Мусаси - Эйдзи Ёсикава

– Не трать слова понапрасну, – проскрипела старуха. – Отдай мне сам свою голову или попробуешь моего меча. Ты готов, Мусаси? – Она провела рукой по губам, плюнула на левую ладонь и ухватилась за ножны.

Есть поговорка о богомоле, который нападает на императорскую карету. Поговорка как нельзя лучше подходила к хищной Осуги с ее костлявыми конечностями. Посмотришь – вылитый богомол: и глаза, и затвердевшая кожа, и несообразные движения. Мусаси с могучими плечами и грудью стоял как неприступная железная карета, ожидая нечаянного противника, словно бы играя в войну с ребенком.

Положение принимало комический оборот, но Мусаси не смеялся, потому что ему стало жалко Осуги.

– Подождите, почтеннейшая! – проговорил он, осторожно, но твердо удерживая ее за локоть.

– Ты что? – вскрикнула Осуги. Ее слабые руки тряслись, зубы выбивали дробь. – Трус! – заикаясь, продолжала она. – Хочешь меня отговорить? Учти, я встречала Новый год уже сорок раз, когда ты только появился на свет. Тебе не провести меня. Прими наказание!

Кожа Осуги была цвета красной глины, голос срывался от напряжения.

Старательно кивая в знак согласия, Мусаси ответил:

– Я все понимаю и разделяю ваши чувства. В вас горит боевой дух семейства Хонъидэн. В ваших жилах течет кровь первых Хонъидэнов, которые отважно сражались под началом Симмэна Мунэцуры.

– Пусти меня, ты!.. Мне ни к чему лесть мальчишки, годящегося мне во внуки.

– Успокойтесь! В вашем возрасте не следует волноваться. Я хочу все объяснить вам.

– Последнее слово перед смертью?

– Нет, объяснение.

– Не нуждаюсь в них! – заявила Осуги, гордо выпрямившись.

– В таком случае придется забрать у вас меч. До той поры, пока не явится Матахати и не расскажет все.

– Матахати?

– Да. Прошлой весной я послал ему письмо.

– Письмо?

– Я назначил ему встречу в новогоднее утро.

– Ложь! – взвизгнула Осуги, тряся головой. – Стыдись, Мусаси! Разве ты не сын Мунисая? Не он ли учил тебя достойно встречать смерть, когда приходит ее час? Хватит играть словами. Вся моя жизнь в этом мече, на моей стороне все боги. Прими удар стойко, если у тебя хватит духу.

Осуги, освободив руку, с криком «Будь благословен Будда!» выхватила меч из ножен. Сжав эфес обеими руками, старуха сделала выпад, целясь в грудь Мусаси. Он увернулся.

– Пожалуйста, почтеннейшая, успокойтесь!

Мусаси из-за спины Осуги легонько похлопал ее по плечу. Та с воплем развернулась к нему лицом. Призывая богиню Каннон на помощь, Осуги приготовилась к новой атаке.

– Хвала Каннон! Хвала Каннон! – воскликнула Осуги, бросаясь вперед.

Мусаси сделал шаг в сторону и перехватил руку старухи.

– Совсем обессилете, если не остановитесь. Давайте дойдем до моста.

Обернувшись, старуха оскалила зубы и яростно плюнула в Мусаси. Мусаси отпустил руку Осуги и стал вытирать левый глаз. Он горел, словно в него попала искра. Мусаси посмотрел на руку, которой тер глаз, но крови на ней не увидел. Глаз не открывался.

Воспользовавшись его замешательством, Осуги неистово бросилась в атаку, не переставая взывать к Каннон. Она трижды кидалась на врага. В третий раз Мусаси слегка подался в сторону, не сходя с места, и меч рассек рукав и задел предплечье. Лоскут ткани упал на землю. На белой подкладке рукава Осуги увидела кровь.

– Ранен! – с восторгом закричала Осуги, размахивая мечом. Ее обуяла гордость, будто одним ударом она свалила могучее дерево. То обстоятельство, что Мусаси совсем не сопротивлялся, не омрачало ее ликования. Она выкрикивала имя богини милосердия Каннон, покровительницы храма Киёмидзу.

Осуги в упоении кружила вокруг Мусаси, налетая на него то спереди, то сзади. Мусаси уклонялся от ударов. Его беспокоил глаз и царапина на предплечье. Он ждал удара меча, но вовремя не уклонился. Никто прежде не превосходил его в ловкости и ни разу не задел его в поединках. Он не принимал всерьез Осуги с мечом, поэтому даже не думал, кто победит. Пренебрежение силой старухи обернулось ранением.

«Искусство Войны» гласит, что раненый, пусть даже легко, проиграл в бою. Несокрушимая воля старухи и ее меч проучили Мусаси, показав его несовершенство.

«Я допустил ошибку», – подумал он. Раздосадованный неосмотрительностью, Мусаси увернулся от меча и, оказавшись позади Осуги, шлепнул ее по спине. Старуха растянулась на земле, меч вылетел из рук. Одной рукой Мусаси подобрал меч, второй подхватил Осуги.

– Отпусти! – кричала Осуги, размахивая руками. – Где же вы, боги? Я его ранила! Что мне делать? Мусаси, не позорь меня. Отсеки мне голову, убей меня!

Мусаси, сжав зубы, нес под мышкой извивающуюся старуху.

– Боевое счастье отвернулось от меля. Это судьба! Я не боюсь тебя. Да будет так, как угодно богам. Матахати, узнав, как умер дядюшка Гон и как погибла я, отомстит за нас обоих. Наша гибель откроет ему глаза. Убей меня, Мусаси, убей! Куда ты идешь? Хочешь выставить меня на посмешище, а потом убить? Нет! Руби мою голову немедленно!

Мусаси молчал. Дойдя до моста, он спохватился, что у него нет плана действий. Его вдруг осенило. Он спустился к реке, подошел и осторожно посадил старуху в одну из лодок, привязанных у причала.

– Наберитесь терпения и подождите, пока не придет Матахати. Осталось недолго.

– Ты что затеял? – кричала Осуги, отталкивая Мусаси вместе с наваленными в лодке тростниковыми циновками. – При чем тут Матахати? Ему нечего здесь делать. Знаю, чего ты хочешь. Не просто убить, но и унизить меня.

– Думайте, что вам угодно. Скоро узнаете правду.

– Убей меня!

– Ха-ха-ха!

– Чему радуешься? Рубани по старой шее, тебе это пустяк!

Мусаси привязал Осуги к корме, вложил ее меч в ножны и аккуратно положил их рядом со старухой.

Осуги кричала вслед уходящему Мусаси:

– Ты не понимаешь «Бусидо»! Вернись, дам тебе урок!

– Потом! – буркнул Мусаси.

Он поднимался на дамбу, но старуха так буйствовала, что ему пришлось вернуться и навалить на нее тростниковых циновок.

Солнце огненным шаром поднялось над горой Хигасияма. Мусаси завороженно смотрел на него, чувствуя, как солнечные лучи проникают в глубь его души. Мусаси глубоко задумался. Новогоднее утро – единственное в году, когда божественный свет молодого солнца испепеляет и рассеивает ничтожную гордыню человека, порождаемую мелочными надеждами и помыслами. Радость жизни наполнила Мусаси.

– Я все еще молод! – восторженно крикнул он, обращаясь к светилу.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});