Через невидимые барьеры - Марк Лазаревич Галлай

серьезностью – решено фактически даже без дискуссии.

Единственное, о чем высокий синклит вроде бы на минуту призадумался, – это об «на весь белый свет раззвоните». Может быть, действительно пока не стоит? Не лучше ли подождать подтверждения – или опровержения – в следующих полетах, а уж тогда…

Но, поразмыслив немного, решили и перед лицом «всего белого света» ничего не умалчивать. Мотивов, толкнувших именно на такое решение, я тогда как-то не уловил. Возможно, прослушал. Наверное, были среди этих мотивов и чисто практические: раз уж полеты людей в космос начались, то шила в мешке – если, конечно, таковое в нем имеется – все равно не утаишь. Но были, я уверен в этом, и соображения более, если хотите, принципиального характера: ответственность первопроходцев перед историей!

Так или иначе, и на пресс-конференции, состоявшейся 11 августа в актовом зале Московского университета (такие пресс-конференции после каждого космического полета быстро стали традиционными), и в опубликованном неделей позже в газете «Правда» рассказе «700000 километров в космосе» – о полете корабля «Восток-2», и во всех последующих публикациях, докладах, выступлениях на научных конференциях – повсюду этой проблеме уделялось все то внимание, которого она – последующие полеты это, увы, подтвердили – заслуживала. Как, впрочем, заслуживает и по сей день…

Так случилось, что на пусках кораблей «Восток-3» и «Восток-4», на которых успешно слетали в космос мои недавние слушатели Андриян Григорьевич Николаев и Павел Романович Попович, я присутствовать не смог. Приболел. Следил за ходом дел по радио и телепередачам. Убедился, что следить вот так, со стороны, не зная ничего о всех сопутствующих очередной работе конкретных трудностях (без которых, конечно, не обойтись), за сложной, связанной с определенным риском деятельностью людей, с которыми занимался, близко познакомился, гораздо тревожнее, чем находясь непосредственно на месте действия, где полная осведомленность не позволяет разгуляться нездоровой фантазии. Это, наверное, общее правило, пригодное для большинства жизненных ситуаций: ничто так эффективно не противостоит нездоровым фантазиям, как полная осведомленность.

Но даже издалека, пользуясь той общей информацией, которую получал из газет, по телевидению и радио, я понял самое существенное: в своем противоборстве со зловредным влиянием невесомости на человеческий организм космическая физиология и космическая медицина не оказались бессильными. Данные, привезенные Титовым, заставили резко усилить тренировки космонавтов, направленные на общее укрепление вестибулярного аппарата, а также разработать специальные правила поведения в космическом полете: меньше менять позу, особенно в период первоначальной адаптации, не вертеть головой, избегать резких движений… И все это дало свои плоды: явлений вестибулярного дискомфорта ни у Николаева, ни у Поповича не наблюдалось.

Так думал я, наблюдая на телеэкране малоподвижные, как бы скованные фигуры космонавта-3 и космонавта-4. Так оно и подтвердилось, когда они, успешно завершив свои полеты, вернулись в Москву… Кстати, в этих полетах был сделан еще один внешне незначительный, но, как оказалось впоследствии, весьма принципиальный новый шаг: освоившись с невесомостью, космонавты отстегнули ремни и «поплавали» в космическом корабле, насколько это позволяли его ограниченные объемы. Сегодня при проведении продолжительных и насыщенных многообразной исследовательской работой космических полетов мы себе и представить не можем, чтобы было иначе.

…В следующий раз я прилетел на космодром только первого июня шестьдесят третьего года.

К полету готовились сразу две ракеты и два космических корабля: «Восток-5» для Валерия Федоровича Быковского и «Восток-6» для Валентины Владимировны Терешковой. Даже в огромном, чуть притененном, как собор, зале монтажно-испытательного корпуса стало непривычно тесновато.

А за его стенами – жара. Такая же, какая была два года назад, когда готовили к пуску «Восток-2». Да еще с некоторым дополнением в виде здоровенного (наверное, не меньше чем метров на пятнадцать-восемнадцать в секунду) ветра. Того самого ветра, о котором Юрий Черниченко в своем очерке «Яровой клин» сказал, что он – «доменно-жаркий». Из-за этого – несущиеся по всему космодрому тучи песка, за которыми после каждого очередного порыва не видно ни горизонта, ни самого неба. Да, климат здесь – не соскучишься!

Но работа идет. Идет, не скажу даже чтобы лучше, чем перед пуском первых «Востоков», но как-то спокойнее. Если можно так выразиться – безнадрывнее. Даже на всякого рода сюрпризы техники всеобщая реакция менее эмоциональная, чем бывало поначалу.

А без некоторых сюрпризов дело не обошлось. Так, один из кораблей все время норовил развернуться не на солнце, а, наоборот, совершенно невежливо – спиной к нему (если, конечно, допустить, что у космического корабля есть спина). С чего это он так? Разобрались: один из блоков с чувствительными элементами при монтаже установили неверно – на 180 градусов от правильного положения. Переставили зловредный блок как надо – дефект ликвидировали… Потом вышла из строя какая-то лампа. Казалось бы, пустяковое дело – сменить электронную лампу. В радиоприемнике или телевизоре это занимает две-три минуты. В космическом корабле, собственно, процесс замены лампы занимает не больше времени. Но ведь до этой чертовой лампы надо сначала добраться! А значит – что-то разбирать, демонтировать, снова проверять…

Когда все мыслимые «бобы» уже последовательно состоялись и были столь же последовательно ликвидированы, в переполненную чашу терпения участников подготовки этого пуска упала последняя капля! В уже полностью собранный корабль… уронили отвертку! Случай явно криминальный хотя бы потому, что такая возможность предусматривалась заранее, почему и было введено строгое правило: на корабле работать только с пустыми карманами. Обидно, когда преподносит очередной сюрприз сложная и, в общем, еще довольно новая, не до конца познанная техника. Но трижды обидно вот такое – результат чьей-то забывчивости, небрежности, прямого невыполнения правил. На фоне всех ранее преодоленных «бобов» эта несчастная отвертка произвела особенно сильное впечатление. Королев, когда ему доложили о происшедшем, вопреки всеобщим ожиданиям, даже не забушевал, только почти шепотом сказал, что «всех уволит», и вышел из комнаты.

К счастью, дело удалось быстро поправить без того, чтобы что-то снова разбирать и перебирать: отвертку обнаружили и благополучно выудили магнитом. Пока выуживали, никто из стоявших почтительным полукругом у корабля не дышал – так, по крайней мере, утверждали заслуживающие доверия очевидцы этой операции.

Наконец техника в полном ажуре.

И тут возникло новое дело: «пятна на солнце». Служба солнца доложила, что из-за каких-то непредвиденных (я и не знал, что их можно предвидеть) вспышек поток солнечной радиации резко возрос и, пока он не снизится до нормы, лететь нельзя. На вопрос: «А когда же этот ваш поток кончится?» – ученые мужи только пожимали плечами.

– Вот уж никогда не думал, что пятна на солнце так прямо повлияют на мою жизнь! – заметил профессор Иван Тимофеевич Акулиничев. И добавил в разъяснение: – Конечно, на жизнь