Том 10. Письма, Мой дневник - Михаил Булгаков

Эта забавная история стала известна многим знакомым Булгакова, в том числе и Е.И. Замятину.

381

Письма, Публикуется и датируется по автографу (ОР РГБ).

382

Булгаков и его сестры помогали материально братьям ― Николаю и Ивану, оказавшимся в трудном положении на чужбине.

383

Письма. Публикуется и датируется по первому изданию (ОР РГБ).

М. Булгаков настойчиво продолжал борьбу за свои авторские права. И здесь уже говорилось об этом.

384

Необходимо, на наш взгляд, более подробно рассмотреть ситуацию, сложившуюся к тому времени с публикацией и инсценировкой произведений Булгакова за границей.

Получив сведения о том, что его роман «Белая гвардия», пьесы «Дни Турбиных» и «Зойкина квартира» стали предметом купли-продажи в руках мошенников, Булгаков решил предпринять активные и, как ему казалось, эффективные действия в защиту своих авторских прав. С помощью ВОКСа и некоторых издателей ему удалось опубликовать в ряде зарубежных газет свои письма-обращения, в которых, разоблачая Каганского и других дельцов, он просил не вступать с ними ни в какие сделки, касающиеся его произведений. Заявления Булгакова были написаны в очень резкой форме и привлекли внимание общественности. Однако Каганский, прибегнув к клевете, не только легко парировал обвинения Булгакова, но и позволил себе еще и поглумиться над ним, озаглавив ответную публикацию «Делом Булгакова».

Поняв, что в газетной дуэли одержать верх над профессиональными дельцами невозможно, Булгаков решил использовать официальные каналы и всю мощь юриспруденции. Он обратился с письмом в Драмсоюз, заключил договор с опытным юристом, прибег к помощи посредников — уполномоченных по ведению его издательских дел (один из них, например, активно действовал в Париже). Однако вскоре выяснилось, что шансов на положительный результат нет. Создалась парадоксальная и безысходная ситуация: защитить его авторские права было некому, любая новая рукопись могла вскоре оказаться в руках мошенников-шантажистов. Здесь уже цитировалось письмо И.Я. Рабиновича, в котором опытный юрист писал о невозможности победить в этом конфликте из-за того, что между Россией и европейскими странами нет конвенции.

Не желая иметь дело с Каганским, Булгаков, используя рекомендации И.Я. Рабиновича, был вынужден обратиться в берлинское издательство «Фишер Ферлаг», которое тут же предложило ему свои услуги. «Вы передаете непосредственно нам, — указывалось в письме издательства, — право представления Вашей пьесы за границей {42} с тем, что мы Вам будем уплачивать 50% со всех получений за представления...» Вскоре соглашение состоялось, и в течение ряда лет Булгаков поддерживал с этим издательством договорные связи.

Между тем поступали другие тревожные сообщения. Уполномоченный Булгакова в Париже В.Л. Биншток в письме от 17 августа 1928 г. уведомлял: «[...] Вчера поехал [...] в эту самую „Конкордию“, которая издала 1-ый том Ваших „Дней Турбиных“, и там я узнал, что [...] это фирма немецкая, и владельцем ее является... наш знакомый... Каганский».

Без разрешения Булгакова ставились его пьесы в Праге, в Риге, в других городах. Стремились урвать свой кусок и издательства. Неоднократно с посредническими предложениями обращалось к Булгакову берлинское издательство Ладыжникова. Уже в декабре 1926 г. оно изъявило желание ознакомиться с текстом пьесы «Дни Турбиных» для «выяснения возможности ее постановки в театрах Германии». Не получив удовлетворительного ответа от автора, издательство продолжало настойчиво искать пути к заключению договора, не без помощи, как впоследствии выяснилось, того же Каганского. При этом был разыгран спектакль, в основу которого была положена праведная ненависть писателя к Каганскому. 3 октября 1928 г. издательство направило Булгакову очередное письмо, в котором, в частности, говорилось: «В воскресном номере местной газеты „Vossische Zeilung“ была напечатана одна сцена из „Зойкиной квартиры“, о чем мы считаем, нужным довести до Вашего сведения. Перевод был сделан неким г. Лившицем, который, по имеющимся у нас сведениям, работает для г. Каганского, почему мы и пришли к убеждению, что перевод этот сделан без Вашего согласия и таким образом повторяется та же история, которая произошла с „Днями Турбиных“[...]. Мы охотно готовы взять на себя представительство Ваших интересов, тем более, что произведение это до сих пор в печати ни в России, ни в других странах не появлялось, и, таким образом, напечатав эту пьесу в Берлине, приобретаются права литературной Бернской конвенции [...] Мы готовы возбудить уголовное преследование против упомянутого переводчика и того лица, которое [...] передало г-ну Лившицу Вашу пьесу для перевода. Мы думаем, что это лицо, вероятно, г. Каганский [...] Мы позволяем себе обратить Ваше внимание на то, что нас интересует не только „Зойкина квартира“, но и другие Ваши пьесы [...]».

Получив известие о том, что Каганский располагает текстом пьесы «Зойкина квартира» и публикует его в переводе на немецкий язык, и получив одновременно «любезное» приглашение издательства организовать уголовное преследование нарушителя, Булгаков тотчас же принял все условия издательства, закрепив свое согласие письмом, которое он отправил, не мешкая, 8 октября. Импульсивное решение Булгакова, стремившегося пресечь пиратские действия Каганского, дорого ему стоило. Вскоре выяснилось, что выступавший от имени издательства Ладыжникова некий Б. Рубинштейн действовал в тесном единении с Kaганским. В результате они заполучили столь желанное письменное согласие Булгакова на «защиту» его авторских прав. Более того, И.Я. Рабинович в эти же дни оповестил Булгакова о том, что издательство «Фишер Ферлаг» вступило в соглашение с Каганским. Но на этом глумливое издевательство не закончилось, финал получился ошеломляющим: Захарий Каганский, буквально через несколько дней после получения письменного согласия Булгакова на возбуждение уголовного дела против... Каганского, обратился к Булгакову с мольбой — защитить его в схватке с некоей мадам Тубенталь, которая, по его словам, попирая его «законные» права на творческое наследие Булгакова, решила самочинно поставить пьесу «Дни Турбиных». Все предпринятые против мадам Тубенталь «законные» меры со стороны Каганского и Фишерферлага оказались малоэффективными, и спасти их мог только Булгаков. Для этого ему необходимо было срочно «получить справку из Главлита или другого учреждения, ведающего регистрацией пьес и книг, что пьеса „Дни Турбиных“ и роман того же названия {43} в печати не появились». Затем эту справку Булгакову необходимо было засвидетельствовать в немецком посольстве (!) и немедленно отправить «воздушной почтой» Фишерферлагу.

Известно, что мадам Тубенталь поставила спектакль в Берлине 27 октября 1928 года, публика «горячо» приветствовала артистов и постановщиков.

385

Литературная газета, 28.07.92. Затем — Источник, 1996, № 5, с. 115. Печатается по тексту журнала «Источник». Комментарии В.И. Лосева.

386

В конце 1929 года яростная борьба вокруг пьесы «Бег» перешла в плоскость сугубо политическую. Да и борьбой все происходившее назвать было нельзя — пьесе и ее автору учинили погром. Такого погрома, возможно, не знает история литературно-политической критики.

Одним из первых выстрелил И. Бачелис огромной статьей в «Комсомольской правде» (23 октября 1928 г.). Назвав авторские идеи «философией разочарованного таракана», И. Бачелис так закончил свою «философскую» статью: «Булгаков назвал „Бег“ пьесой „в восьми снах“. Он хочет, чтобы мы восприняли ее, как сон; он хочет убедить нас в том, что следы истории уже заметены снегом; он хочет примирить нас с белогвардейщиной. // И усыпляя этими снами, он потихоньку протаскивает идею чистоты белогвардейского знамени, он пытается заставить нас признать благородство белой идеи и поклониться в ноги этим милым, хорошим, честным, доблестным и измученным людям в генеральских погонах. //И хуже всего то, что нашлись такие советские люди, которые поклонились в ножки тараканьим „янычарам“. Они пытались и пытаются протащить булгаковскую апологию белогвардейщины в советский театр, на советскую сцену, показать эту, написанную посредственным богомазом икону белогвардейских великомучеников советскому зрителю. // Этим попыткам должен быть дан самый категорический отпор».

Весьма примечательно, что И. Бачелис, как и многие другие «критики», заметил и более всего ополчился против тонко замаскированной национальной идеи в пьесе. «Очень характерно, — отмечал он, — что в пьесе Булгакова озлобленному растоптанию и ядовитым издевательствам подвергаются буржуа и капиталист Корзухин. Белое движение оказывается в пьесе не связанным с классом Корзухиных, классовая сущность белогвардейщины выхолащивается и искажается {44}; и тогда белая идея становится знаменем не буржуазии как класса, а знаменем горстки рыцарей... честных и чистых...» Видимо, Булгаков не стал бы спорить с критиком по поводу его любопытных наблюдений, тем более что в данном случае они были верны. Но за такие идеи приходилось платить по большому счету.