Учитель - Филип Жисе

человек.

Александр Петрович опустил взгляд и посмотрел на тело. Грудь плотными жгутами охватывали белые полосы бинтов. Кожа на руках и ногах в некоторых местах была содрана, и теперь эти участки тела также были забинтованы. Александр Петрович был в одних трусах, поэтому ему не составило труда увидеть ущерб, нанесенный его телу в результате ДТП.

Авария. Александр Петрович мысленно перенесся в прошлое. Развороченное, словно внутренности животного, тело машины, кровь и стекла на асфальте и… и тело Владимира, наполовину выпавшее из машины. Это было ужасно и как-то даже неестественно. Все было неестественно, необычно. Место аварии дышало смертью, дышало разрушением и темнотой. Именно это обстоятельство, понял старик, делало то место неестественным, особенно для того, кто был жив.

Александр Петрович вернулся воспоминаниями к Владимиру. Что с ним? Жив ли он? Александр Петрович не хотел бы, чтобы тот умер. Оксана и двое маленьких детей. Нет, Владимир не мог взять и оставить их одних. Им нужен был тот, кто мог бы о них позаботиться, а если такого человека не будет, то, — Александр Петрович вздохнул и закашлялся от боли, — то, в этом мире, мире людей, живущих разумом, они никому не будут нужны.

Александр Петрович попытался отогнать прочь дурные мысли, но сделать это оказалось не просто, разум был слишком серьезным противником, чтобы так легко сдаться. Перед глазами старика вновь возникло прошлое. Александру Петровичу казалось, что он даже обоняет запах бензина и слышит потрескивание огня в стороне и… и видит тело Владимира, не подававшего признаков жизни. Кого обвинять в том, что случилось? Жизнь, судьбу, злой рок или человеческую ошибку, совершенную кем-то из-за безответственности, рожденной невежественностью его разума.

— Нет, — подумал Александр Петрович. — Не жизнь, не судьба, не злой рок повинны в том, что произошло. Человек, один жалкий человек, один из миллиардов, обитающих на этой сказочной планете. Будь человек более ответственным существом, страданий в его жизни было бы намного меньше… Страдания, опять страдания. Что за чувства испытываю я сейчас, когда думаю о Владимире и его семье? Как назвать их? Не страдания ли это? Достаточно ли изменить отношение к произошедшему, чтобы избавиться от них? Но боль-то никуда не уйдет, боль и сожаление. Они и дальше будут бередить душу, ведь разум, репейником цепляющийся за любой негатив, не позволит им уйти. Он и дальше будет переживать одно и то же, находя удовольствие в этом. Мерзкий… мерзкий разум! Удивительное и вместе с тем примитивное творение обрекающее человечество на страдания. Почему… почему он никак не успокоится?! Как совладать с ним раз и навсегда?! Возможно ли это или он и дальше будет находить удовольствие в страхе и негативе, заставляя человека страдать? Должно быть, таков наш разум. Благо у человека есть сердце. Словно два полюса, две планеты, два мира, в одном из которых ночь существует без дня, а тьма без света, в другом день — без ночи, свет без тьмы. Но так ли должно быть? Ведь день всегда сменяет ночь, а ночь — день. Но тогда не может быть страданий без радости, а радости без страданий. Значит, человек обречен испытывать страдания? Значит, человеческий разум неспроста тянется к негативу? Почему же так происходит? Или может матушка-природа в чем-то ошиблась, создавая человека? Но этого не может быть. Я не верю в это. Матушка-природа слишком мудра, чтобы поступать так… так опрометчиво. Тогда почему человек страдает? Почему человеческий разум обрекает его на страдания? В чем причина? Не в том ли, что страдания — это путь… путь к удовлетворению? — старик почувствовал, как его тело задрожало. Глаза его распахнулись, рот приоткрылся. — Так вот в чем дело? Не испытав страданий человек не получит удовлетворения. Так вот в чем задумка матушки-природы? Через страдания человеческого разума обретается удовлетворение человеческого сердца. Как ночь не может существовать без дня, так и разум не может существовать без сердца. И наоборот, как день не может существовать без ночи, так и сердце не может существовать без разума. Когда они действуют заодно, то дополняют друг друга, когда их желания различны, становятся врагами. Получается, что человек обретает себя только тогда, когда его сердце и разум становятся едиными в своих желаниях, начинают стремиться к одной цели, а для того, чтобы сделать это, я вижу только один путь — подчинить свою жизнь удовлетворению, а не удовольствию.

— Хорошо было бы это все записать, — пробормотал Александр Петрович, поворачивая голову к тумбочке, где надеялся найти кусочек бумаги и ручку. Внезапно старик вздрогнул, пораженный мыслью. Рукопись! Рукопись осталась в машине! В машине… в машине объятой пламенем.

— О, нет! — простонал Александр Петрович и мотнул головой, словно отказывался верить в правдивость случившегося. — Нет! Долгие месяцы труда, размышлений и озарений, — все пропало.

Александр Петрович схватился за голову и застонал, словно раненное животное.

— Ничего не вернешь. Ничего. Бессмысленны страдания, бессмысленны слезы, — простонал Александр Петрович, вытирая ладонью глаза. — Не горюй. Смирись. Если это произошло, так тому и быть. Так тому и быть. Боль уйдет, останутся только воспоминания.

Звук открываемой двери заставил старика повернуть голову в сторону двери. В палату вошел мужчина лет пятидесяти в белом халате.

— Здравствуйте, как вы себя чувствуете? — мужчина подошел к кровати Александра Петровича и остановился.

— Терпимо, — сказал Александр Петрович. — А вы доктор?

— Доктор, — кивнул мужчина. — Как ваша голова?

— Болит, доктор. В глазах иногда темнеет.

— Не удивительно, у вас сотрясение мозга и довольно таки сильное. Но, несмотря на сотрясение мозга, несколько треснутых ребер, одно сломанное ребро и множественное повреждение кожи тела, вы довольно таки легко отделались. Судьба благосклонна к вам. Мужчине, который был с вами, повезло меньше.

— Его зовут Владимир, доктор. Что с ним?! Он жив?!

— Это ваш сын?

— Нет, доктор. Мой хороший друг.

— Что ж, ваш хороший друг заработал внутренние повреждения, несколько сломанных ребер, сотрясение мозга, но жить будет. Пришлось его хорошенько поштопать, но выкарабкается.

— Как хорошо, доктор, — улыбнулся Александр Петрович, чувствуя огромное облегчение от того, что Владимир остался жив. — У него семья, дети совсем маленькие. Он должен жить, доктор.

— Будет жить. Это я вам обещаю. Его перевели из реанимации в палату. Это уже хорошо.

— Чудесно, доктор. Чудесно, — Александр Петрович почувствовал, как в уголках глаз начали собираться слезы.

— Хочу у вас узнать, вы знаете какие-либо контакты его семьи? Надо сообщить его родным о случившемся.

— Я знаю, где он живет. В Борисполе, только вот адрес