Пастыри чудовищ. Книга 2 (СИ) - Кисель Елена Владимировна

– Думаешь, насчёт дуэли – хорошая идея? Я хотел сказать – мой Дар, его Дар, да ещё боевые навыки…

Молча залепляю в физиономию бывшего женишка снежком. Янист пригибается и снежок провожает взглядом.

– … и если ты не поняла – это была шутка, – и чуть не встречает челюстью второй снежок. – Эй, а этот за что? Ау! В приличном обществе туда не целятся!

За приличное общество награждаю его четвёртым и пятым. Олкест – мишень трудная, уворачивается, пригибается и прячется за деревьями. Но руки-то с детства помнят.

– А ну иди сюда! Я из тебя твою книжную премудрость ща как вылуплю!

Морковка носится между деревьями и прикрывает рыжую шевелюру. Распугивает прощальников и верещит: «Это нечестно! Я не могу тебе ответить! Мне нельзя швыряться снежками в мою нареченную и вообще, в Даму!»

Отправляю в ответ снежки пополам с фразочками: «За Даму отдельно огребёшь! Сидеть он в питомнике решил! Вздыхать по уголочкам! С Пухликом квасить!»

Бах! Особо меткий снежок прилетает Морковке в лоб, и Его Светлость растягивается на снегу. Машет шапкой, сдаваясь: всё, ранила-убила-перемирие.

– Меня очень трогает такая твоя забота, – поднимает палец, нажимает на лоб, куда прилетел снежок. – О-о-чень трогает, да. Но можно спросить – с чего ты так…

В горле ещё прыгают искристые пузырики смеха, а может, детства. Машу рукой: сам как думаешь?

– Видал сегодня церемонию? Мы не знаем, когда нас возьмёт вода. И где мы будем после этого. И будем ли где-то. Так что какой смысл тратить своё время на лишнее или чужое? Найди своё. Не трать время.

Мы с Морковкой идём по лесной дороге бок о бок – ступаем не спеша, и прощальники поют нам в спины. Я отряхиваю от снега оранжево-зелёные варежки.

Рыцарь Морковка пытается отряхнуть всего себя и косится – готовит речь.

– Я решу, – выжимает наконец из себя. – Может, правда уйду в море. Или вернусь в общину к учителю Найго. Или… другое. Наверное, даже скоро. Хочешь – могу тебе пообещать, что решу.

Но думает он явно не об этом. И в голосе у него улыбка. И ухмыляется он как-то странно, когда смотрит на меня.

– Чего?

– Ничего. Рад, что нашёл тебя, – будто он не полирует мне мозги уже пару лун. – Не пропадай опять, ладно?

Из-под ног выпархивает целая стая прощальников, облопавшихся рябиной. Пожимаю плечами и сообщаю Его Светлости, что я вообще-то и не собиралась никуда.

Разве что Грызи на какую-нибудь оказию с Пухликом вызовет.

КОРАБЛИ ПЛЫВУТ. Ч. 4

ЛАЙЛ ГРОСКИ

– После познакомитесь, мантикорьи дети! Сидр куда сныкали?! Быстро тащите что есть, у нас тут Корабельный день. А сами валите хоть к Дикту с Акантой!

Эрли распоряжался совсем по-старому – задорно, от души награждая помощничков лёгкими пинками, помощнички похмыкивали, уворачивались и тащили на стол съестное. Попутно подмигивая мне как дорогому гостю.

– Сурово ты с ними, – посетовал я.

– Так не из Корпуса же народ. Поверишь, нет – я уже по муштре соскучился. Там раз сказал – и поняли, а тут – пока вобьёшь…

– Так ты, похоже, не в то место вбиваешь.

– В сидяче-думательное, – Кузен наподдал под зад последнему подчинённому: здоровенный парень торчал на пороге и с разинутым ртом на меня пялился. – Ладно, сойдёт. Небогато, но уж как есть.

Эрли прибеднялся. Коридоры замка обжитыми не выглядели, а вот комнатка, где мы сидели, была обставлена с шиком и любовью к красоте. Пара даматских ковров по стенам, отменная коллекция оружия мечей, ножей, кинжалов, пол – сплошь в пушистых шкурах… Мел удар бы хватил.

Несомненный почерк кузена: всегда любил принарядиться и прикупить что-нибудь невиданное – хоть бы и пришлось потом на месяц пояс затянуть. Вот и сейчас щеголял в куртке из чёрного виверния, штаны небрежно наползают на сапоги с искрой – из драккайны, я эти чешуйки теперь за милю различу. Посеребрённый пояс раккантской работы – как ты там говорил, Эрли? «Настоящий мужик должен выглядеть опасным хищником, тогда красотки сами в объятия валиться будут?». Спорим, и сейчас вовсю валятся: тебе возраст к лицу. И не скажешь, что ты на два года меня старше: выглядишь от силы на сорок, тёмно-рыжая грива и не думает седеть, разворот плеч, прищур глаз…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– Лайли, все виры Кайетты! Ты на меня смотришь, будто сейчас в храм потащишь брачеваться. Мне можно бояться уже?

– Я смотрю так на всех, кто меня кормит. Боженьки, немедленно отдай мне эту ветчину. Вот с ней бы я побрачевался…

– Будто ты сам её не утащишь… да куда ж ты так-то… во оголодал. Кузен, ты что, мимо таверны, что ли, прошёл?

– Ну-у-у, не то чтобы забыл… но заходил я туда не за питанием.

– Так ты хоть запивай, запивай, а?

Меня утаскивало в вир памяти – пьяноватый и развесёлый, а в кружке всё прибывало яблочного сидра – любимого напитка кузена, и внутри становилось тепло. Тепло и запах яблок, как дома. Вечер, лето, тебя опять спихнул к нам в деревню отец-законник, мой старик ворчит – мол, мало своих охламонов, братец-выскочка еще этого на три луны подкидывает, что ж там, в Аканторе девать некуда? А мать вздыхает и суёт нам пирожки с яблоками, а ты подмигиваешь – спокойно, кузен, разберемся – и киваешь: да что там папаша с мачехой думают, ух-х, аканторские заразы, вот приеду и ка-а-ак выскажу, от всей крайтосско-деревенской души! И старик прыскает – я даже не могу припомнить – мог ли его ещё кто-то рассмешить. Кроме столичного племянника, искренне полагавшего, что он местный, крайтосский и деревенский, а какой-то там Акантор – пфе, понимаешь ли.

– Огненные войны… нет, что нам тогда взбрело?

– Братские войны. Ты ещё был Вейгордом Аловолосым.

– Ага, а за войско Айлора было стадо коз. И этот козёл. Он мне, кстати, знаешь ли, снится. Ребята вот спрашивают – чего я с криком вскакиваю…

– Ну-у, можно сказать, что Вейгорд тогда потерпел разрушительное поражение. Ты, помнится, хотел шугануть его Даром.

– Не я один об этом подумал, заметь.

– Ну, я же должен был тебя прикрыть. И вообще, эта тварь даже простуду не подхватила. Порождение болотных чертей... По-моему, деревенские так рады были.

– Ага. «Только у нас и только сегодня – статуя ледяного козла!»

За столом мы втроём – Эрли, я и память, память благоухает яблоками, сеном, жареным мясом, дымками – деревенскими запахами. Из вира всплывает одно за другим: на спор лазали в старый колодец, раз как-то удрали поисследовать руины замка, ночью. А лодки и плоты? Это вообще было – без счёта: ты же хотел в Велейсу Пиратскую податься, на вольные хлеба. Стоять на капитанском мостике, захватывать трофеи – шикарная жизнь!

Что я буду твоим ближайшим помощником – это разумелось само собой.

«Э-э-эй, Лайли! - босоногий парнишка болтает загорелыми ногами в воде. – А если я в этот вир старый сигану – за мной прыгнешь?»

Я расчёсываю укус на ноге, поглядываю на заросший вир с опаской: «Зачем?»

«Ну, а я за тобой сигану. Не думая. Вот».

«Можно же сразу не лезть, чтобы никто никуда не сигал».

Вир издалека ощеривается неровными зубами камышин: готов сигануть в неведомое?

Крутится тёмная вода, закручивается спиралькой сидр в кружке. Отдаёт весёлым запахом попоек в учебке, беззаботным: «Да завтра вызубрим», и всё отлично, всё по плечу…

– Мой старик? О, старик мне все мозги выжрал нравоучениями – ну, про мачеху не будем, это печальное. «Усилия, ум, дисциплина!» – папаша всю жизнь нос драл, что пробился до Аканторского корпуса своими силами. Знаешь, что он сказанул, когда я уже уволился? Что он к вам в деревню меня подкидывал – чтобы я как следует испугался. Ну. Посмотрел, стало быть, кем я могу стать, если не буду вкалывать как следует.

– Признавайся, пугал мной или всё-таки моим папашей?

Что-то среднее, видимо – младший брат-неудачник, промотавший папино состояние и осевший в деревушке Крайтоса. Или его младший сынок – обалдуй с Даром Холода, чтобы не учиться – ладонь с Печатью заложит…