Любовь властелина - Альбер Коэн

Опустив стекло, он вышел из купе и прошелся по коридору. Пустыня какая-то этот вагон первого класса, не с кем и словом обмолвиться. Он зевнул, сунул руки в карманы, восхитился своим умением держать равновесие, замурлыкал какой-то мотивчик, от нечего делать зашел в туалет, вышел, улыбнулся разносчику из вагона-ресторана, который шел ему навстречу, звеня в колокольчик и объявляя о начале первой смены, сообщил ему, что предпочитает вторую смену, между Лозанной и Женевой. Чтобы аппетит был лучше, любезно объяснил он. Ясно, сказал гарсон и пошел дальше, горестно размышляя о своей дочери, больной лейкемией. Забавный человечек, подумал Адриан. Дабы себя чем-нибудь занять, он перешел, качаясь, через воняющий копотью тамбур в соседний вагон, чтобы посмотреть на пассажиров третьего класса. Пройдя вдоль коридора, пропахшего чесноком и апельсинами, он ощутил моральное удовлетворение, пожалев бедолаг, которые питаются колбасой да крутыми яйцами, теснясь на жестких скамейках. Грустно, улыбнулся он, очень довольный.

В платье-паруснике и белых сандалиях она закрыла ставни маленькой гостиной, опустила для пущей торжественности шторы, зажгла настольную лампу, поставила ее на туалетный столик и взглянула в ручное зеркальце, чтобы удостовериться, что ей идет такое ощущение. Результат ее не удовлетворил. Источник света находится слишком низко, лицо казалось грубым, брови слишком густыми.

— Я получаюсь как японская маска.

Она поставила лампу на пианино, села, вновь взяла зеркало, скривилась. Освещена была только половина лица. А теперь похоже на греческую маску. Может быть, поставить эту лампу повыше, на книжный шкаф? Вновь усевшись, она оценила результат в зеркале и осталась им довольна. Рассеянный свет создавал замечательное приглушенное освещение, и лицо ее казалось четким, как у статуи. Уф, это уладили. Но когда он придет, сидеть лучше на софе, напротив зеркала. Она попробовала, чтобы представить, как это будет выглядеть. Да, отлично, потому что так она сможет незаметно контролировать себя в зеркале, смотреть время от времени, хорошо ли выглядит ее лицо, так ли лежат складки юбки, нет ли необходимости их поправить. И вправду замечательная идея принести сюда большое зеркало. И потом, поскольку он точно сядет рядом с ней, чтобы, ну, и так далее, она сможет во время остановок взглянуть краем глаза в зеркало, чтобы поправить волосы, ну, и так далее.

— И еще одно преимущество: исхитрившись, я могу боковым зрением увидеть, как мы целуемся, а это просто изумительно, правда?

Искоса поглядывая на себя в зеркало, она вытянула губы, вся раскрылась ему навстречу, ее платье задралось выше колен в исступлении страсти. Вновь приняв приличную позу, она захлопала в ладоши. Шикарно, все это будет так скоро! А теперь она представит себе, что она — это он, и беспристрастно оценит, понравится ли она ему сейчас. Она встала, подошла к зеркалу вплотную, улыбнулась своему отражению, восхищенно всмотрелась в лицо, которым он вскоре будет любоваться. От радости она попробовала скосить глаза, а потом состроила несколько ужасных гримас, чтоб насладиться контрастом, — прекращаются обезьяньи ужимки, и лицо вновь становится прекрасным. По сути дела, подумала она, он ей не так уж и нужен. Она была в этот момент одна и тем не менее счастлива.

— Да, старушка, конечно, но это все потому, что он уже там, в своем «Ритце».

Она поцеловала холодные гладкие губы отражения, полюбовалась своими ресницами, пожалела, что не сможет поцеловать и их тоже. Но это будет его забота — уже очень скоро. О, он, о, любимый! Охваченная невыносимым счастьем, она щипала себя за щеки, дергала за волосы, испускала вопли, подпрыгивала. И будут поцелуи, плоды их любви. Она обернулась к зеркалу, робко высунула кончик языка и тут же стыдливо убрала его. Потом потянулась.

— Ох, скорей бы этот человек пришел!

А теперь она займется серьезным делом: станет все проверять. Розы — хороши, исключительно алые. Трех букетов, каждый из двенадцати роз, вполне хватит. Больше — будет как-то раболепно. Она провела пальцем по столику. Пыли нет. Теперь — термометр. Двадцать два градуса, идеальная температура для, в общем, понятно. Она разгладила неудобную ложбинку на софе, открыла пианино, поставила на пюпитр сонату Моцарта, прибралась на полке с нотами. Все в порядке, вокруг только достойные вещи. Все номера «Вог» и «Мари-Клер» уже спрятаны в кухне. Теперь нужно сделать помещение более интеллектуальным. Она поставила «Опыты» Паскаля на пианино и на софу положила книгу Спинозы, оставив ее открытой. Теперь, как только он зайдет, сразу увидит, что она читала в ожидании его прихода серьезную книгу. Нет, нехорошо, это будет ложь. И вообще опасно оставлять эту книгу на софе, даже закрытую. Она не слишком-то много знает о Спинозе. Шлифовка линз для очков и пантеизм — не густо. Если вдруг он заговорит о нем, блеснуть ей не удастся. Она убрала «Этику» обратно в книжный шкаф.

Что еще? На столике, возле вазы с роскошным виноградом, она положила несколько пачек сигарет. Английские, американские, французские, египетские, чтобы он мог выбирать. Открыла пачки, потом опять закрыла. Открытые будут выглядеть нарочито, слишком очевидно приготовленными для него. Ладно, здесь вроде бы больше делать нечего. Оглядев все вокруг придирчивым взглядом, она вышла.

Что сделать, чтобы украсить этот вестибюль? Положить маленькие коврики Тетьлери? Нет, за ними же надо спускаться в подвал, а это опасно. Есть риск сломать ноготь, испачкать платье или подвернуть ногу на предательски скользкой лестнице. Еще не хватало хромать сегодня вечером. Самое простое решение — не включать свет в вестибюле, когда он придет. В темноте убогость прихожей будет незаметна, и она сразу проведет его в маленькую гостиную.

О, ужас! Она забыла принять ванну без солей! Уже семь сорок две! Еще есть время, но в обрез. Значит, быстрая ванна и параллельно разработка плана боевых действий! Намыливаться, считая до шестидесяти, нет, до пятидесяти пяти. Смывать пену — считая с пятидесяти шести до шестидесяти шести. Сушиться — считая с шестидесяти семи до восьмидесяти.

— Иди, дорогая, я тебя помою, давай руку.

Вернувшись в купе, он ощутил себя чиновником ранга «А». Развалясь на бархатном сиденье, он зевнул, улыбнулся жене, завел часы, которые в этом вовсе не нуждались. Девятнадцать сорок пять. Через четверть часа — Лозанна. Чтобы воспользоваться предоставленной ему бесплатно шикарной обстановкой, он положил голову на подушку в центре — мощный валик, прикрепленный ремнями к спинке. Черт возьми, Вермейлен небось не путешествует в первом классе! Бедняга Вермейлен, он забыл связаться с ним в Брюсселе, было бы приятно рассказать ему о миссии. Как хорошо в этом поезде, который движется для него, старается для него, для драгоценного Адриана Дэма, и он тоже движется и пальцем не пошевелив, волшебным образом, как маленький владыка вселенной. Прикрыв глаза, он сладко покачивался на подушке и сочинял вполголоса письмо, которое завтра напишет.

— Дорогая Мамуля нежно целую тебя и прошу не обижаться на меня за то что я так внезапно решил ускорить свое возвращение в Женеву но было вовсе несправедливо что завершив миссию в Брюсселе уже вчера я еще неделю должен был там сидеть вместо того чтобы увидеть мою бедную супругу которая уже изрядно истомилась в одиночестве так что милая Мамуля улыбнись своему Диди представь себе я завел приятнейшее знакомство шикарный господин сел в мое купе я сразу понял что это весьма симпатичный человек я незаметно бросил взгляд на визитную карточку которая болталась на ручке его чемодана и что же я вижу это месье Луи-Лука Боэрхаав генеральный директор Министерства иностранных дел то есть более высокая должность чем даже у ван Оффеля интуиция меня не подвела есть такие едва уловимые детали по которым можно узнать высокопоставленную личность под предлогом того что я его спросил не мешает ли ему сигаретный дым потому что я естественно не стал курить трубку перед такой важной персоной удалось завязать беседу и все прошло очень мило, вот тебе польза путешествий первым классом можно встретить интересных людей надо сказать что сначала он отвечал мне несколько сдержанно но когда узнал что я провел несколько дней у ван Оффелей которые ему ровня он сразу стал со мной гораздо любезней а я к тому же само собой вставил насчет своей важной миссии короче говоря он понял что перед ним человек его круга, мы славно поговорили о том о сем о международном положении о литературе я получил большое удовольствие это очень тонкий человек читал Виргилия в разговоре употреблял цитаты из древних но и шутками не брезговал к примеру когда зашла речь о его пребывании в Швейцарии сказал что знает в Грюйере одно местечко в смысле не в сыре а в городке мы очень смеялись он к сожалению вылез в Люксембурге и я с таким сожалением распрощался с этим очаровательным человеком к которому правда почувствовал прямо-таки невероятную симпатию он в ранге посла и в сентябре будет одним из делегатов Ассамблеи Лиги Наций тогда как господин ван Оффель будет всего лишь техническим секретарем мы обменялись визитными карточками и я сказал ему что мы почтем за счастье пригласить его на ужин когда в сентябре он приедет в Женеву это дело решенное жаль что у нас не такая большая комната для гостей и главное не слишком шикарная комната для гостей это залог полезных связей если бы она была поприличней я тут же бы и предложил ее господину Боэрхааву и отношения стали бы совсем близкими нам надо даже две комнаты для гостей как у Канакисов тогда мы сможем принимать одновременно господина Боэрхаава и господина ван Оффеля в общем мы еще поговорим об этом не забудь передать мой нижайший поклон и благодарность мадам ван Оффель за ее очаровательное гостеприимство и еще мои почтительнейшие заверения господину ван Оффелю употреби пожалуйста выражения «нижайший поклон» «очаровательное гостеприимство» и «почтительнейшие заверения» они любят такие вещи я рассчитываю на тебя Мамуля ведь месье ван Оффель в связи с разницей в их положении может к этому придраться но просто между делом ему скажу что я свел милейшее знакомство с господином Боэрхаавом.