Петербургское действо - Евгений Салиас

— Наконецъ, она вымолвила вслухъ:

— И отлично! Отлично! Дѣло поправить можно, и по крайней-мѣрѣ теперь, благодаря этой комедіи, я возненавидѣла его окончательно. Святая Марія! Какъ я ненавижу тебя! воскликнула она, стоя среди комнаты и будто обращаясь мысленно къ Шепелеву. — Да! Отлично! Все къ лучшему, отлично! Еще утромъ мнѣ было жаль тебя, теперь же я готова собственными руками…

Маргарита подняла руки надъ головой и въ ея жестѣ сказалась злоба тигрицы. Въ эту минуту казалось, что ея маленькія красивыя и бѣленькія ручки способны въ самомъ дѣлѣ растерзать человѣка.

Наконецъ, она позвала Лотхенъ, но не смотря на всѣ разспросы нѣмки, ничего ей не объяснила, сказала, что у ней болитъ голова, и только велѣла на другой день пораньше разбудить себя.

XXI

На утро, Фленсбургъ, проведшій самый непріятный вечеръ, какой когда-либо удавалось ему провести въ жизни, получилъ отъ графини записку быть у нея немедленно. Она вышла въ нему въ черномъ атласномъ платьѣ и черномъ вуалѣ, которые надѣвала крайне рѣдко. Ей захотѣлось надѣть трауръ!..

Вѣсти, привезенныя Фленсбургомъ, не оказались дурными, и въ тотъ же вечеръ Маргарита могла, если того пожелаетъ, быть снова у него.

— Но что жъ намъ дѣлать съ этимъ сумасшедшимъ теперь? воскликнулъ Фленсбургъ.

Маргарита разсмѣялась короткимъ смѣхомъ, уже легкимъ отголоскомъ вчерашняго. Та же нота отвратительной злобы и бездушной жестокости звучала въ этомъ смѣхѣ, но только слабѣй.

— Вы смѣетесь, а я у васъ серьезно спрашиваю. Надо кончить. Что жъ намъ съ нимъ дѣлать?

— Все! отозвалась вдругъ Маргарита тихо и спокойно.

— Что?

— Все, говорю я вамъ.

— Я васъ не понимаю.

— Странно. Вы спрашиваете, что съ нимъ дѣлать. Я отвѣчаю: все. Поняли?

Фленсбургъ подумалъ мгновеніе и выговорилъ нѣсколько нерѣшительнымъ голосомъ:

— Да, т. е. не совсѣмъ. Я понялъ такъ, что бы ни случилось съ этимъ мальчуганомъ, вы все одобрите?

— Все! кратко и сухо повторила Маргарита. — Но я сама не могу. A кто пойдетъ на это все?

Фленсбургъ усмѣхнулся. Улыбка его говорила: «Разумѣется, ты разсчитываешь на меня. Опять я! И на этотъ разъ я долженъ даже рисковать собой, я долженъ изображать кошачью лапу, достающую каштаны изъ огня. Я рискую, а ты только воспользуешься успѣхомъ.»

— Вотъ видите-ли, вымолвила Маргарита:- я рѣшилась на все, а помочь мнѣ некому.

Фленсбургъ пожалъ плечомъ.

— Полноте! Зачѣмъ мы будемъ играть. Я понимаю, что вы выбрали меня, иначе вы бы не стали говорить. Ну, что жъ, я пойду на это все.

— Но какъ? Вотъ вопросъ. Что? Какимъ образомъ?

— Ну, да нечего играть съ вами! вдругъ вымолвилъ Фленсбургъ. — Вѣдь его убить надо?

И онъ пристально взглянулъ въ лицо Маргариты. Она нетерпѣливо дернула плечомъ и отвернулась.

— Что жъ? вымолвилъ Фленсбургъ.

— Ахъ, Боже мой! Вамъ хочется заставить меня сказать то, что вы понимаете. Извольте. Да, его надо убить, потому что другого исхода нѣтъ. Выслать нельзя. Купить тоже ничѣмъ нельзя. Даже оклеветать нельзя…

— И вамъ будетъ его не жаль? уже съ любопытствомъ выговорилъ Фленсбургъ.

— Какъ это глупо! отозвалась Маргарита.

Наступило мгновенное молчаніе.

— Странныя вы существа — женщины! задумчиво проговорилъ Фленсбургъ. — Странныя! Вчера рѣшаются на безумный поступокъ, рискуютъ своимъ положеніемъ, добрымъ именемъ, безумствуютъ, какъ бы отъ самой сумасшедшей страсти, которая какъ будто поглотила все существо, способна вести хоть на смерть, а сегодня…

— Да, ужь вы бы лучше поступили въ проповѣдники! прервала его Маргарита, усмѣхаясь. — Поступайте, вотъ сюда, напротивъ, въ церковь нашу, да по воскресеньямъ съ амвона и проповѣдуйте объ испорченности нравовъ и о слабостяхъ дочерей праматери Евы.

— Простите! Это явилось поневолѣ. Но не въ томъ дѣло, надо подумать! Рѣшиться мало, надо съумѣть довести дѣло до успѣшнаго конца. Обѣщаюсь вамъ подумать.

— Не забудьте однако, что я вамъ даю только три дня срока.

— О! Этого для меня совершенно достаточно. Такъ до свиданія! Будете-ли вы сегодня вечеромъ?

Маргарита разсмѣялась и выговорила:

— A какъ вы думаете?

— Но если онъ опять явится?

— Нѣтъ, ужь за это я вамъ отвѣчаю. Три дня онъ будетъ ждать у себя того, что я ему обѣщала.

— Т. е. смерть! разсмѣялся Фленсбургъ. — Глупо, а все-таки скажу: бѣдный юноша! Зачѣмъ онъ замѣшался на вашемъ пути? знаете-ли, что мнѣ его жаль!

— Святая Марія! раздражительно воскликнула Маргарита. — вы нынче невозможны. И я боюсь даже, что вы колеблетесь, что вы ничего не сдѣлаете. Даете-ли вы мнѣ слово?

— Даю, даю, успокойтесь! Это «все», это прелестное женское «все» будетъ исполнено прежде трехъ дней.

Маргарита пристально глядѣла въ лицо Фленсбурга, чтобы убѣдиться окончательно въ искренности его словъ. Лицо шлезвигца было спокойно, рѣшительно и холодно. Онъ не рѣшался въ минуту вспышки, а рѣшался просто, безтрепетно, почти равнодушно.

Маргарита повѣрила ему и почувствовала, что судьба юноши рѣшена ими двумя, безповоротно и безжалостно. Она тихо опустила глаза съ лица Фленсбурга на полъ, а затѣмъ незамѣтно, будто подъ какой-то тяжестью тихо опустила и голову.

Фленсбургъ простился, пожалъ ея слегка похолодѣвшую руку и вышелъ.

Маргарита все стояла на томъ же мѣстѣ. Наконецъ, она очнулась, какъ бы отъ сна, подняла голову, увидала себя въ зеркалѣ и вздрогнула. Она испугалась своей собственной черной фигуры съ матово-блѣднымъ лицомъ. Тихо сдѣлавъ нѣсколько шаговъ, она сѣла на диванъ, и вдругъ слезы показались на ея лицѣ.

— Что жъ дѣлать? Иначе нельзя, выговорила она шопотомъ. — Нельзя! Нельзя иначе!

Въ сосѣдней горницѣ раздались шаги, и Маргарита быстро отерла слезы съ лица.

Гость оказался не простой, а визитъ много значущимъ… генералъ-полицеймейстеръ Корфъ явился засвидѣтельствовать графинѣ свое почтеніе. И больше ничего! A прежде онъ никогда не бывалъ у красавицы-иноземки.

Фленсбургъ, между тѣмъ, спокойно вернулся домой и не успѣлъ еще доѣхать съ себѣ, какъ уже рѣшилъ, что дѣлать. Еще когда-то въ маскарадѣ, подъ наплывомъ ревности, онъ рѣшился было вызвать на поединокъ простого сержанта. Но отъ этой глупости отговорилъ его пріятель Будбергъ. Теперь Шепелевъ былъ офицеромъ, они были равны, и онъ могъ не унижаясь драться съ нимъ.

Для Фленсбурга, шлезвигскаго уроженца, покинувшаго родину еще юношей, памятны были постоянные и безконечные поединки студентовъ разныхъ университетовъ, о которыхъ такъ много и такъ часто слыхалъ онъ. Если бы онъ самъ остался въ Германіи, то, конечно, теперь уже разъ двадцать подрался бы. Для него поединокъ казался вещью самой простой и естественной. Разница была только въ томъ, что тамъ поединокъ случался изъ разныхъ пустяковъ и кончался почти всегда легкими ранами, здѣсь же приходилось драться на смерть, или вѣрнѣй сказать: здѣсь приходилось рѣшаться на убійство, идти навѣрняка убивать юношу, едва умѣвшаго держать шпагу.

И теперь роли какъ-то перемѣнились и перепутались, теперь этому же Фленсбургу жаль было прежняго соперника. Но и онъ, какъ и Маргарита, кончилъ разсужденіемъ: что жъ дѣлать! Иначе нельзя!

XXII

Ровно черезъ сутки на преображенскомъ ротномъ дворѣ офицеры и даже солдаты толковали о безобразномъ случаѣ, который всѣ видѣли на плацу.

Бывшій адьютантъ ненавидимаго Жоржа привязался ни съ того, ни съ сего къ недавно произведенному офицеру Шепелеву, котораго именно за это въ полку не долюбливали, какъ выскочку и голштинца. Но поступокъ Фленсбурга былъ настолько несправедливъ и рѣзокъ, что всѣ офицеры невольно были на сторонѣ Шепелева.

Фленсбургъ послѣ развода заспорилъ съ юношей по поводу его неправильно будто бы сшитаго новаго мундира и назвалъ его словомъ: щенокъ!

Юноша вспыхнулъ, бросился къ Фленсбургу, но тутъ же получилъ ударъ въ лицо, на столько сильный, что опрокинулся навзничь. Вскочивъ снова на ноги, онъ снова бросился на оскорбителя и, не смотря на новый ударъ въ грудь, успѣлъ изорвать на Фленсбургѣ мундиръ и ударить его въ лицо. Тогда подоспѣли офицеры и розняли обоихъ.

— Ну, черезъ часъ ты обо мнѣ услышишь! воскликнулъ Фленсбургь. — Дорого тебѣ это обойдется!

И эти слова были поняты на ротномъ дворѣ совершенно иначе. Всѣ офицеры поняли, что Фленсбургъ нажалуется Жоржу и государю, а Шепелевъ будетъ тотчасъ разжалованъ, и во всякомъ случаѣ высланъ изъ Петербурга.

Но Фленсбургъ, произнося эти слова, предполагалъ совершенно иное и даже рѣшился спѣшить. Онъ зналъ отлично, что если дѣло успѣетъ дойти до государя, то, конечно, Шепелевъ не окажется виноватъ, потому что въ дѣйствительности онъ и не былъ виноватъ. Но огласка, допросъ Шепелева, могли повести къ его нескромнымъ заявленіямъ, могли запутать все дѣло и погубить Маргариту