы арестовать еретика.

— Галлард не здесь! — крикнул кто-то из ополченцев.

— Это нам известно. Но он попытается бежать из Альмеры, использовав ваши корабли. Чтобы этого не случилось, мы войдем во Флисс и оцепим бухту.

— Не войдете! Не пустим!

— Выбор ваш. Если вы откроете ворота, ни один волос не упадет с головы горожанина. Праматери благословят вас, а Церковь наградит, на год освободив от уплаты храмовой подати. Вы поможете святому делу, ваша совесть будет чиста, а карманы полны. Но если ворота не откроются…

Дальнейшая речь звучала пугающе. Вероятно, таким голосом Корделия служила заупокойную над самыми жуткими из мертвецов.

— …тогда мы войдем силой. Пускай не обманет вас малое число войска. Большего и не требуется, когда сами Праматери бьются на нашей стороне. Этим числом мы одержали две победы, развеяв два полка Галларда Альмера. Белые рыцари, которых я вижу на стенах, расскажут, как они напали на нас темной ночью — и часом позже бежали прочь!

Несколько рыцарей выкрикнули ругательства.

— Мы войдем в город, — окончила Корделия. — Это решено не в нашем мире, а в Подземном. Наша судьба известна, но вы можете выбрать свою.

Когда она окончила речь, воцарилось долгое молчание — и на стенах, и в лагере северян. Гордон Сью глядел на Корделию с отчаянной надеждой. Айсвинд тихо шепнул Шраму:

— Недурную союзницу нашел милорд.

Священница не стала спускаться с башни — так и стояла наверху, лицом к городу, будто всматриваясь в души ополченцев.

Миновал час.

Поддерживаемый солдатом, на верхушку надвратной башни поднялся седой человек. По альмерской традиции он носил на шее желто-белый шарф — символ власти бургомистра. Утерев пот со лба, он назвал свое имя и заговорил:

— Святая мать, я принес вам ответ старейшин города Флисса. Все мы питаем глубочайшее почтение к Церкви Праматерей. Мы знаем, что воля самих богов объявлена вашими устами, и трепещем в благоговении. Но умоляю понять нас, святая мать: мы боимся. Если приарх Альмера придет во Флисс, он жестоко накажет всех, кто открыл вам ворота. Не раз и не два у нас пылали костры, зажженные им. Когда вы одолеете приарха, мы сделаем для вас все, словно покорные рабы. Но пока он жив, у нас нет выбора: ворота останутся закрыты.

Корделия долго молчала.

— Благодарю за ответ, бургомистр. Я сочувствую вам. В какой-то час дня или ночи произойдет штурм, и Флисс падет. До тех пор я буду молиться, чтобы боги дали вам смелости переменить решение.

И она действительно начала читать молитвы. Час за часом Корделия стояла на лесах и шептала священные слова. Когда устала, позволила себе сесть, но не спустилась с башни. День и ночь худая женщина в сутане смотрела в лица защитников города и молила богов о спасении для них. В тех случаях, когда нужда заставляла Корделию сойти на землю, ее заменяла помощница. Молитвы непрерывно звучали с верхушки башни.

Монашки из городских обителей поднимались на стену, чтобы увидеть Корделию и получить ее благословение. Белые рыцари согнали их, но они разнесли весть по всем храмам Флисса. Все это сокрушало боевой дух горожан. Ополченцы чувствовали себя бессовестными еретиками и молили Праматерей о прощении… Однако ворота не открылись. Белые рыцари ненавидели северян после двух разгромов. Они зарезали бы всякого, кто попытался отпереть засов.

Лидские Волки и воины Эрроубэка тщательно обследовали стены. Несколько раз попадали под прицел, потеряли шесть человек убитыми и дюжину ранеными, но так и не обнаружили лаза в город.

Шрам собрал из кайров пиратскую команду. В окрестных деревнях разжился лодками и под покровом ночи попытался заплыть в бухту. Бастионы у входа в залив поймали пиратов лучами искровых фонарей и начали яростный обстрел из баллист. Шраму пришлось отступить.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

В полдень восемнадцатого июня разведчики доложили: приближаются два полка под штандартами Галларда Альмера, завтра будут у городских стен.

* * *

Если от дождевого червя отрубить половину, то она выживет. Не факт, что сможет думать или давать потомство, но повертеться и поползать — сумеет. Оказалось, в этом смысле первый блэкморский полк не уступает червю.

Пожар отсек от полка ровно половину. Четыре рыцарских роты, совершавших обход, пропали без следа. Рыцари — вассалы Блэкмора. Надо полагать, после его гибели они утратили интерес к войне. Пехотинцы правого фланга благополучно изжарились: кайры связали их боем и не давали отступить, пока огонь не подошел вплотную к ручью. Лучники оказались более везучи: избежали не только пламени, но и военной службы. Из стрелковых рот заново собралась лишь одна; прочие, исчерпав запас патриотизма, разошлись по домам. Про обоз и вспоминать глупо… А кто остался? Наемники Оливера Голда, четыре пехотных роты, одна стрелковая, и четыре — легкой кавалерии. Конница кобры — быстрые всадники со змеиными головами на щитах, нелюбимые рыцарями за «шаванскую» тактику: налететь, укусить, отпрыгнуть. Что бы ни говорили рыцари, кобры показали себя молодцом — полным составом организованно ушли от пожара. Майор Тойстоун со своими разведчиками приадлежал как раз к легкой коннице. Он и вывел из боя половину первого блэкморского полка.

Альмерцы поставили лагерь за озером, в недоступности для огня. Кое-как зализали раны, замазали лекарской дрянью ожоги. Сосчитали потери, обсудили положение. Перспективы открывались роскошные, одна другой лучше. Вернуться в Вороново Перо и там стоять… сколько? Недельку-другую, пока не прибудут подкрепления нетопырей — и раздолбят крепость ко всем чертям. Пойти в Эвергард, доложить приарху, что полк вышел из боя, не убив и дюжины северян. Ну, или просто стоять здесь, за озером. Пожар сюда не доберется, нетопыри тоже назад не повернут. Можно спокойно сидеть, пока не кончится война. Но жрать-то что? Обоз погиб, провианта не осталось. Грабить свои же альмерские села?.. И еще одно скверное обстоятельство: большинство офицеров — прямые вассалы Дома Блэкмор. Полковник Блэкмор погиб, граф Блэкмор в плену у Ориджина. Того и гляди, вассалы начнут дезертировать. Собственно, уже начали — помянем рыцарские роты…

— Что думаешь, брат Голд? — спросил Тойстоун, поигрывая ножиком и глядя на тот берег озера.

К утру ветер сменился. Пожар, поубавивший пыла за ночь, двинулся в другую сторону. За ним осталось тлеющее пепелище — серое и дымное. Весьма отвечало настроению.

— Я ищу подходящего эпитета, брат майор. Положение не то пустокишечное, не то зловоннозадое — одно из двух. Но присутствует идейка.

Тойстоун кивнул: говори.

— Я возьму ребят, скинем блэкморские плащи, пошуруем по селам. Покричим при случае «славу агатке». Все спишем на нетопырей, твоя офицерская честь не пострадает.

— Мм-на. Не пойдет.

— Мм-ну-ну, — передразнил Голд. — Честью не наешься.

— Смотря чьей… У некоторых она сытнее…

Тойстоун задумчиво глядел через озеро. От деревьев остались тлеющие палки, но видимость все равно была скверной: тут и там курился дым.

— Вот бы знать, — пробормотал майор, — чем сейчас заняты нетопыри…

— Э, львиносердый брат мой! Неужто не навоевался?

— Мы почти и не воевали.

— Храбрый леопард в обличье человека, я восхищен твоим мужеством! И вот соколик Эйб — он тоже… Скажи, соколик, ты оценил мужество майора?

Меньше всего Эйбу хотелось участвовать в этой беседе.

— Боюсь, что вы шутите, капитан Голд. Не вам и не мне судить о вышестоящих офицерах.

— Он тоже восхищен, — подытожил Голд. — Брат майор, все тебя уважают, можешь никому ничего не доказывать. Забудь про северян и отпусти меня за жратвой.