Фактор Ясеня (СИ) - Кузнецов Павел Андреевич

Немного не доходя до костров обнаружилась ещё одна зрительница. Её Величество стояла, внимательно изучая странную огненную композицию, и куталась в глубокую плащ-накидку. Женщина встретила моё приближение улыбкой.

— Всё-таки отпустили тебя кошки? Дочь уверяла, что так и будет, а я не верила. Такие — могут и не пустить, — и многозначительный изучающий взгляд, требующий ответа.

— Они слишком уважают вас, Ваше Величество, чтобы не отпустить. Мы ведь уже не на отдыхе… как оказалось.

— С отдыхом действительно придётся повременить. Всем нам. Но я обещаю несколько спокойных минут, когда церемония закончится. Слышишь звуки воды?

— Да.

— Там есть одно уютное местечко… я покажу его тебе. И составлю компанию. Готов?

— Знать бы, к чему…

— К чему угодно. Ради своей союзницы и Королевы. Ради Королевского Дома Ясеня.

В словах Милославы зазвучала торжественность, он сделался сильным и требовательным. Что-то подсказывало, что церемония уже началась, и от ответа может зависеть её исход. Вот так: не просто постановка, но некий обряд, результат которого зависит от решений и действий каждого из участников. Ничто ещё не предрешено.

— На многое готов, Моя Королева, — подбирая слова, ответил максимально учтиво. Следовало оставить себе пути отхода, ведь у меня за спиной Республика и мои женщины. Абсолют тут явно невместен. Нужен тонкий баланс. И женщина поняла и оценила. Удовлетворённо кивнув, Королева будто подтвердила какие-то собственные мысли.

— Понимаю, ты не ясенец. У тебя есть свои обязательства, поэтому полной самоотдачи требовать глупо. Рада, что не бросаешься пустыми обещаниями. Поверь, это дорогого стоит! — с минуту помолчав, Милослава взяла меня под руку и продолжила проникновенно: — Я ведь тоже не могу ради тебя перешагнуть через долг. Зато всё прочее не является преградой.

— Очень точное замечание, Моя Королева. Вы как всегда — овеществлённая мудрость. Долг — единственная преграда в нашей дружбе и… в моих чувствах к вашей дочери.

— Да будет так! — громко выкрикнула Милослава.

И, отвечая на её слова, пришёл в движение весь ранее бездействующий механизм древнего таинства. Женщины на берегу сорвались в водоворот движений. Одновременно над водой разнеслись ритмичные звуки. Было не понять, откуда они берутся, каким инструментом порождены. Странные щелчки, напоминающие… чечётку! Только звук не такой острый — куда более тягучий и смазанный.

— На бёдрах девушек. Пояса, — подсказала Королева, заметив мой интерес. — Музыка рождается вместе с движением. От движения.

И действительно, то, что начало твориться вокруг костров, сложно передать славами. Подобная фантасмагория легко могла породить и не такую музыку! Танцовщицы изгибались, что те змеи. Их стройные станы струной вытягивались в самых немыслимых плоскостях. Вот прелестница отшатывается от огня — чтобы спустя мгновение едва ли не слиться с ним в единый пульсирующий горящими языками сгусток. Кажется, женщина не просто танцует, плетя единый рисунок движений — она танцует с самим пламенем. Её истинный партнёр — не другие девчонки, но сами огненные языки, то и дело вырывающиеся из гудящего горнила. Но и сами прелестницы ничуть не уступали природной стихии.

Резкий всполох огня, далеко взметнувшийся ввысь, рождал у своей партнёрши такой же длинный прыжок — прямо через костёр, в обрамлении пламенеющих языков. Оранжево-алые взблески не только не причиняли танцовщицам вреда; казалось, они ласкали своих возлюбленных партнёрш, доставляли им почти физическое наслаждение своими аккуратными, но горячими касаниями. И, подобно снующему вверх-вниз движению огненных лент, женщины высоко вскидывали стройные ножки, воздушными шпагатами рисовали подобие огненного танца. Когда же вскинутая высоко над головой ножка сплеталась с выстрелом пламенеющего языка… больше всего это походило на танец воздушных гимнасток с цветными лентами. Разве что роль последних с успехом выполняли опасные и смертоносные огненные струи.

А когда прелестницы переносились через костёр?.. Далеко вытягивая ножки, следуя им, что те лани?.. Казалось, в такие моменты они зависали в воздухе, над костром, и держались на одних лишь языках пламени, по-прежнему выстреливающих к далёкому сейчас небу из самых раскалённых недр.

И волосы. У всех — бессовестно рыжие, почти пламенеющие. Были они такими от природы или оказались подкрашены в угоду чарующему танцу — неважно. Роскошные пряди струились по телам, и если огонь стремился вверх, то эти языки опадали вниз, навстречу пламени. Впрочем иногда, в самой высокой точке прыжка, всё менялось. В этот момент волосяное безумие зависало в воздухе огненным ореолом, с падением обладательницы взметаясь ввысь.

Огонь, этот ласковый зверь, много раз лизал волосы. Те льнули к нему, сливались с ним, и, казалось, сами вспыхивали… Но нет! Так лишь казалось. Каждый раз, с замиранием сердца, я ожидал страшной развязки. Вот сейчас, ещё чуть-чуть, и роскошные пряди займутся, вспыхнут, сгорая в доли мгновения… но вместо страшного пожара я ловил всё новые и новые переливы света в волосяных росчерках, их движение в продолжение танца огня.

Со временем я начал узнавать в чарующем танце некое общее начало. То, что каждая танцовщица вела собственную уникальную партию, оказалось зрительным обманом. Если приглядеться, можно было увидеть удивительную общность рисунка танца. Мельтешение вокруг огня, манящие изгибы гибких тел — буквально взрывали движением целые группы человеческих «всполохов». Порой синхронность исполнительниц вводила в состояние, близкое гипнозу. Нет, они отнюдь не были каждая сама по себе. Просто вся концепция изначально строилась под игру пламени, в такт движениям огненных языков. И неизвестно ещё, кто под кого подстраивался — наверное в этом и крылась самая невероятная, самая фантастичная подоплёка разворачивающегося на наших глазах действа! Всполохи пламени или изгибы совершенных тел — что первично, а что вторично в этой фантасмагории?.. Женщины самим фактом собственного танца, без всяких слов, ставили этот истинно философский вопрос бытия.

Разумеется, на деле подоплёка танца оказалась куда глобальней. Видя мой интерес, Королева поведала об иных гранях сокрытого в нём смысла. Сами духи огня обрели плоть и пришли в этот мир взглянуть в глаза смельчаку. Дразнили его. Игрались с ним. Упивались своей способностью сливаться с пламенем — что не дано простому смертному… Хм… что ж, устроителям удался их посыл, пусть и не в том смысле, который они в него вкладывали. Будь на поляне бесплотные духи — и философия танца удалась бы на все сто. Однако на деле танец вышел не заводным, а дразнящим. Юные танцовщицы возбуждали вполне определённые желания, с которыми чуть ранее не смогла совладать целая стая голодных кошек. Я вновь и вновь ловил себя на мысли, что, в отличие от мифического героя, совсем не прочь рискнуть и отловить себе одного такого духа… Да вот хотя бы вон ту, с высокой грудью, не уступающей иным холмам… Или ту, что выгибается, будто вообще без костей, подставляя взгляду совершенство форм и изящные прожилки напряжённых мышц… Так и подловил бы её в движении, перехватил над костром, укутал бы пеленой — чтобы бедолаге не пришлось больше выгибаться попусту!

«Что кот, тяжело? Издеваются над тобой игривые ясеньки? — Лайна отлично понимала моё состояние, ведь именно ей выпало „любить“ меня на катере последней. — Ну, у тебя всегда есть вариант сбежать из этого вертепа… в наш вертеп!»

Королева, кстати, тоже уловила моё пограничное состояние, но ограничилась одной лишь загадочной улыбкой. Не иначе, была довольна результатом тонкой настройки на обряд основного его фигуранта. Да я и сам прекрасно понимал, что одними танцами полуобнажённых прелестниц сегодняшняя церемония не ограничится. Даже секс с ними не грозит — будь мы в Республике, тогда да, а тут совсем другой коленкор… Тут это часть культуры, а вовсе не прелюдия к сексу на какой-нибудь интерактивной экспозиции…

«Котик, котик, кис-кис-кис! — муркнула Сайна. — А я знаю, как тебя взбодрить! Потом в капсуле удовольствий повторим с сёстрами эти танцульки. Для тебя. И уж там-то никто не станет так издеваться над бедным котиком! Ты сможешь выбрать любую, и подловить её прямо в прыжке… ну или ещё как — докуда дотерпишь».