Она. Аэша. Ледяные боги. Дитя бури. Нада - Генри Хаггард

— Недурно, — сказал я. — Значит, ты хочешь сделать из меня вора. Я украду скот, а Панда перережет мне глотку за то, что я нарушил мир в его стране. Ты этого хочешь?

— Нет, Макумазан. Это мой собственный скот. Слушай, что я тебе расскажу. Ты слышал о Мативане, предводителе амангванов?

— Да, — ответил я. — Его племя жило у верховья Умзиниати, если я не ошибаюсь. Затем их разбили буры или англичане, и Мативани перешел к зулусам. Но затем Динган смел его племя с лица земли со всем его родом, и теперь весь его народ рассеян.

— Да, его народ рассеян, но род его продолжает жить. Макумазан, я один из представителей этого рода, я единственный сын главной его жены, так как Зикали-мудрый, принадлежащий к племени амангванов, спас и укрыл меня. Он ненавидел правителей зулусов Чаку и Дингана и их отца Сензангакона, но никто из них не посмел убить Зикали, древнего ниангу, потому, что он могущественнее всех людей.

— Если он так могуществен, то почему же он не спас твоего отца, Садуко? — спросил я, не показывая вида, что я уже раньше слыхал о Зикали.

— Не могу сказать, Макумазан. Во всяком случае, вот как все произошло. Бангу, предводитель амакобов, нашептал Дингану, что мой отец, Мативани, будто бы колдун, а также, что у него будто бы большие богатства. Динган поверил его словам и подумал, что болезнь, которой он страдал, напущена колдовством моего отца. Он сказал: «Бангу, возьми с собой людей и отправься в гости к Мативани, а ночью… Потом мы разделим с тобой скот. Потому, что Мативани силен и умен, и ты не должен даром рисковать своей жизнью».

Садуко замолчал и в тяжелом раздумье уставился глазами в землю.

— Да, Макумазан, — сказал он наконец, — злодейство совершено. Они пользовались гостеприимством моего отца, они передали ему подарок от Дингана и восхваляли его. Да, Бангу поделился с ним щепоткой табаку и называл его братом. А затем ночью… о, ночью…

— Я был не выше этого, — он показал рукой рост десятилетнего мальчика, — мой отец находился в хижине с моей матерью, я был с ними. На дворе раздались крики, показалось пламя. Отец выглянул из хижины и понял, в чем дело. «Проломай изгородь и беги, жена, — сказал он. — Береги Садуко, чтобы он остался в живых и отомстил за меня. Ступай, пока я буду защищать ворота. Ступай к Зикали, он поможет вам».

Затем он поцеловал меня в лоб, сказал мне только одно слово «Помни!» и вытолкал нас из хижины.

Моя мать стала пробиваться сквозь изгородь, она рвала ее зубами и ногтями, как гиена. Стоя в тени, я оглянулся назад и увидел моего отца Мативани, сражавшегося, как буйвол. Люди валились от его ударов, хотя у него не было щита, только одно копье. Затем Бангу подкрался к нему сзади и ударил его в спину, он взмахнул руками и упал. Больше я ничего не видел, так как мы в это время пробились сквозь изгородь. Мы побежали, но нас заметили. Они устроили погоню и охотились за нами, как дикие собаки за кабаном. Они метнули в мою мать копье и убили ее. Копье вошло в ее спину и вышло из сердца. Я обезумел, вытащил копье из ее тела и побежал навстречу врагам. Я нырнул под щит первого воина, очень высокого человека, и держал копье вот так, обеими своими маленькими руками. Он всей тяжестью навалился на острие, и оно проткнуло его насквозь. Он упал мертвым, и рукоятка копья сломалась, ударившись об землю. Остальные в изумлении остановились потому, что они никогда не видели такого подвига. Ребенок убил высокого воина, этого еще никогда никто не видел. Некоторые из них хотели дать мне возможность уйти, но в это время подошел Бангу и узнал в убитом своего брата.

— У! — закричал он, узнав, кто убил брата. — Этот щенок тоже, значит, колдун, иначе как бы он мог убить воина, сражавшегося не раз на войне? Держите его за руки, пока я прикончу его!

Двое воинов взяли меня за руки, и Бангу подошел ко мне с копьем…

Садуко остановился, его голос прервался от волнения. Он тяжело дышал, пот лился градом и судороги сводили его мускулы. Я дал ему кружку воды. Он выпил и продолжал:

— Копье уже оцарапало мне грудь… Смотри, вот здесь остался шрам, — и он указал на белую полоску, как раз под грудной клеткой, — как вдруг между мной и Бангу встала странная тень, отброшенная пламенем горящих хижин, тень, напоминавшая стоящую на задних лапах жабу. Я оглянулся: это была тень Зикали, которого я до этого видел раз или два. Не знаю, откуда он появился, но он стоял, потрясая своей большой седой головой, сидевшей на его плечах, как тыква, и, вращая своими глазищами, насмешливо хохотал.

— Веселенькое дельце, нечего сказать! — воскликнул он, и громкий голос его прозвучал, как плеск воды в пустой пещере. — Веселенькое дельце, о Бангу, предводитель амакобов! Кровь, кровь, сколько крови!.. Огонь, огонь, сколько огня!.. Я много видел на своем веку разных дел, например, в краале твоей бабки, великой Инкозикази, когда я сам еле спасся от смерти, однако такого дела, как настоящее, я не припомню. Но скажи мне, великий предводитель Бангу, любимец сына Сензангаконы, что значит это? А? — и он указал на меня и на двух воинов, державших меня за руки.

— Я убиваю этого щенка, Зикали, вот и все, — ответил Бангу.

— Вижу, вижу, — засмеялся Зикали. — Доблестный подвиг! Ты заколол отца и мать, а теперь хочешь заколоть ребенка, который убил одного из твоих воинов в честном бою. Очень доблестный подвиг, достойный предводителя амакобов! Хорошо, убей его… только…

Он остановился и взял щепотку табаку из коробки, которую он вынул из разреза в мочке уха.

— Что только? — спросил Бангу.

— Только мне интересно, Бангу, как тебе понравится тот мир, в котором ты очутишься прежде, чем взойдет завтрашняя луна. Вернись тогда обратно, Бангу, и расскажи мне, потому что под солнцем много миров, и я хотел бы наверняка знать, в какой мир попадают такие люди, как ты, которые из ненависти и ради наживы убивают отца и мать, а затем закалывают ребенка, поразившего взрослого воина копьем, еще обагренным материнской кровью.

— Ты хочешь сказать, что я умру, если я убью этого мальчишку? — заорал Бангу громовым голосом.

— А что же иначе? — спокойно ответил Зикали, беря другую щепотку табаку.

— Так вот что, колдун! Мы отправимся в тот мир с тобой вместе!

— Хорошо, хорошо, — засмеялся карлик. — Отправимся вместе. Я давно желаю умереть и не найду себе лучшего спутника, чем Бангу, предводитель амакобов и убийца детей. Идем, храбрый Бангу, идем! Убей меня, если твоя рука поднимется на старого Зикали, — и он снова засмеялся ему в лицо.

Тогда, Макумазан, воины Бангу отступили, потому что испугались странного карлика. Даже державшие меня за руки отступили.