Путь хирурга. Полвека в СССР - Владимир Голяховский

Бельгийцы Савицкие

В гости к моей теще приехала подруга се юности Лена Савицкая и остановилась у нас на несколько дней. Тридцать лет назад они вместе учились в школе в городке Никополе, но в середине 1920-х годов Лене удалось уехать в Бельгию, она поселилась в городе Льеже. По всей Европе тогда селились русские иммигранты, бежавшие от революции 1917 года. Лена вышла замуж за иммигранта Николая Савицкого, инженера из металлургической фирмы. Почти тридцать лет не было никакой связи между моей тещей и ее подругой. Но в 1960-е годы старым иммигрантам впервые разрешили приезжать в Россию для свидания с родственниками. Лена приехала в Москву по пути в Никополь — навестить доживавших там родителей и временно остановилась у нас.

Лена выглядела как заграничная гранд-дама — изысканно одетая, красиво причесанная. Вечерами мы с интересом слушали ее рассказы про Бельгию, про которую мы ничего не знали. Ее жизнь в иммиграции началась нелегко, она долго была бедна, работала официанткой. Но после замужества жизнь наладилась, они ездили по Европе, жили в Париже и в других столицах, отдыхали на европейских курортах. Европа была их привычным «большим двором». А для нас это был малоизвестный и недоступный мир, мы даже и не мечтали увидеть Западную Европу: в капиталистические страны советских пускали только по особому отбору — боялись, что они сбегут (случаи бывали). В тех рассказах нам открывался новый мир: люди там свободно ездили на своей машине из страны в страну безо всякой визы, мы узнавали об удобствах жизни, о высоком качестве обслуживания в гостиницах и ресторанах. Но более всего наше воображение поражали описания изобилия товаров и продуктов. Лена привозила множество красивых «тряпок» — в подарок и на продажу (ей нужны были советские рубли). Ирина и теша оделись в заграничное, нашему сыну достались игрушки и костюмы, а мне досталась мечта интеллигента — входившая в моду нейлоновая рубашка.

Лена стала приезжать каждый год, а потом, с группой инженеров, приехал и ее муж Коля.

Его фирма «Кокриль-Угре» вела переговоры с Комитетом по науке и технике, это называлось научным сотрудничеством, она была заинтересована получить от России заказы на изготовление труб и других конструкций. Остановились они в дорогих номерах отеля «Националь», днем вели переговоры, а по вечерам их водили в цирк и на балет в Большой театр. После всех переговоров и развлечений, уже ночью, Коля приезжал к нам и рассказывал. Его группа довольна приемом, переговоры велись с заместителем председателя комитета Гвишиани (зятем премьер-министра Косыгина). Для установления контактов они привезли подарки-взятки: дорогое коллекционное охотничье ружье для Гвишиани и «мелочи» для его сотрудников — наборы красивых ручек, блокноты, курительные трубки и табак, бельгийский шоколад, швейцарские перочинные ножики. Ничего этого в Союзе не было, и сотрудники с удовольствием брали у них эти мелкие взятки. Коля подарил мне трубку и душистый табак. Ирина не любила курения дома, но ароматный запах табака ей нравился — у нас запахло Западом (буквально).

— Бельгийцы очень хотят увидеть домашний быт советских людей. Они ничего не знают о жизни в России. Не можете ли вы принять их у себя? — спросил Коля.

Мы с радостью согласились. Но надо не ударить лицом в грязь — принять красиво и богато. Командовала парадом теша, она дала мне задание — что покупать. Я поехал в магазин к своему пациенту — продавцу мяса в гастрономе возле метро «Войковская». Его звали Славка — громадный мужик невероятной силы, нужной для рубки замороженной туши. Я вылечил его от тяжелого перелома ноги, и Славка считал меня своим спасителем. Приходил я к нему в сырой и грязный подвал магазина всегда с «заднего прохода».

— Доктор, давай выпьем! — радовался он и бросал рубку туши.

Тут же появлялась бутылка «Московской» с закуской. Пил Славка каждый день и целый день — стаканами, без перерыва. Выпив пару стаканов, он жаловался на нового директора, отставного полковника КГБ, который хотел поймать его за этим занятием:

— Я от него бутылки в бачок в уборной прячу — туда он не долезет. Такой, блядь, — он хотел обругать его как можно жестче и подыскивал ругательство погрубей, наконец нашел и злобно выговорил, — он такой, блядь, ком-му-нист!..

Определения хуже этого он не придумал.

Хотя я отказывался пить, Славка все равно уговаривал. Как многие алкоголики, он просто не понимал — как это можно не пить водку. Потом он выбирал лучшую тушу из замороженных и рубил для меня лучшие куски — вырезку, без костей и жил, сам шел за прилавок, взвешивал, говорил мне цену, я расплачивался. Со свертком в руках и с гадливым чувством на душе я уходил через тот же «задний проход». Я всегда испытывал чувство унижения от того, что должен был покупать мясо подпольно, и угрызения совести за то, что мне доставались такие куски, которые не достанутся женщинам в длинной очереди. Русская поговорка «не имей сто рублей, а имей сто друзей» была в этом случае самой правильной из-за постоянного недостатка во всем.

Через других своих пациентов я раздобыл дефицитную черную и красную икру, рыбные закуски и пшеничную водку, выпускаемую только на экспорт. В булочной на улице Горького купил ржаной черный хлеб и традиционные русские калачи в виде замка с ручкой. Из всего этого теща с Ириной соорудили хлебосольный русский стол, сплошь уставленный блюдами. На гостей это произвело впечатление, и прием проходил очень хорошо. Я смотрел на них и удивлялся — как они отличались от наших инженеров своим холеным видом и прекрасными костюмами. Бельгийцы деликатно пробовали небольшие порции всех блюд, вежливо хвалили, но совершенно не умели пить водку — осторожно сосали ее маленькими глоточками и удивлялись, когда я показывал, как опрокидывать в рот целую рюмку. Коля переводил наши беседы, он знал, что я умел пить не только водку, но и чистый спирт (хирурги должны уметь пить все). Как особый «русский фокус» он попросил меня продемонстрировать это бельгийцам. Сначала он объяснил им, что такое этот спирт, и дал им пригубить. Спирт обжег их губы, они в ужасе замахали руками и завороженно уставились на меня, когда я бодро выпил рюмку спирта, не разводя и не запивая. В их глазах это было русским чудом; бедняги, они не знали, что настоящее чудо в другом: в том, что чуть ли не все мужчины нашей страны всю жизнь пьют еще больше.

На следующий вечер Коля благодарил нас за прием его коллег, говорил, как им понравился русский стол. Я рассказал, какими непрямыми путями и с каким униженным чувством мне пришлось доставать продукты, рассказал о мяснике Славке. Пораженный, Коля реагировал так:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});