Дитя Всех святых. Перстень с волком - Жан-Франсуа Намьяс

Но среди представителей народа можно было углядеть и знатных особ: Пьера Кошона с его острой физиономией и необъятным животом, не побоявшегося оказаться в одной компании с бандитами и разбойниками, и, разумеется, Иоанна Бесстрашного.

В конце концов, дофину пришлось высунуться в окно. Его толстощекая физиономия была бледна. Увидев все эти кровожадные лица, он затрясся всем телом.

— Чего вы хотите, друзья мои? Что стало причиной вашего волнения? Говорите же! Я готов выслушать вас.

Ответом ему был единодушный возглас:

— Предатели! Нам нужны предатели!

Ничего не сказав, дофин скрылся в окне. Вместо него перед народом появился его новый канцлер Жан де Вали.

— Кто они, эти предатели?

Ему ответил хирург Жан де Труа, который держал большой хирургический нож для ампутаций. Он назвал полсотни имен, и первым среди них было имя дофина. Окно вновь захлопнулось.

Это послужило сигналом к началу настоящего мятежа. Ворота оказались снесены, и стражники убиты. Дофин спустился вниз. Он попытался сдержать толпу и остановить собственного тестя, герцога Бургундского, который находился во главе восставших.

Но все напрасно. Начались аресты. Были схвачены Жан де Вали, Жак де Ла Ривьер, Рено д'Аржен, Жиле и Мишле де Витри и многие другие… Супруга дофина, тоже выбежавшая на шум, бросилась в ноги к отцу, чтобы попытаться смягчить его сердце. Но она ничего не добилась. Тогда дофин протянул Иоанну Бесстрашному распятие и попросил его поклясться на кресте, что пленникам не будет причинено никакого вреда. Герцог согласился.

В своей птичьей маске Луи де Вивре, потрясенный, наблюдал за этим людским половодьем. Никогда еще прежде монархия не была в такой опасности. Он увидел, что какие-то люди, громко хохоча, хватают несчастных пажей и поварят, многим из которых не было и пятнадцати лет. Этих детей потащили по улицам, чтобы сбросить в Сену.

И тогда снова начался его собственный кошмар. За спиной Болтуна раздались голоса:

— Сир Дембридж! Сир Дембридж!

На этот раз он обернулся мгновенно. К чему теперь скрываться?.. Перед ним замелькали неизвестные лица, и эти люди выкрикивали имя, обращаясь прямо к нему. Это были не те, что кричали «Сир де Вивре!» в прошлый раз, тринадцатого февраля, Луи был в этом уверен! Значит, Адам Безотцовщина мог привлекать себе на службу столько людей, сколько пожелает? И откуда узнал он о существовании графа Дембриджа?

У Луи оказалось не слишком много времени для размышлений. Внезапно он почувствовал, как кто-то сильно толкнул его: неизвестный тип бросился прямо на него и попытался оторвать от птичьего костюма правую лапу. Луи удалось оттолкнуть нападавшего левой рукой. Квартальный старшина догадался закричать:

— Помогите! Это арманьяк!

Его обидчик вмиг оказался на земле. Его уже собирались убить, но Луи вмешался: ему хотелось разузнать правду. Человек дрожал с ног до головы. Это был жалкий нищий, который ничем не отличался от прочих попрошаек его квартала.

— Кто тебя послал?

— Я не знаю, как его зовут. Это молодой человек, светловолосый.

— Что он тебе сказал?

— Велел оторвать от костюма правую лапу, чтобы все увидели, что у вас нет руки.

Луи с трудом сдержал крик ярости. Адам Безотцовщина знал и это…

— Где он живет?

— В «Смеющихся сороках», на улице Моконсей. Но я никакой не арманьяк, монсеньор. Он дал мне денег, чтобы я сделал это, вот и все. Я ничего не знаю. Я здесь ни при чем!

Луи отошел от злополучного попрошайки, который тут же был растерзан толпой. Это был настоящий ад. Луи чувствовал себя словно в тисках. Как будто две ладони обхватили его горло и теперь медленно, неумолимо сжимаются…

***

Следующие несколько недель прошли в волнениях и мятежах. Повсюду убивали всех, кого подозревали в сочувствии арманьякам. Иоанн Бесстрашный появлялся на улицах, как настоящий триумфатор, но истинным хозяином Парижа в эти дни стал мясник Башка.

Простой люд узнавал в этом живодере из Сент-Женевьев себя и следовал за ним слепо и бездумно. Даже мелкое духовенство поддерживало волнения. Каждое воскресенье на проповеди священники призывали к убийству арманьяков. Денизо де Шомон охранял мост Сен-Клу, сам Башка стоял на страже у моста Шарантон, Жан де Труа был капитаном Бастилии.

22 мая 1413 года в Париже вспыхнул очередной взрыв мятежа. На сей раз целью бунтовщиков стала королева. Вот уже несколько дней по столице разгуливали самые разнообразные слухи о развратной жизни Изабо Баварской. Вечером двадцать второго парижане, собранные своими квартальными, заполонили главную гостиную дворца Сент-Поль.

Правда, в этот день настроены они были не так кровожадно, как прежде. Мысль о том, чтобы приняться за саму королеву, радовала и возбуждала. Среди присутствующих выделялась Мишалетта. На ней по-прежнему была ее знаменитая маска в виде головы волчицы и непристойно декольтированное платье. Внезапно она совсем отстегнула корсаж и предстала с обнаженной грудью. Вызывая бурю восторга, она принялась трясти своими необъятными грудями и кричать в толпу:

— Эй, сестрица, сюда!

Дрожащая от страха Изабо Баварская стояла посреди комнаты в окружении группы придворных. Надлежало как можно скорее покончить с этим, иначе вакханалия грозила перерасти в настоящую резню.

От толпы отделился Эсташ де Павили. Он огласил имена людей, ареста которых требовали жители Парижа.

Глотая слезы ярости, Изабо вынуждена была согласиться на эти условия и позволить увести нескольких своих подданных: немку Катрин, пророчицу Ингрид, Изабеллу Марешаль, Бонну Висконти и еще полтора десятка придворных дам.

Но мятежники этим не довольствовались. Эсташ де Павили потребовал ареста советника и брата королевы, герцога Баварского. Когда презренная чернь приблизилась к нему, герцог попытался было оказать сопротивление, но понял, что это может стать опасным для самой Изабо, и также позволил себя увести.

Луи де Вивре смотрел на эту чудовищную сцену, едва сдерживая ярость. И внезапно он испытал такое потрясение, что едва удержался на ногах: прямо перед ним стояла женщина, одетая в черное платье с тонкой зеленой накидкой, но на ее шее красовалась голова лани. Незнакомка была высокого роста, ее изящная фигура немного напоминала мужскую… Все поплыло перед глазами Луи! Он видел тело Маргариты! И платье на ней было платьем Маргариты, тем самым, которое он так любил! И еще голова лани, которую срезал со стены Дембридж, чтобы приставить вместо отрубленной!

Луи бросился вперед, охваченный безумием, но Мишалетта со своей волчьей маской и голой грудью отодвинула окружавших ее товарок и схватила старшину за руку, намереваясь привлечь к себе. Пока он освобождался от жарких объятий Мишалетты, женщина в черном исчезла.