Люди и боги (СИ) - Суржиков Роман Евгеньевич

Если бы Мирей спросила: «А разве не Рихард был истинной гордостью Ориджинов?» — то София распознала бы провокацию и не дала себя сбить. Но Мирей, напротив, кивнула с пониманием:

— Ваша правда, миледи. Я слышала, Эрвин — великий полководец.

И вот тут София должна была ответить. Сама душа ее вскричала:

— Святые боги, да каждый второй Ориджин — великий полководец! Какая тут гордость?.. Эрвин — другой, поймите! Он тонок и чуток, он умеет слушать. У него есть сердце!

— Наверное, именно чуткость делает его хорошим политиком. Улавливая настроения лордов, Эрвин умеет найти нужные слова…

— Да нет же! Я вовсе не о том! Хороший политик, полководец — это совсем неважно. Эрвин — хороший человек! Вот, слушайте…

София вспоминала один пример из жизни, за него цеплялся другой. Цепь уходила далеко в прошлое. София бросала ведро в колодец воспоминаний и черпала светлую тревогу, опасливую радость. Эрвин был болезненным, слабым ребенком. Она никогда не прекращала бояться за него: любая хворь могла забрать малыша. А если не хворь, то наставники, отец, старший брат. Первая Зима не щадила слабых. Любой день мог стать для Эрвина последним. Сын был хрупок, словно свеча на ветру… но он был именно свечей — не камнем или клинком, как остальные.

В те годы София уже обучилась звать себя герцогиней Ориджин, носить лед на лице, широко расправлять грудь с нашитым нетопырем. Но еще слишком хорошо помнила себя ребенком — дочерью светлой, прекрасной Альмеры. И Эрвин был ее сыном — ее кровью, ее душой. Огонек, тлеющий в нем, — это ее, Софии, творение!

А позже оказалось: Иона тоже такова. Куда там великим полководцам и легендарным героям… Тьма сожри, да любая леди Ориджин родила хоть кого-нибудь легендарного. А София смогла произвести на свет двух северян с душою! Два к одному — она обыграла Север!

…И как было не выразить всего этого?!

За неделю переговоров Мирей стала для Софии самым близким человеком, после мужа и детей. Но София пока не узнала ничего истинно ценного. Ни одного из ответов, за которыми послал ее Эрвин.

* * *

Шторм не был особенно силен. Легкой и прочной «Морской стреле» вовсе не грозила опасность. Однако спустить шлюпку не представлялось возможным, и леди Мирей осталась ночевать в гостях.

Утром она проснулась раньше Софии и вышла на палубу. Укуталась в плащ, раскурила трубку. Ветер играл с ее волосами, оглаживал стройную фигуру, подбрасывал полы плаща. Мирей не была красавицей, да и юной девой никак ее не назовешь. Но некая сила — романтика тайны, возможно, — заставила матросов утренней вахты переместиться к ней поближе. Мирей не раз уже беседовала с тем или другим моряком. Экипаж симпатизировал ей — хотя бы потому, что она родилась в Поларисе. Потому они здорово удивились, когда Мирей поджала губы и выплюнула слово:

— Погань.

Ларри счел нужным уточнить:

— Миледи, это вы нам?

— Я не ожидала быть услышанной… Но коль вы слышали — значит, вам.

Они озадачились.

— Позвольте, миледи, с чего это вы так? Мы-то к вам со всей душой. О фольтийцах болтаем всякое — но вы-то не фольтийка! Чем мы вас обидели?

— О, что вы! Простите, если приняли на свой счет. Погань — за бортом. Я заметила кое-что, вот и сказала.

Недоразумение рассеялось, наладилась беседа. Спросили: как спалось? Она в ответ: спалось хорошо, а вам-то как? Несладко пришлось в бурю? Матросы: да разве это шторм! Не волны, а колыбель!

Но тут Потомок спросил, внимательно глядя за борт:

— Миледи, а погань-то где? Я ничего не вижу.

— Под нами, — ответила Мирей, — и всюду вокруг. В этих водах живет черный поганец.

Тогда присмотрелись все до единого. Ни черноты, ни поганцев. Обычное море — синяя вода, искристые волны.

— Ага, — сообразил Потомок, — черный поганец — это такой фольтийский дух? Как у шаванов — Странники. Его никто не самом деле не видит, просто верят, что он здесь.

— Увидеть его сложно, — признала Мирей, — но это не дух. Черный поганец — весьма опасный хищник. Да спасут вас боги, если упадете за борт.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Рыбье брюхо, — буркнул Ларри, — это, значит, еще одно чудовище. Ясно, миледи.

И ушел продолжать свое дело. Другие матросы тоже быстро потеряли интерес, один Потомок остался возле Мирей. Может быть, причиной было колено принцессы, которое то и дело обнажалось стараниями ветра. А может, дело в том, что и сам Потомок — не дурак посочинять небылицы. Так или иначе, он сказал:

— Миледи, у меня к вам есть предложение. Поведайте мне про поганца и других чудовищ, а я вам расскажу, что стало с родом Мириам.

Дочь королевы выпустила колечко дыма, и ветер тут же порвал его в клочья.

— Я не знаток морских чудовищ, но поделюсь с вами тем, что знаю.

Спустя недолгое время боцман Бивень отогнал Потомка от Мирей и занял делом. А вскоре проснулась леди София и пригласила гостью на завтрак. Матросы весь день шутили над Потомком: что, брат, рассказал ей о своей Праматери? И как миледи, заинтересовалась? Сделаешь ей высокородного сыночка?

Пристыженный Потомок избегал разговоров, а вечером улизнул из кубрика. Увлекшись игрою в кости, о нем забыли. Никто не видел, как чернокожий моряк вынес на палубу пойманную в трюме крысу. Поднял за хвост, сказал: «Извини, подруга. Как говорится, тирья тон тирья…» — и бросил ее за борт.

Пару минут не происходило ничего особенного: крыса просто плыла, понемногу отставая от шхуны. А затем… Луна светила ярко, Потомок видел все без ошибки. На поверхности воды вокруг зверька сгустилось черное, вязкое, смоляное пятно. Наползло на крысу — и растворило, будто кислота. Лишь горстка белых косточек ушла под воду.

Стрела-5 / Меч-6

14–18 июня 1775 г. от Сошествия

Герцогство Альмера, окрестности Флисса

О том, что произошло в лесах Альмеры, у стен древнего монастыря Марека и Симеона, несомненно стоит рассказать. Даже в нынешнее время, богатое благородными людьми и достойными поступками, подобные события — редкость.

Третий день пылал лесной пожар, возникший в ходе сражения на старой флисской дороге. Северяне применили огонь лишь затем, чтобы посеять панику в рядах вражеской пехоты. Они не ставили целью погубить весь Бобровый лес и уничтожить десятки деревень, рассеянных в чаще. Северяне полагали, что огонь упрется в ручей перед их позициями и со временем погаснет. Однако ручей оказался слабой защитой от пламени. Ветер швырял через него листья, искры, горящие ветки. Тут и там занимались новые очаги пожара, которые следовало немедленно гасить. Одержав победу, агатовское войско просто не смогло уйти от ручья: отбив нападение альмерцев, оно отражало теперь атаку стихии.

Ближе к полудню следующего после битвы дня ветер сменился. Дымная Даль словно вдохнула ночью — и теперь выдохнула поток мощного северного ветра. Он оттеснил пожар от ручья, кайры получили возможность уйти. Однако бессонная ночь и сражение с огнем утомили бойцов. Маршировать с полной скоростью было невозможно. Проделав неспешным ходом около десяти миль, войско встало на лысом холме между двух деревень. Решено было отдохнуть как следует и на рассвете со свежими силами выступить в направлении Флисса.

Деревенские жители пришли в ужас от приближения кайров. Женщины и дети попрятались в лесу, самые отчаянные из мужиков вооружились топорами в надежде отстоять свои пожитки. Конечно, отборные иксы герцога Ориджина и не подумали грабить этих бедолаг. Кайры лишь потребовали воды и овса для коней, за который уплатили надлежащим образом. К тому же, в составе агатовского батальона оказались и альмерские рыцари, что сильно расположило мужиков к этому воинству. Ночью, когда беда постучалась в ворота, деревенские жители рискнули обратиться за помощью к солдатам:

— Славные рыцари, во имя Праматерей и Праотцов, защитите! Лес горит!

Дозорные северян уже и сами видели: проклятущий пожар вновь разгорелся из угольев, а ветер вновь сменился — и гонит волну огня прямиком сюда, к деревням и воинскому лагерю. Офицеры собрались на совет, чтобы принять непростое решение. Можно поспешно сняться и выступить на Флисс — но тогда огонь последует за армией по пятам, изматывая и подвергая постоянному риску, а деревни будут сожжены. Можно задержаться и попробовать погасить пожар — но на это уйдут по меньшей мере сутки. Армия прибудет во Флисс позже рассчетного срока. Большинство офицеров северян высказалось за первый вариант, но командир вымпельной роты Гордон Сью и полковник Дольф Эрроубэк, и святая мать Корделия настаивали на втором. Особенно веско прозвучало слово Эрроубэка: «Это наш, альмерский лес. Мы помогаем вам не затем, чтобы вы жгли наши земли. Решите уйти — уйдете без нас!» Батальон остался и вместе с жителями деревень вступил в борьбу с огнем.