Роман в письмах. В 2 томах. Том 2. 1942-1950 - Иван Сергеевич Шмелев

свое место!» Перечитай чеховский «Дом с мезонином». Там дан убийца Жизни: хладная Лида. Она _у_б_и_л_а_ Мисюсь… — всю прелесть Жизни467. Возвращаясь из Сен-Женевьев, я видел копны на лугу… гусей, огненный свет заката. Я до слез почувствовал красоту человеческого _т_р_у_д_а, естественного… — добывают в поте лица хлеб. И в красоте это делают, и _в_и_д_я_т_ красоту Божию, и живут ею, пусть даже не сознавая. Но наш мужик — сознает красоту, он трудится, как поэт. Да, милая… _з_н_а_ю, видал. Есть теперь страны — богатые! — где _э_т_о_ уже не существует, а… «фабрики пшеницы». «Пота» нет уже… радоваться? Нет, надо плакать. В Канаде, например ферма… — «фабрикация хлеба». Ни петушка, ни овцы, ни гусей, ни деревца… ничего. Фабрика. И «фермер» удивится, если ему сказать — ду-рак ты! деревяшка, алтынник! все свел к машине… Идиоты… не нашли средства согласовать красоту с освобождением _ч_е_л_о_в_е_к_а_ от непосильного труда. Но вот нашли, средство — уничтожать миллионы в миг. Прогресс? Да, дьявола, автомата, робота. Надо — не ужас ли?! — уничто-жить все машины! Довести человека до «изначала», я начать уже верный путь устроения. Иного _т_е_п_е_р_ь_ пути излечения не найти. Поздно. Отравлено _в_с_е, умишком, расчетом. Опошлено, обуднино. Гаснет воображение, гаснет Дух. Не будет никакого возрождения: _н_е_ _м_о_ж_е_т_ быть. Абсурд, скажешь? Сам знаю, что абсурд. Но _д_о_ж_и_л_и_ и до абсурда. Вдумайся. Вот почему я так хотел, чтобы ты дала жизнь фермы! _ж_и_в_о_й_ фермы, святого труда: радостей и болей. Ну, в 3 книге, если Бог даст сил и дней, наверное _э_т_о_ отзовется. Попытаюсь воспеть гимн _в_с_е_м_у_ — от Господа — человеку. Отпою Красоту. «Со святыми упокой…» Ты права: надо быть бодрым, «надо собрать на весы все крупинки Добра». «Нельзя ретироваться». Теперь особенно, да. Дай же Бог тебе сил — найти — где и как ты можешь быть полезной. В_е_з_д_е, где будет твое _с_е_р_д_ц_е. Нет, родная, ты не «философствуешь»: это — истинное в тебе, оно должно быть в каждом. Ты же _т_в_о_р_и_л_а_ благое, знаешь, в чем дело. Продолжай. Но не раскидывайся на многое. Сосредоточивайся в _о_д_н_о_м. Говорю о творческом в тебе.

И. А. Ильин — сужу по последнему письму468, — тяжело все переживает. Почти в отчаянии, утрачивает способность — видеть _с_м_ы_с_л. И приходит к тому же, что и я: надо все пронизать… _с_е_р_д_ц_е_м! Наши письма разминулись. Они — одно.

Понимаю тебя: «бойни нет»! оттого и радостна. Но… — прости, не хочу омрачать тебя, но не могу закрывать глаза: «бойня» _е_с_т_ь. Не стану распространяться. Читаешь газеты? свободны они? Читала, что говорилось на парижском конгрессе социалистов469, травайистов, синдикалистов? Миллионы — томятся, в тисках. А десятки миллионов зарыты…

Все относительно: ты радуешься: «керосин давали»! Вот, до чего можно довести человека! Будет рад и лошадиному копыту. Жалко твою «Жанночку», но….!

Это кошмар — ваше житие с «казармой» почти в публичном доме. Да, ты писала напомнить о разговоре с солдатами из эшелона под бомбардировкой. Напоминаю!!!!!!!!! Как ты все вынесла, не «сорвалась»?! Понимаю: как мышки сидели в этом чаду. Но ты могла бы смирить и взбесившегося тигра. Да, тигра… но не… беса. Какое счастье, что могла запастись силами в вереске, гостя. Это Бог дал. Ясно. Благодари, до слез благодари: Его промышление. _Е_с_т_ь_ оно! _З_н_а_ю. Имею опыт. _Е_с_т_ь.

Да, случай со старушкой — чудо. Ты — чудесна. И сон твой… Чудесен и хирург. Ах, как хотел бы я говорить с ним! Если бы _у_м_е_л. Он говорит по-французски? Понимает по-французски? Хотел бы написать ему, сжать его руку, и этим до-сказать несказанное. Да, вот — служитель Правды, Добра. Святая «белая ворона» среди чертей, змей, бешеных псов. Храни его Господь!

Какой рассказик ты написала, — «напели пчелки»? Пришлешь? Нет, ты редко отзываешься на просьбы. Когда-то просил я «картинку», ты меня и понудила… писала об «акварельках», кто-то написал «Татарник»? чертополох..? Ты пишешь скетчи, акварельки, даришь. Конечно, это твое право.

Да, ты могла бы — уверен — быть отличным, первоклассным врачом. Вот такие-то… — святые люди. Но ты, — к счастью — не врач: ты бы истекла кровью, сердце твое: ты истерзалась бы больными, истомилась, изошла страданьем. Надо носить броню… у нас с тобой ее нет: обнаженность сердца, без «сумки». Всегда пронзено. У тебя, думаю, в тысячу раз сильнее эта «пронзенность», хотя и у меня достаточно. Я не мог бы быть врачом. Прочти «Последний выстрел», как я, терзаясь, прикончил ястребка. Не прикончи его, я бы… не знаю.

Да, хорош «пансиончик», вроде «Бухенвальдского»! Что за бесы проклятые! _О_т_к_у_д_а_ _о_н_и_ _т_а_к_и_е?!! И все эти — эс-эсы..? Атрофия «духа», сердца, — как размагни-тились-то!.. И это будет _р_а_с_т_и!.. От Шиллера к… Хитлеро-Химлеру и прочим! _П_о_ч_е_м_у? Да ясней же ясной копеечки — почему. Утрачен — Дух. Без Него — смерть, вселенская «шамбр-а-газ». Впрочем, я уже _о_б_р_а_з_а_м_и_ давным-давно _в_с_е_ выложил… — и в «Лике скрытом», и в «На пеньках»… и в «Это было»… — во всем _м_о_е_м. И. А. все _н_а_ш_е_л_ в работе обо мне. Ты ее знаешь? Стой, я вышлю тебе его «лекции» о Шмелеве. Ты мне вернешь, они — единственны у меня. Должны были войти в книгу его, — так и не вышла книга470. И не выйдет — долго. После меня, может быть. Это для меня — не важно. Эх, не надорвись, Ольга… как «Мери»… — «выполняя долг». Страшусь за тебя, за твое здоровье. Сырость — ужас, яд для тебя. Не могла ли бы ты, на холодное время перебраться… где топливо, тепло, покой? Если бы тебе понадобились… Да что говорю… у тебя, конечно, найдется возможность «спасти себя» для тебя же, твоего «дела» во-имя Господа, во имя — Света. Ах, как хорошо, в летний жаркий день, в солнце, в вереске!.. Да если бы и сосны еще… Я люблю вереск… осенью под ним много рыжиков… Оля, родная… как я хочу природы Божией!.. думать, вбирать… — и — отдать в образах _в_с_е! Господи, дай мне сил пропеть Тебя! Это я мог бы в «Путях». Я только начал «песню»… — сколько _н_е_ _д_о_п_е_т_о..! Как я жду моей «фермы» — «Уютова», его «песни»… монастырей… светлых людей!.. Как я хотел бы «пойти на богомолье», как моя Даринька… Я вижу тебя в вереске, я слышу пчел и сорочье стрекотанье… я _с_л_ы_ш_у, как солнце _д_ы_ш_и_т_ теплом и смолой… дышится солнцем — во всем. Как все дивно, какая гармония… — о, цветы… их мир — тайна, да, символы того «там-там»… да, права ты. О сем должно быть в «Путях», я думал о «симфонии»… писал.