Смешенье - Нил Стивенсон

О некоторых народах мы говорим, что

они ленивы,однако довольно сказать,

что они бедны. Бедность есть основа

всякого рода праздности.

Даниель Дефо.

«План английской торговли»

Озеро жёлтой пыли колыхалось у основания неких кишащих змеями гор далеко на западе. На восток оно простиралось до горизонта; если бы вы отправились в ту сторону и не сгинули в прибрежных болотах, то достигли бы Бенгальского залива. На севере лежала местность, которую отличала от этой одна малость: там находились богатейшие алмазные копи мира. Ею повелевал любимый племянник Аурангзеба Властитель Праведной Резни. К югу высились холмы и горы, неподвластные сейчас никому, даже маратхам, засевшим в немногочисленных крепостях. Дальше, на самой оконечности Индостана, раскинулся Малабар.

Две бамбуковых треноги поддерживали брус, перекинутый через крохотную ранку в пыльной земле. Брус был отполирован верёвкой, скользившей по нему дни напролёт. На конце верёвки, уходящем в колодец, болталась бадья, другой конец был привязан к ярму на тощей холке буйвола. За буйволом располагался тощий человек с палкой. Буйвол трусил вокруг колодца. Время от времени он нагло останавливался и тыкался мордой в пыль, делая вид, будто отыскал там что-то съедобное. Человек заводил с ним разговор. Сначала тон был обычный, затем плаксивый, затем молящий, затем раздражённый и, наконец, гневный. Тут человек пускал в ход палку, и буйвол проходил несколько шагов.

Когда верёвка кончалась, это значило, что бадья вытащена. Человек с палкой что-то кричал двум юношам, прохлаждавшимся в тени бурого вала, который окружал колодец, придавая ему сходство с исполинским коричневым соском. Юноши неторопливо вставали, перелезали через вал, брались за бадью, наклоняли её и выплёскивали на землю несколько галлонов воды. Вода отправлялась на безнадёжные поиски ближайшего океана. Буйвол поворачивал и шёл в обратную сторону.

Все эти люди называли себя словом, которое на их языке означало «народ». Опрокидыватели бадьи принадлежали к одной касте, погонщик – к другой, но все трое могли проследить свою родословную на сто поколений назад, к общему первопредку. Даже если бы Меч Божественного Огня ничего не слышал о Народе, он бы всё узнал, следуя за водой. За тысячи лет ежечасного опрокидывания бадьи вода прорыла в пыли извилистую канаву. Она змеилась в восточном направлении к растресканному солончаку, посреди которого располагалась знаменитая на всю округу Большая яма и прочие чудеса цивилизации. На значительном протяжении канавы взрослый легко её перешагивал. Кое-где приходилось прыгать, а в одном месте прыжок требовал разбега. Короче, у местных детишек никогда не было недостатка в забавах.

По обеим берегам земля была зелёной примерно на расстояние вытянутой руки, а дальше пустыня снова брала своё. С высоты вала у колодца это выглядело так, будто некое индуистское божество макнуло перо в зелёные чернила и бездумно провело им по чистому пергаменту – приблизительно так и верил Народ. Человек, правивший этими людьми последние два года и двести сорок восемь дней, смеялся над их верой, но поскольку она поддерживала Народ в разнообразных сложных обстоятельствах последние примерно две тысячи лет, вынужден был признать, что она не хуже любой другой религии.

Ещё Народ верил, что то же божество разделило канаву (длиной примерно две тысячи шагов) между пятью дочерями первопредка, а также повелело, что на каком отрезке выращивать. Пять областей продолжали дробиться по мере того, как пять каст, вышедших из лона пяти дочерей, делились на роды, которые возвышались либо опускались в результате браков с группами, почитавшимися соответственно более высокими или более низкими, а некоторые и вовсе деградировали из-за отсутствия свежей крови. Так что теперь каждый из двух тысяч шагов по обе стороны канавы кому-нибудь да принадлежал.

Почти все эти кто-то, в цветастых нарядах, сидели на корточках плечом к плечу у своих крохотных наделов, образуя две сплошные цепочки от колодца до Большой ямы. Меч Божественного Огня явился с ежемесячной инспекцией.

Меч Божественного Огня восседал на осле. Его адъютанты, телохранители и слуги шли пешком за исключением двух верховых соваров и заминдара в паланкине.

– Прекрасно, – сказал Меч Божественного Огня. – То есть всё точно как в прошлый и позапрошлый раз.

Человек в паланкине перевёл его слова на маратхский и спросил:

– Так, может, осмотрим Большую яму и домой?

– Большая яма подождёт. Прежде мы осмотрим нашу картошку, – сказал Меч Божественного Огня.

Заявление, едва его перевели на маратхский, вызвало очень подозрительные перешёптывания среди помощников, придворных, прихлебателей и худ-кашт, то есть старейшин различных сегментов Канавы. Меч Божественного Огня несколько раз ударил осла пятками по бокам и двинулся вдоль Четвёртой излучины Третьей части Канавы. Заминдар вскорости его нагнал; пыль под ногами носильщиков взметалась клубами, распускалась, как цветы, и медленно оседала в неподвижном воздухе.

– Картошка вашего величества вряд ли сильно изменилась с последнего посещения. С другой стороны, из весьма надёжных источников мне стало известно, что Большая яма за это время стала не только глубже, но ещё и шире.

– Мы осмотрим нашу картошку, – упрямо отвечал правитель. Они явно приближались к искомой грядке: у крестьянских парней, трудившихся тут, были длинные носы и вытянутые головы, отличавшие племя Четвёртой излучины от других, менее чтимых каст левого берега Третьей части. Только на прошлой неделе один из них стал неприкасаемым за то, что «перепрыгнул через канаву», то есть переспал с правобережной девкой.

– Чем одна картофелина отличается от другой? – философски вопросил заминдар.

– По сути, ничем – но в нашем джагире другой нет!

– И всё же если, допустим, в определённый день у вас на тарелке материализуется некая картофелина, так ли важна её предыстория?

– Ты сборщик податей, а не философ. Помни своё место.

– Простите, ваше величество, но мы философствовали, когда прадед Аристотеля бил камнем о камень.

– И куда это вас завело?

Впереди показался Плоский бурый камень, который вместе с Маленьким серым валуном, отстоящим от него примерно на сто ярдов, составлял практически весь здешний рельеф. Четвёртая излучина как раз его огибала. Жители излучины Плоского бурого камня считались лучшими огородниками Народа; холодными ночами они сидели на капусте, как курицы на яйцах, согревая кочаны собственным теплом. В обычных условиях они бы повернули головы, чтобы с гордостью улыбнуться монарху. Однако сейчас они сидели на корточках, ссутулясь, спиной к нему, и прятали глаза. Меч Божественного Огня не мог понять причину, пока не увидел зазор в человеческой цепочке. Как ни плотно сидели люди, они потеснились, образовав просвет фута в два, и продолжали отодвигаться дальше. Посредине разрыва худая женщина в ветхом платье склонилась над мёртвым растением.

Меч Божественного Огня отреагировал коротко и непечатно. Женщина сжалась, как будто он ударил её плетью. Следом прозвучал вопрос:

– Что сталось с нашей картошкой?

– Государь, я провёл расследование, как только мне доложили о случившемся. Xyд-кашта Четвёртой излучины понёс суровое наказание. Я окольными путями обратился к Владыке Праведной Резни и к Шамбаджи, дабы выяснить, нельзя ли купить у них новую картофелину…

– Выбрось из головы! Откуда возьмутся деньги? Нам буйвола кормить нечем.

– Если отложить приобретение новой верёвки…

– Старую связывали столько раз, что она превратилась в один сплошной узел! И вообще! Прах меня побери! Шамбаджи! Меня отправили сюда, чтобы с ним воевать!

– Но вы уже который год не ведёте против него боевых действий.

– Как не веду?! Я взял в осаду его крепость!

– Вы зовёте это осадой, другие назвали бы затянувшимся пикником.

– Так или иначе, Шамбаджи – наш враг.

– В Индии нет ничего невозможного.

– Тогда где моя картошка?!

Молчание. Женщина простёрлась ниц и принялась молить о пощаде.

– Час от часу не легче. Теперь она, наверное, устроит самосожжение или что-нибудь в таком роде, – пробормотал монарх. – Что показало расследование?

– Возможно, имела место диверсия.

– Со стороны правобережных, полагаю?

– Месть за многочисленные перепрыгивания канавы.

– Ладно, я не хочу затевать войну, – задумчиво произнёс Меч Божественного Огня. – Не то следующей станет моя брюква.

– С правобережных станется, они немногим лучше обезьян.

– Скажи, что я сам виноват.

– Простите, государь?