Шантарам - Грегори Робертс

При этом комплименте оба шри-ланкийца широко улыбнулись, обнажив безупречный ряд белых зубов. Они были красивы, с очень тонкими чертами лица, гармонировавшими с плавными очертаниями их тел. Гани повел меня осматривать помещение, а Кришна и Виллу вернулись к своей работе.

— Это наша смотровая камера, — указал Гани пухлой рукой на длинный стол с крышкой из матового стекла. Под стеклом было помещено несколько мощных ламп. — Лучше всех с ней управляется Кришна. Изучая страницы подлинных паспортов, он отыскивает на них водяные знаки и прочую замаскированную филигрань, чтобы воспроизвести их, когда нам это нужно.

Я наблюдал за Кришной, рассматривавшим страницу британского паспорта, целиком покрытую сложным рисунком из извилистых линий. Рядом лежал паспорт с другой фотографией, и Кришна острым пером чертил на нем линии, повторяющие оригинал. Наложив на стекло обе страницы одна на другую, он проверил их идентичность.

— А Виллу — непревзойденный мастер по штампам и печатям, — продолжал Гани, подводя меня еще к одному столу.

Полка рядом со столом была уставлена рядами резиновых штемпелей.

— Виллу может подделать любую печать, каким бы сложным ни был ее рисунок, — на визах, разрешениях на въезд и выезд, специальных удостоверениях. У него есть три станка новейшего образца для профильной резки. Я потратил на них целое состояние — мы импортировали их из Германии и уплатили таможенникам почти столько же, сколько стоят сами станки. Но зато доставили их сюда без лишних вопросов. Однако Виллу настоящий виртуоз в своем деле и часто предпочитает делать штемпели вручную, пренебрегая моими станками.

Я понаблюдал за тем, как Виллу изготавливает штемпель из гладкой резиновой заготовки. Образцом ему служила увеличенная фотография печати, которую ставят в афинском аэропорту при выезде из страны. Работал он скальпелем и ювелирными пилочками. Когда штемпель был закончен, он делал оттиск и проверял точность воспроизведения. Обнаружив какие-либо несовпадения, он вносил поправки. После этого Виллу обрывком наждачной бумаги стер рисунок с одного из краев, и отпечаток стал выглядеть как подлинный. Новый штемпель присоединился к другим, ожидавшим момента, когда можно будет оставить свой отпечаток на поддельном паспорте.

В заключение Абдул Гани продемонстрировал мне компьютеры, фотокопировальные устройства, печатные станки, станки для профильной резки и запасы специальной пергаментной бумаги и чернил. Показав мне все, что мне требовалось знать на первый случай, Абдул предложил подвезти меня до Колабы, но я попросил разрешения остаться, чтобы поближе познакомиться с работой Кришны и Виллу. Мой познавательный пыл приятно поразил Абдула — а может, и позабавил. Уходя, он тяжело вздохнул, — очевидно, горечь утраты вновь завладела его мыслями.

Мы с Кришной и Виллу напились чая и проговорили три часа без перерыва. Они не были братьями, но оба были тамилами и выросли в одной деревне на шри-ланкийском полуострове Джафна. Конфликт между «тамильскими тиграми», выступавшими за образование независимого государства Тамил-Илам, и правительственными войсками Шри-Ланки стер с лица земли их деревню. Почти все их родные погибли. Молодым людям вместе с сестрой и двоюродным братом Виллу, родителями Кришны и двумя его маленькими племянницами удалось спастись на рыбацком судне, перевозившем беженцев из Джафны на Коромандельский берег[117]. Оттуда они перебрались в Бомбей, где поселились прямо на улице под пластмассовым навесом.

Первый год они просуществовали благодаря случайным заработкам и мелкому воровству. Но однажды их сосед по тротуару, узнав, что Кришна и Виллу умеют читать и писать по-английски, попросил их внести кое-какие изменения в патентный документ. Они сделали это настолько удачно, что с тех пор под их пластмассовой крышей стали все чаще появляться заказчики. Прослышав об их талантах, Абдул Гани уговорил Кадербхая пригласить их на испытание. Спустя два года, когда я встретил их, они жили вместе со всеми своими родственниками в большой комфортабельной квартире, скопили немалую сумму и, как утверждали некоторые, были двумя лучшими изготовителями поддельных документов в Бомбее, главном индийском центре этого ремесла.

Мне не терпелось узнать как можно больше. Меня привлекали мобильность и безопасность, которые давало это занятие. Мой энтузиазм подстегивал свойственную Кришне и Виллу доброжелательность; наш деловой разговор часто перемежался шутками. Это было неплохое начало, которое могло перерасти в дружбу.

Всю следующую неделю я ежедневно заходил к Кришне и Виллу. Молодые люди работали допоздна, и однажды я задержался у них часов на десять, вникая в производственный процесс и задав несколько сотен вопросов. Паспорта, с которыми они имели дело, были двух видов: подлинные, имевшие ранее владельцев, и чистые, никем не использовавшиеся. Первые были добыты карманниками, утеряны туристами или проданы наркоманами, прибывавшими из Европы, Африки, Америки и Океании. Чистые паспорта встречались реже, их можно было достать только одним способом — подкупив сотрудника посольства, консульства или иммиграционного ведомства, находившегося где-либо между Францией и Турцией или Турцией и Китаем. Паспорт, оказавшийся в зоне действия агентов Кадербхая, покупался немедленно за любую сумму и передавался Кришне и Виллу. Они показали мне такой незаполненный паспорт, прибывший из Канады. Он хранился в несгораемом шкафу вместе с аналогичными документами из Англии, Германии, Португалии и Венесуэлы.

Благодаря своему опыту, терпению и хорошему техническому оснащению Кришна и Виллу могли подделать в паспорте практически все, что требовалось заказчику. Они меняли фотографии, воспроизводя все выпуклости и углубления, оставленные штемпелем. Иногда паспорт расшнуровывался и заменялись целые страницы. Печати, даты и прочие сведения удалялись с помощью химических растворителей или изменялись. Новые данные заносились строго определенной печатной краской, выбиравшейся по полному международному каталогу. Рядовые сотрудники полиции или таможни ни разу не подвергли сомнению подлинность документов, изготовленных Кришной и Виллу; зачастую они вводили в заблуждение даже экспертов.

На той же неделе я нашел новую квартиру для Уллы в районе Тардео, недалеко от мечети Хаджи Али. Лиза Картер, навещавшая Уллу в квартире Абдуллы почти ежедневно, в особенности когда Абдулла был дома, согласилась поселиться вместе с ней. Наняв небольшой караван такси, мы перевезли их на новое место жительства. Женщины ладили друг с другом прекрасно. Обе они пили водку, играли в скрэбл или кункен, напропалую жульничая, с удовольствием смотрели одни и те же видеофильмы и обменивались одеждой. Кроме того, в течение недели, проведенной на кухне Абдуллы с удивительно богатым ассортиментом продуктов, каждая из них убедилась, что ей нравятся блюда, приготовленные другой. Новая квартира символизировала для них обеих начало новой жизни, и хотя Улла все же побаивалась Маурицио с его аферами, в целом они были счастливы и полны оптимизма.

Я продолжал заниматься карате и качать железо с Абдуллой, Салманом и Санджаем. Мы набирались сил, были ловки и проворны. В ходе тренировок мы все больше сближались с Абдуллой, становясь такими же друзьями и братьями, как и Салман с Санджаем. Это была близость, не требовавшая долгих разговоров. Часто мы встречались, шли с спортзал, тягали гири, боролись друг с другом и лупили друг друга по физиономии, не произнеся за все это время и десятка слов. Иногда достаточно было взглянуть в глаза или лицо другому, чтобы понять шутку и залиться смехом. И в этом общении без слов мое сердце постепенно открылось навстречу Абдулле, и я полюбил его.

Вернувшись из Гоа, я встречался с Казимом Али, Джонни Сигаром и некоторыми другими жителями трущоб, а с Прабакером мы виделись почти ежедневно, когда он разъезжал в своем такси. Но в паспортной мастерской Гани было столько интересного, эта работа так увлекла меня и отнимала столько времени, что я совсем перестал принимать больных в маленькой клинике, которую я организовал когда-то в своей хижине.

Однажды, зайдя в трущобы после длительного отсутствия, я с удивлением увидел Прабакера, извивающегося в конвульсиях под одну из популярных песен, которую исполнял трущобный оркестр. Прабакер был одет в свою шоферскую форму, состоявшую из рубашки хаки и белых брюк; на шее у него был пурпурный шарф, на ногах сандалии. Он не заметил моего приближения, и я молча понаблюдал за ним какое-то время. В его танце откровенно непристойные, вызывающие вихляния бедрами удивительным образом сочетались с невинным выражением лица и по-детски беспомощными взмахами рук. Он с клоунским обаянием подносил открытые ладони к улыбающейся физиономии, а в следующий миг с решительной гримасой тыкал в зрителя своими гениталиями. На одном из виражей Прабакер увидел меня и, расплывшись в своей необъятной улыбке, подскочил ко мне.