Не жизнь, а роман! - Юлия Викторовна Меллер

взял их под своё покровительство.

— Да, понимаю. Впоследствии орден тамплиеров стал очень богат и весом, это я помню из истории. За собранные богатства их всех потом извели.

Эмэри укоризненно посмотрел на Катю. Она забегала вперёд. Перед тем, как погиб орден, он просуществовал двести лет, вставал на ноги, расширялся, богател, и только после этого их влиянию позавидовал сам король и сжёг одного за другим на костре.

— Во многом началу процветания этого ордена было обязано вашему мужу. Это поистине уникальный человек! Уже через десять лет после вашей смерт… вашего исчезновения он стал великим магистром. При нём через орден проходили такие суммы денег, что королю и не снилось! Умелое управление всеми землями, что достались ордену от вступивших в него рыцарей и пожертвований, извлечение пользы из каждого замка… Никто в том времени не вёл лучше переговоры, чем ваш муж!

— Узнаю Берта! Знаете, он вообще-то очень умён, хотя учиться начал поздновато, но, может, так и надо. Он познал жизнь, у него накопились вопросы, и когда появилась я, он готов был переоценить всё, что узнал до этого. Иногда с лёгкостью, а иногда тяжело он пересматривал своё отношение ко многим вещам. Ему было интересно. Представляете, они к тридцати годам считают себя старыми! Я думала, потому что физически уже много ран и вообще неправильное питание, а оказалось, что к тридцати они уже состоялись как воины, и им нечего делать! Они опытные вояки — и всё! К чему ещё стремиться? А тут перед Бертом по-другому открылся целый мир, и он вновь почувствовал себя несмышлёнышем.

— Кажется, я понимаю, что вы хотите сказать. Некоторые мои знакомые, добившись всего, вдруг начинали дурить. Всё бросали, куда-то уезжали, только бы избавиться от ощущения старых, всё повидавших в жизни людей, а потом чем-нибудь увлекались, и оказывалось, что вся жизнь впереди!

Всё дальнейшее время Катерина отвечала на возникающие мелкие вопросы о прошлом и с большим интересом знакомилась с собранной информацией об известных ей людях. У Леона Гаронского родились сыновья и дочь. Имя Софи упоминалось при дворе Англии, она стала дамой двух рыцарей, которые посвящали ей свои победы на турнирах.

— Боже мой, я сама так часто говорила, что королева Франции Алиенора после развода выйдет замуж за англичанина и вскоре станет королевой Англии, а не сообразила, что наши земли отойдут английской короне! — возмущалась Катерина.

— Да, мне очень жаль, но в столетней войне ваш род встанет на сторону англичан и проиграет Валуа. Вашей роковой звездой стала Жанна д Арк. Именно её участие обеспечило победу в той войне.

— Но вы же нашли след потомков Леона?

— Да! Это очень интересно! Все мужские линии были яркими, успешными, оставляющими след в истории, но рано или поздно, всё же скорее рано, сыновья гибли в сражениях.

Никто долго не жил, всегда за что-то бились, что-то отстаивали и превыше всего ставили честь.

— Знаете, от Бертрана я ожидала чего угодно, но, похоже, с годами он образумился, но чтобы потомки Леона чуть что хватались за меч!

— Бертран де Бланшфор ещё не один раз ходил в крестовый поход с королём, три года провёл в плену, дожидаясь выкупа, лишь незадолго до смерти наотрез отказался вести своих рыцарей в очередной поход, видя полнейшую его бесполезность. А Леон — единственный, кто дожил до преклонных лет. Но вы не дослушали. В столетней войне Гаронские исчезли и, кажется, в то время ваш замок был разрушен, но по женской линии род оставался жить. Во время религиозных войн вновь всплывает фамилия Грушевич!

— Ваши люди проделали титаническую работу, раскопав столько интересного!

— Я сам увлёкся, — улыбнулся Эмэри, — история оживает, когда дело касается знакомых. В XVIII веке во время французской революции Грушевичи объявились на территории России и оставались там до наших времён. Так Вячеслав Грушевич стал вашим мужем.

— Круг замкнулся, — задумчиво произнесла Катя, — получается, что я всё-таки продолжила род Бланшфоров?

— Невероятно, но ваши дети имеют моральное право на фамилию Бланшфоров!

— Чудеса.

— Вы готовы слушать дальше?

— Конечно!

— Очень известной дамой оказалась ваша подруга.

— Люси?!

— Луция Гаронская. После известия о вашей удивительной смерти она ушла в монастырь.

— О, нет! Люси так боялась зачахнуть там!

— Напрасно. При поддержке Леона и Бертрана она через год стала настоятельницей и прославилась как лучший иллюстратор книг. Под её руководством монахини выучились основам медицины, и на тот момент времени её монастырь был знаменитой больницей.

Катерина не скрывала своих слёз.

— Она смогла! Вы понимаете, она же до ужаса боялась открывать свои знания, и если что-то делала, то так скрытничала, что это уже напоминало болезнь. А тут вы говорите, что…

— Да, ваша Луция развернулась вовсю! Как будто всю жизнь только и делала, что готовилась жить, и в монастыре она раскрылась.

— Я так рада за неё! Давайте съездим в тот монастырь.

— К сожалению, в следующие века были моры, войны и первыми погибли монахини. Но монастырь простоял триста лет.

— Как грустно. Вы меня радуете и огорчаете.

— Да полно вам! Некоторые книги Луции сохранились, и мы посмотрим на её работы[40].

— А про Рутгера де Бриоша вы ничего не нашли?

— К сожалению, известно лишь то, что он был вассалом вашего мужа, потом вассалом Леона и есть запись о том, что он выдал свою дочь замуж за рыцаря. Далее след теряется.

— Дочь? Он женился? Дайте-ка мне записи, какие тут года?

Эмэри подчеркнул строчки о капитане, и получалось, что он удочерил малышку Манон, то есть Евы.

— Надо же, как сложилась судьба! Ева так старалась вырваться из сословия крестьян, а её малышка всё получила само собой.

— Не хотите ли узнать судьбу отца Жюля?

— Что? Как он умудрился оставить свой след в истории? — ахнула Катерина.

— В построенную вами церковь прислали нового священника, и ваш Жюль наотрез отказался уступать своё место новоприбывшему. Там у вас даже произошла маленькая война и раскол. В конце концов отец Жюль обвинил папу римского в том, что тот отошёл от первоначальных христианских принципов!

— Да что вы говорите! Меня не стало, так он набросился на папу римского! — Катя рассмеялась. — Я его недооценила!

— Недооценили. Он умудрился ещё до Мартина Лютера за триста пятьдесят лет до реформации обвинить папу в торговле своею властью, и всё это из-за того, что ему очень понравилась выстроенная вами церковь. Он сражался как лев, но не получив поддержки от Леона, вскоре таинственно исчез. Есть предположение, что его убили.

— Вы меня огорошили. Мне даже немного жалко его, хотя он у