Тэсс из рода дЭрбервиллей. Джуд Незаметный - Томас Гарди

— Нет, говорил, — прошептала она.

— Я хочу сказать, что никогда не рассказывал тебе о своем прошлом — все до конца.

— Я догадываюсь. Примерно представляю.

Джуд взглянул на нее. Неужели она знает о той давнишней утренней церемонии, связавшей его с Арабеллой, и о том, что через несколько месяцев брачные узы были порваны с большей решительностью, чем это сделала бы сама смерть? Он видел, что она этого не знает.

— Я не могу рассказывать об этом здесь, на улице, — мрачно продолжал он. — А ко мне тебе лучше не заходить. Давай зайдем сюда.

Они стояли возле крытого рынка, это было единственно доступное для них помещение, и они вошли туда. Базарный день кончился, все ряды и прилавки пустовали. Конечно, он предпочел бы более подходящее место, но, как это всегда случается, свою историю ему пришлось поведать не среди романтики полей и лугов, не в торжественной атмосфере храма, а на ходу. Они расхаживали по полу, усыпанному гнилыми капустными листьями, вокруг была обычная рыночная грязь — загнившие овощи и уже не пригодные к продаже отбросы. Его повествование было недолгим и сводилось к тому, что несколько лет тому назад он женился и что жена его жива и поныне. Сью даже не успела измениться в лице, как с ее губ сорвалось:

— Что же ты не сказал мне раньше?

— Я не мог. Это было так трудно!

— Трудно для тебя, Джуд. И ты решил быть жестоким по отношению ко мне?

— Нет, милая! — горячо воскликнул Джуд.

Он хотел взять ее руку, но она отдернула ее. Казалось, вдруг пришел конец взаимному доверию и остался лишь извечный антагонизм полов, который больше не смягчала взаимная склонность. Теперь она уже не была его товарищем, другом, любимой, она молчала и с отчужденностью глядела на него.

— Я стыдился эпизода моей жизни, который привел меня к женитьбе, — продолжал он. — Сейчас мне трудно объяснить все подробно. Но я мог бы это сделать, если б ты иначе к этому отнеслась!

— Но как же мне относиться иначе? — взорвалась она. — Я вот говорю или пишу тебе, что… ты можешь любить меня или что-то в этом роде! Пишу просто из жалости, а тем временем… О, как это все отвратительно! — воскликнула она, в раздражении даже топнув ногой.

— Ты несправедлива ко мне, Сью! Я до самого последнего времени не думал, что хоть что-нибудь значу для тебя, и поэтому считал, что все это не важно! Так неужели я что-нибудь значу для тебя, Сью? Ты понимаешь, что я имею в виду! «Из жалости» мне совсем не подходит!

В данную минуту Сью предпочла не отвечать на вопрос.

— А что она… твоя жена… наверное, очень хорошенькая, хотя и дурная женщина? — быстро спросила она.

— Да, ее считают хорошенькой.

— И уж конечно, красивей меня?

— Вы совсем разные. И потом, я уже несколько лет ее не видел… Но я не сомневаюсь, что она вернется — такие всегда возвращаются!

— Странно, что ты живешь вот так один, без нее! — сказала Сью, однако дрожащие губы и сдавленный голос не вязались с ироничностью ее тона. — Ведь ты такой религиозный! Как же будут теперь просить за тебя полубоги твоего Пантеона, то бишь легендарные личности, которых ты именуешь святыми? Вот если бы я так поступила, тогда другое дело, ничего особенного, ведь я, во всяком случае, не считаю брак святыней. В теории-то ты не такой передовой, как на практике.

— Сью, ты умеешь быть ужасной язвой — сущий Вольтер! Ну что ж, казни меня, как хочешь!

У него был такой убитый вид, что она смягчилась и, пытаясь незаметно сморгнуть слезы сострадания, сказала с чарующей укоризной женщины, уязвленной до глубины души:

— Ах, ты должен был рассказать мне все, прежде чем дать понять, что просишь у меня разрешения любить меня! У меня не было к тебе никаких чувств до той самой минуты на вокзале, если не считать…

Сейчас Сью, пытавшаяся скрыть свое волнение, что ей совсем не удавалось, выглядела не менее несчастной.

— Не плачь, родная! — взмолился он.

— Я… плачу… не потому, что я… совсем было полюбила тебя… а потому, что на тебя нельзя положиться!

С рыночной площади их не было видно, и Джуд не мог удержаться, чтобы не обнять ее. Это помогло ей овладеть собой.

— Нет, нет! — строго сказала она, отстраняясь и вытирая глаза. — Не надо! Было бы лицемерием считать, что ты обнимаешь меня по-родственному, а иначе быть не должно.

Они прошли несколько шагов вперед, и она как будто справилась с собой. Джуд был в отчаянии, ему было бы не так горько, если бы она вела себя иначе, не была бы такой терпимой и великодушной, хотя вначале, поддавшись порыву чувства, она и проявила некоторую мягкость — отдала неизбежную дань своему полу.

— Я не виню тебя за то, что от тебя не зависело! — сказала она, улыбаясь. — Это было бы просто глупо! Я браню тебя лишь за то, что ты не сказал мне раньше. Но в конце концов это не важно. Все равно мы не могли бы соединиться, даже если бы в твоей жизни все сложилось по-другому.

— Нет, могли бы, Сью! Это единственное препятствие!

— Ты забываешь, что, даже если б не было никаких препятствий, надо, чтобы я полюбила тебя и захотела стать твоей женой, — сказала Сью, за мягкой серьезностью тона скрывая подлинное свое настроение. — И потом, мы ведь двоюродные брат и сестра, и нам не следует вступать в брак. Да к тому же… я обручена с другим. Встречаться по-прежнему, как друзья, нам вряд ли удастся — не такие вокруг нас люди. У них ограниченные взгляды на отношения между мужчиной и женщиной, это доказывает хотя бы исключение меня из школы. Их философия признает лишь отношения, основанные на животной страсти. Им неведома всякая иная сильная привязанность, в которой плотское желание играет, по крайней мере, второстепенную роль… роль этой… как ее?.. Венеры Урании{189}.

Способность Сью философствовать показала, что она снова овладела собой, и еще до того, как им расстаться, к ней почти вернулась живость взора и интонации, веселость и зрелая критичность по отношению к ее сверстницам.

Теперь он мог говорить с ней более непринужденно.

— Было несколько причин, которые заставляли меня молчать. Одну я уже назвал; вторая — это то, что мне всегда внушали, будто я не должен жениться, будто я родился в странной, необычной семье, где всем на роду написаны неудачные браки.

— А кто тебе это говорил?

— Моя двоюродная бабушка. Она говорила, что у нас, Фаули, брак всегда плохо кончается.

— Странно… Мой отец говорил мне то же.

Они замолкли, пораженные этой мыслью, неприятной уже как предположение; будь их союз возможен, он означал бы роковое усугубление наследственной неспособности к браку, два худа вместе — ждать третьего.

— А, это все ерунда! — с наигранной беспечностью сказала Сью. — Просто последнее время у нас в семье неудачно выбирали спутников жизни!

И они постарались убедить себя, что все случившееся не имеет никакого значения, что они могут по-прежнему оставаться братом и сестрой, могут дружить, вести оживленную переписку и весело и приятно проводить время вместе, даже если встречаться придется реже, чем раньше. Они расстались как добрые друзья, хотя последний взгляд Джуда, обращенный к ней, выражал вопрос, потому что он чувствовал, что даже теперь не знает до конца, как она решила.

VII

Дня через два от Сью пришла весть, которая как громом поразила его.

Еще не начав читать письмо, а только бросив взгляд на подпись, он уже догадался, что речь идет о чем-то очень серьезном, — она подписалась своим полным именем, чего раньше никогда не делала в своих письмах к нему.

«Милый Джуд! Должна сообщить тебе новость, которая, возможно, тебя не удивит, хотя, наверное, тебе покажется странной такая «экспрессность», как говорят железнодорожные компании о своих поездах. Моя свадьба с мистером Филотсоном состоится очень скоро — через три или четыре недели. Ты знаешь, мы собирались подождать, пока я закончу курс и получу диплом, чтобы в случае необходимости стать его помощницей. Но он так великодушен, он говорит, нет смысла ждать, раз я больше не учусь в педагогической школе. С его стороны это так благородно — ведь я оказалась в своем нынешнем затруднительном положении целиком по своей вине из-за того, что меня исключили из школы.

Поздравь меня, знай, что я так велю, и не смей отказываться!

Любящая тебя кузина

Сюзанна Флоренс Мэри Брайдхед».

Джуд был потрясен. Он ничего не мог есть за завтраком и лишь пил и пил чай, так как в горле у него пересохло. Затем собрался на работу, горько усмехаясь, как усмехался бы любой, попавший в его положение. Все оборачивалось в его глазах насмешкой. «С другой стороны, что оставалось делать бедняжке?» — спрашивал он себя, чувствуя, что не в состоянии даже заплакать.

— Ах, Сюзанна Флоренс Мэри! — твердил он себе за работой. — Ты еще не знаешь, что такое брак!