Ксеноцид - Орсон Кард

Планета Путь довольно мирно пережила изменения. То здесь, то там случались убийства; то здесь, то там кое-кого из говорящих с богами, прославившегося своей жестокостью, с позором изгоняли из города. Но в основном истории, изложенной в документе, поверили, и с бывшими говорящими с богами обращались с большим уважением, потому что все эти годы, неся на себе тяжкий груз обрядов очищения, они верой и правдой служили народу.

Однако старый порядок быстро изменился. Школы стали доступны всем детям, независимо от положения родителей. Учителя вскоре начали сообщать, что все без исключения ученики достигли выдающихся успехов — теперь оценки самого глупого ребенка намного превышали средний балл учащегося прошлых времен. И несмотря на яростные отрицания Конгрессом своей вины, ученые Пути наконец-то обратили внимание на гены собственного народа. Ознакомившись с тем, какими их гены были и какими они теперь стали, мужчины и женщины Пути дружно пришли к выводу, что рассказанное им в пришедшем накануне эпидемии документе — чистая правда.

Что творилось сейчас, когда Сто Миров и все до одной колонии узнали о совершенных на Пути преступлениях Конгресса, Цин-чжао не ведала. Это были мирские заботы, от которых она давно отказалась. Теперь все свое время она посвящала служению богам, самоочищению и разным ритуалам.

История о сумасшедшей дочери Хань Фэй-цзы мгновенно распространилась по Пути. Она единственная продолжала исполнять обряды говорящих с богами. Сначала над ней насмехались. Многие говорящие с богами из чистого любопытства попробовали было вернуться к очищению, но быстро поняли, что ритуалы утеряли смысл. Впрочем, она не слышала насмешек, ей не было дела до остальных. Ее ум служил богам и никому другому. Ну и что с того, что люди, не справившиеся с испытанием, стали презирать ее за то упорство, с каким она двигалась к цели?

Годы шли, и многие начали вспоминать былое. Люди вспоминали о славной старине, когда боги говорили с мужчинами и женщинами и когда люди планеты служили небесам. Кое-кто начал считать Цин-чжао не сумасшедшей, а единственной не предавшей свою веру, тогда как столькие отказались от гласа богов. Среди благочестивых людей прошел слушок: «В доме Хань Фэй-цзы живет последняя из говорящих с богами».

Люди начали приходить к ней, сначала небольшими группками, но постепенно ручеек превратился в бурный поток. Посетители хотели встретиться с женщиной, которая, единственная, все еще пыталась очиститься от мирских грехов. В первое время она кое-кого принимала. Закончив прослеживать жилку, она выходила в сад и вела беседы с ними. Но их речи смущали ее. Они говорили, что она своими трудами очищает целую планету. Утверждали, что она за остальных людей Пути призывает богов вернуться. Чем больше они говорили, тем труднее ей было понять, что они хотят сказать своими речами. Ей хотелось поскорее вернуться в дом и проследить еще одну жилку. Разве люди не понимают, что эти похвалы пока не заслужены?

— Я еще ничего не достигла, — отвечала она им. — Боги все еще молчат. Мне надо трудиться.

И она возвращалась к своим жилкам.

Отец умер в весьма преклонном возрасте. На его похоронах прозвучало немало хвалебных речей, где упоминались великие деяния, которые он совершил во имя Пути. Вот только никто даже не догадывался о той роли, которую он сыграл в пришествии на планету Чумы Богов — именно так назвали таинственную эпидемию, разразившуюся на Пути. Знала об этом одна Цин-чжао. И перед тем как сжечь на погребальном костре целое состояние (она лично настояла на том, чтобы сжигали настоящие деньги, а не фальшивые, как обычно), она наклонилась к телу отца и прошептала ему на ухо, чтобы никто не услышал:

— Теперь ты все знаешь, отец. Теперь ты осознал свои ошибки, понял, как ты рассердил богов. Но не бойся. Я буду продолжать обряды очищения, твои проступки будут прощены. И боги с почестями примут тебя на Западе.

Вскоре и она постарела, а совершить Хождение к Дому Хань Цин-чжао стало теперь целью всех паломников Пути. Прослышали о ней и на других мирах, и многие стали прилетать на Путь, чтобы просто увидеть ее. Ибо по всей Вселенной распространилась весть, что истинную святость можно увидеть только на одной планете и только в одном человеке — в старой, постоянно сгорбленной женщине, чьи глаза не видели ничего, кроме жилок на половицах в доме отца.

О доме, когда-то заполненном слугами, теперь заботились послушники. Они полировали полы. Они готовили простую пищу и ставили тарелки там, где она могла найти их, то есть у дверей комнат: она соглашалась принять пищу только закончив ритуал. Если какой-нибудь мужчина или женщина на любом конце планеты совершали великое деяние, они непременно приходили в Дом Хань Цин-чжао, становились на колени и прослеживали одну из жилок на половице. Тем самым они показывали, что исполненное ими — ничтожная малость по сравнению с деяниями Святой Хань Цин-чжао.

Но всего за несколько недель до того дня, когда Хань Цин-чжао должно было исполниться сто лет, ее обнаружили свернувшейся на полу в кабинете отца. Некоторые говорили, что она лежала на том самом месте, где всегда сидел ее отец, работая над чем-нибудь, хотя точно утверждать никто не мог, так как всю мебель из дома давным-давно вынесли. Святая женщина была еще жива, когда ее нашли послушники. Она лежала в комнате несколько дней, что-то бормоча себе под нос, что-то приговаривая, тихонько поглаживая тело, будто продолжая прослеживать жилки на собственной плоти. Послушники по очереди дежурили у нее, в каждую смену входило десять человек. Они рассаживались вокруг, прислушивались к ее бормотанию, пытались разобрать, что она говорила, и аккуратно записывали услышанное. Записи заносились в книгу, которая называлась «Шепот Богов с Хань Цин-чжао».

Наиболее важные слова она произнесла перед самой смертью.

— Мама, — прошептала она. — Папа. Правильно ли я поступила?

Затем, как утверждают послушники, она улыбнулась и умерла.

Не прошло и месяца после ее смерти, как каждый храм в каждом городе, городке и деревеньке Пути принял решение. Наконец-то нашелся человек такой необыкновенной святости, что Путь мог избрать его защитником и хранителем всего мира. Ни у одной планеты не было такого бога, и никто с этим не спорил.

Путь — наиболее благословенный из всех миров, говорили люди. Ибо бог Пути Во Славе Блистателен.

Примечания

1

Орсон Скотт Кард дает китайским персонажам романа имена известных исторических деятелей Китая. Цзян Цин — жена Мао Цзэ-дуна вошла в историю под именем «Красной императрицы». После смерти диктатора Мао она и ее приспешники — так называемая «Банда Четырех» — попытались захватить власть в Китае, однако переворот не удался. — Здесь и далее примеч. пер.

2

Ли Цин-чжао (И Ань) (1084–1151) — одна из величайших и наиболее почитаемых поэтесс древности. К сожалению, из творчества Цин-чжао до нас дошло всего около пятидесяти стихотворений и несколько эссе.

3

Начальные строфы песни Ли Цин-чжао «Девятый день луны девятой». Все это сейчас ощущала Цин-чжао.

4

Перевод М. Басманова.

5

Подстрочный перевод с английского. Классический перевод с китайского М. Басманова звучит следующим образом:

Свет лунный над западной башнейИ туч поредевшая стая.Письмо мне не гусь ли доставит?Кричит он,В ночи пролетая…Цветы, облетевшие с веток,Уносит куда-то волною,Пусть разлучены мыСудьбою,Но в мыслях —Мы вместе с тобою.Тоска на мгновенье хотя быОставить меня не желает.С бровей прогоню ее —Злая,Шипы своиВ сердце вонзает.

6

Прототипом этого персонажа романа выступил известный китайский философ Хань Фэй (ум. в 223 г. до н. э.). Хань Фэй выступал за создание централизованного государства и укрепление власти правителя. Большое значение имела выдвинутая Хань Фэем теория поступательного, прогрессивного развития общества. Данная фраза взята из древнего трактата «Хань Фэй-цзы».

7

Си Ванму — «Владычица Запада», в древней мифологии женское божество, хозяйка Запада, обладательница снадобья бессмертия. В архаических мифах Си Ванму фигурировала как богиня страны мертвых и считалась одной из центральных фигур китайского пантеона.

8

Иов — библейский персонаж, чью веру в Господа испытывает Сатана. Поспорив с Яхве, что вера Иова не так крепка, как кажется, Сатана лишает праведника богатства, близких и в конце концов насылает на его плоть ужасные болезни, однако Иов остается преданным Господу. «Господь дал, Господь и взял» — изречение, принадлежащее Иову.