Стёртые буквы - Елена Первушина

— Мне очень жаль, — тихо сказала Ксанта, и Дюмос, пожалуй, впервые поднял глаза и взглянул ей прямо в лицо, а не вскользь мимоходом как обычно.

Жрица произнесла эти слова на языке дивов, и на самом деле, в точном переводе на язык Королевства, они звучали так: «Это причиняет мне боль». И, взглянув на нее, Дюмос вдруг понял, что это не пустая вежливость и не обычные женские жалостливые ахи — его рассказ действительно причинил ей боль, и она гневалась на себя за то, что ничем не может исправить ту старую беду. Он сам чувствовал что-то похожее, когда вспоминал свою семью, которую, говоря по чести, сейчас уже едва помнил, но он прежде и представить себе не мог, что можно так печалиться о ком-то другом, не связанном с тобой ни родством, ни дружбой, о едва знакомом человеке. И никогда не думал, что чужая печаль может так тронуть и смутить. «Наверное, я слишком много выпил, — подумал он. — Все мы слишком много выпили».

— Да ладно, что там, дело прошлое, — пробормотал он наконец, махнув рукой. — Ну а вы как тут оказались? Вы ведь тоже из наших мест.

— Нет, я из-под Латуры, это в другой стороне. Хотя, конечно, хрен редьки не слаще. Мы тоже холопы были. Только я почти ничего не помню, мне лет было мало совсем. Отец куда-то делся — сама не знаю, куда. Мама как раз на сносях была. Весной родила, а летом ее в дом господский забрали, там тоже прибавление было, она и ребенка кормила, и за госпожой ухаживала. Молока-то у нее на двоих хватало, только ее бывало целыми днями домой не отпускали и дитя с собой брать не позволяли — я с сестренкой маленькой сидела, — хлеб ей даю, жеваный, а она не берет, ревмя ревет. Маму тогда женщина какая-то научила, та стала сестренке маковый отвар давать. Сестренка хорошо стала спать, да только как-то раз и не проснулась. Мама оттого в уме повредилась — летом ли зимою ходит по полям, маков для своего дитяти ищет. Зимой все плачет бывало, а по весне, как увидит первый цветок, бросится к нему, обнимет ладонями и поет, баюкает.

— А вы?

— А я сбежала, как только мне в первый раз венок на голову надели. С мужчиной.

— Ив конце концов оказались тут, женой Керви, и скоро вернетесь в Хамарну полной госпожой. Здорово, землячка, мы им показали, да?!

Дюмос шмыгнул носом и осторожно поднялся на ноги.

— Что-то меня качает. Пошел спать. Я так рад, что сегодня с вами поговорил, землячка. Правда легче на душе стало. Будете в Хамарне в гости приглашать?

— Если придешь.

— Приду, — пообещал Дюмос. — Спасибо вам за все, вы по-тря^са-ю-ща-я женщина, так своему киселю и скажите. Или хотите, я ему скажу? Да ладно, не пугайтесь, не настолько уж пьяный, шучу больше.

— Я знаю, — улыбнулась Ксанта.

— Ну все, ушел, не поминайте лихом.

47

Когда за Дюмосом затворилась дверь, Ксанта откинулась на шкуры и устало закрыла глаза. Этот разговор взбудоражил ее сильнее, чем она на то рассчитывала, — почти против своей воли Кента начала вспоминать родную деревню. Заросшие маками поля, Поминальный храм, старый заброшенный господский дом, и тот день, когда она искала в поле мать, а встретила мужчину — старика с молодыми глазами, у которого не было кисти левой руки, но он одной рукой умел ловко играть на тонкой черной дудочке. Того мужчину, который прочел для нее надпись под гербом, увел ее из родного дома, познакомил с Гесихией и научил читать не только те буквы, которые выводят на пергаменте, на воске или на глине, но и те, что выбивают из камня, вырезают на коре дерева, или те стертые буквы, которыми люди пишут на телах, своих или чужих, историю своей жизни.

Она совсем было уже уснула, но тут полог шатра откинулся, и появился Керви.

— Я сделал все, как ты просила, — сказал он. — Дождался, пока Дюмос от тебя выйдет, и вот я здесь. Что все это значит, скажи на милость. Зачем мне было обыскивать его сумки?

— У Дюмоса на правой руке рваная рана, а на внутренней стороне предплечья след, как от копоти, — сказала Ксанта. — Но рукав остался чистым', вот смотри, — и она показала Керви сброшенную Дюмосом рубашку. — Под кожей мелкие черные крапины, как вокруг раны Ортана и на ребре Лайвина. Я думаю, он стрелял в Ортана, и оружие взорвалось прямо у него в руке. То самое, из которого он год назад убил Лайвина на Оленьем острове.

— Погоди, погоди, не все сразу! — взмолился Керви. — Ты уверена? Конечно, Дюмос — приемный сын Лайвина и теперь унаследует и его место, и его дом, и жену, но… Ты думаешь, он мог бы?

— Думаю, да. Я все же сумела поговорить с Ортаном, хоть и не напрямую, и он объяснил мне, что значило слово «ПРЕДАТЕЛЬ» на стволе дерева. Ортан по случаю оказался свидетелем того, как Дюмос встречался с Людьми Моря. Ортан думал, что они договаривались о набеге на Олений остров, но мы-то знаем, что никакого набега не было. Скорее всего, Дюмос покупал у них оружие.

— Почему же они сами никогда не пользуются ничем подобным?

— Не знаю. Скорее всего, сами боятся.

— Делают оружие и сами его боятся?

— Не они делают это оружие. Я думаю, его и вовсе никто не делает, — Ксанта вздохнула. — Тут я могу только предполагать, но… Тот странный народ — то ли призраки, то ли оборотни, — которых Дреки видел на плато… в тех местах, которые Болотные Люди зовут Потерянным Поясом. В это тебе, пожалуй, будет труднее всего поверить. Дело в том, что когда-то богиня Аэта собирала души погибших на войне людей, чтобы они сражались за богов в грядущей великой битве. Но вышло так, что эта великая битва не состоялась, и призрачное войско осталось не у дел. Я думаю, что Аэта поселила их там, в Потерянном Поясе, да и забыла о них. Однако они сами не забыли ни своей прежней жизни, ни того, чему обучала их Аэта. Отсюда и странное оружие и, может быть, ваши паруса и ревуны. Люди Моря каким-то образом узнали эти секреты от призраков, потом продали их людям Божьего Носа, а те вам. Я даже думаю… поначалу Люди Моря враждовали с призраками: те вытеснили их с исконных земель, и Люди Моря вынуждены были заняться морским разбоем, стать теми, кто они есть. Но, может быть, сейчас они пытаются заключать союзы. Мне рассказывал… один человек… в общем, люди говорят, что иногда на кораблях Людей Моря видят медведей, которые будто бы командуют сражением. Не знаю… Здесь я могу только гадать.

— Постой… постой., постой… — Керви опустился на шкуры, обхватил голову руками. — Слишком много всего. Мне надо выспаться, чтобы собраться с мыслями.

— Конечно, всем нам надо выспаться. Мне самой порой кажется, что я напридумывала слишком много.

— Постой-ка! Значит, Дреки нашел призраков, а Дюмос, когда это понял…

— … попытался его убить прежде, чем Дреки расскажет нам о своей находке. Сейчас, когда попытка сорвалась, Дюмос жутко нервничает. Я попыталась его успокоить, как могла, но что нам надо решать немедленно, что с ним делать, пока он еще чего-нибудь не выкинул.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});