Бессердечный принц. Раскол (СИ) - Мелевич Яна

Ниже располагалась надпись, которую я прочла с большим трудом:

— «Килорк отэ — арон, а амрон отэ — арыд»[1].

— «Дыра — это норма, а нора — это кролик», — перевел Егор.

— Место все больше напоминает больную фантазию какого-то психопата. Или осколочные воспоминания самого Макса, — пробормотала я. — Цитата из детской сказки здесь не случайно. И дом не создашь без вмешательства человека.

— В зазеркалье все возможно. Надо торопиться, он снова поворачивается.

Молча вознеся молитву всем известным богам, я решительно прыгнула на следующий островок и не сразу поняла, что произошло. А через пару секунд дошла до пугающей мысли: меня уносило в противоположную сторону от дома.

Я подавила приступ паники и осторожно поднялась, заметив, как Егор исчез в одном из открытых окон.

На поиск подходящего клочка земли, который бы двигался в нужном направлении, ушло несколько драгоценных минут. На глаза попался небольшой валун плоской формы, и времени на раздумья не осталось. Я прыгнула и ощутила, как в груди забилось сердце от страха за собственную жизнь.

Теперь меня несло к дому, который сделал очередной поворот. Паника взяла вверх, потому что ставни единственного широкого окна оказались заперты наглухо. Выдохнув, я попыталась взять себя в руки и досчитала до десяти.

— Давай, Оля. Ты сможешь, — выдавила с трудом и, хорошенько оттолкнувшись, прыгнула.

Встреча с деревянной рамой вышла болезненной, а полет дьявольски коротким и опасным. В памяти промелькнула вся жизнь. Грохот выбитой щеколды и звон стеклянных витражей, чьи осколки оцарапали кожу, ненадолго оглушили меня. Я догадалась закрыть лицо руками, иначе щеголять мне до конца жизни с ужасными шрамами.

Тело, словно мешок картошки, рухнуло на гладкий пол и подняло столб вековой пыли. Разум временно покинул меня. Спиной я чувствовала осколки, которые так и норовили разодрать на клочки одежду и вонзиться где-нибудь между лопаток.

Я возвращалась к реальности и привыкала к кромешной тьме. Туман перед глазами отступал, заработали органы чувств, временно отключенные коротким обмороком. А неподалеку послышались тихие шаги.

— Макс не мог найти место посимпатичнее? Здесь вообще убирались хоть раз? — от пыли вокруг дыхание перехватило, и на гортани осела едкая горечь. — Господи, надеюсь, что дальше будет проще.

Я повернула голову в надежде увидеть Егора, но спиной ко мне стояла девочка в рваном голубом платье. Ее длинные волосы свисали до талии спутанными прядями. К груди она прижимала грязную куклу. Край фарфоровой головы демонстрировал зияющую рану в месте, где у игрушки был правый висок.

Когда девочка хрустнула шеей и повернулась, я задохнулась от ужаса. Травма, как у куклы, подсказала, что передо мной призрак. Кошмарная улыбка из остатков сколотых зубов вызвала волну омерзения по телу.

— Чай, — заторможено пропищало жуткое создание, вращая серыми глазами в разные стороны, пока они не остановились на мне. — Ты пришла… На чай?

***

— Ваше императорское величество, позвольте?

Я моргнула и уставилась на собственное отражение в зеркале. Комната была знакома и незнакома одновременно. Орнамент шелковых обоев на стене подсказал, что я стояла посреди гардеробной Александры Федоровны Романовой, супруги Николая II.

Насколько я помнила, императрица Анастасия с дочерью там никогда не жили, предпочитая помпезности Зимнего дворца более скромный Александровский в Царском селе. Поэтому покои для всех закрыли. Как и остальные комнаты ее матери. И открыли только по приезде эрцгерцогини Вильгельмины с ее компаньонками.

До этого момента жилой оставалась только та часть царской квартиры, где ранее проживал почивший больше ста лет назад император. Потому что там всегда обитали либо Алексей, либо его отец.

Взгляд прошелся по новенькому телефону на стене. По нему обычно вызывали камер-юнгферов, попросту горничных. Для помощи в сборах или подготовки ванны, расположенной за дверью слева. Ноги приятно щекотал ворс английского ковра, огромные дубовые шкафы вековой давности напирали со всех сторон своей массивностью и мощью.

На мягкой софе с обивкой из кремового бархата разложили наряд для вечернего выхода: длинное платье прямого кроя с накидкой и бисерной вышивкой на плечах. Гладкий креп поблескивал от света горящих ламп, кожаные туфли на высоком каблуке в тон стояли на невысокой тумбе.

Два кресла пустовали, но на туалетном столике между ними дожидался смородиновый чай, разлитый в изящную фарфоровую пару. Хрустальная вазочка ломилась от различных лакомств, фруктовая нарезка и крохотные канапе на шпажках манили попробовать себя. У меня даже слюна скопилась во рту при виде аппетитных оливок и золотистых креветок.

«Здесь все ненастоящее!» — истерично заорал внутренний голос, как только я потянулась к печенью в вазочке.

— Ваше императорское величество?

Я повернулась на голос и уставилась в глаза незнакомой горничной. Девушка с пучком, идеально собранным на голове, вежливо улыбалась и протягивала ленту-невидимку с искусственными волосами для придания прически пышности.

«Фальшивка».

— Мне это не нужно, — процедила я и коснулась свисающих до плеч каштановых прядей. Родной цвет, который я давным-давно сменила на белый, заставил вздрогнуть и растеряться. А потом вновь посмотреть на нахмурившуюся горничную.

— Вам не нравится? Простите, ваше императорское высочество. Я допустила ошибку.

Она расстроенно прикусила губу и низко поклонилась, при этом держа спину прямо. Будто ей вместо позвоночника вставили деревянную палку. Шиньон упал, и я проследила за тем, как медленно он опустился на ковер.

— Ваше императорское высочество, вы вольны наказать меня за оплошность.

Подол шелкового пеньюара так и норовил оплести щиколотки, чтобы задержать меня. Подхватив его, я испуганно бросилась к выходу из гардеробной, как только горничная резко выпрямилась.

— Ваше императорское величество! Постойте!

Повсюду мелькали богатые интерьеры, а со стен надо мной насмехались Романовы. Императоры, императрицы и их многочисленные родственники смотрели высокомерно и холодно со своих безмолвных полотен, но я слышала, как они перешептывались между собой. Называли меня недостойной, презрительно кривили губы и отводили взоры, когда я задерживалась подле кого-то.

«Убирайся…»

«Самозванка!»

«Отступница, внучка предателя».

Коридор сужался, затем расширялся и извивался торопливой змеей. Кроваво-красный ковер под ногами превратился в вязкое желе, в которое проваливались ступни. То тут, то там слышался безумный хохот. Метались тенями по углам и громко стонали невидимые призраки давно почивших великих князей.

Я бежала, преодолевая сопротивление, но дворец не желал меня отпускать из своих стен. И каждый раз, когда останавливалась, чтобы перевести дух, рядом раздавался шепот:

— Зеркало, зеркало...

Горло перехватила призрачная рука. Липкое прикосновение вызвало дрожь отвращения, но я не сдвинулась с места. Грудь вздымалась, дорогие картины скакали перед глазами вместе с роскошными античными статуями. Чем крепче сжимались пальцы, тем меньше становилось кислорода в узком пространстве коридора.

В конце концов, я просто сдалась на милость зазеркалья. По щеке покатилась горячая слезинка. Я так устала от борьбы и постоянного страха за собственную жизнь, поэтому не вырывалась.

— Давай, — процедила, смотря в пустующие глазницы. — Убивай! Ты же для этого меня сюда заманило? Показало будущее, которого не было и никогда не будет? Да?!

Мой крик ударился обо все зеркальные поверхности, взметнул пыль на антиквариате и гулким эхом пронесся вперед. Где-то вдалеке хлопнула дверь, затем послышался скрип половиц и несмазанных петель. Давление на шее пропало, призрачная фигура молча растворилась в воздухе, а я почувствовала странное облегчение.

Жива.

Я по-прежнему жива.

Пространство вновь исказилось, и я оказалась перед входом в очередную комнату. Знакомая девочка с куклой пристально наблюдала за мной, находясь по другую сторону порога. Едва я перешагнула его, она отвернулась и побежала к обеденному столу.