Пастыри чудовищ. Книга 3 - Елена Владимировна Кисель

что не искушай.

Ещё в Корпусе есть особые наручники — вроде рифских кандалов. Магические, с кристаллами-артефактами вместо ключа. У Трогири в поместье не водилось такой красоты, потому довольствоваться пришлось верёвками. Борак уже доказал, что вязка узлов — его конёк.

— Поднимайте его, ребята. Держите под прицелом. Напоминаю — дёрнешься, и Уна будет плакать очень громко.

— Наверное, не она одна. И разве предполагается другой исход?

— Просто небольшая прогулочка в сторону поместья. Можно сказать, тебя приглашают сыграть в «Вершину цепи». Может, тебе даже и понравится.

Мэйс Трогири долго смаковал так и этак, поглядывая в Чашу, где мортах потихоньку укрощал зверей. Потом поднял на меня глаза:

— Вы предлагаете нам содействие, я верно понял?

— Так уж вышло, что я как раз подумывал сменить работу в питомнике. Скажем, на что-то более привычное. И раз уж вы всё равно меня туда закинете — почему не проверить мою полезность, а? Заодно получите небольшое развлечение, которого так хотели. Вам же хочется взять этого ушибленного живым?

Нарден ещё пытался что-то говорить, но в глазах его папашки уже полыхнул азарт охотника.

— Ваши условия?

— …жизнь, немного звонких монет и постоянная работа на поприще загонщика — думаю, Аманда назвала бы это хорошим торгом. А с тобой… ну, тебе в некотором роде хотят оказать честь. Удостоить кой-какого знакомства. И уж во всяком случае — убрать тебя отсюда после того, что ты наворотил. Боженьки, ты всегда оставляешь после себя пепелища?

Настороженная роща переливалась, словно храм во время праздничной службы. Гирлянды твёрдых, словно вырезанных из кости, плодов, тонко благоухали чем-то вроде нарцисса, и светились жёлтым. «Гу. Гу. Гу», — устало твердила птица над головами.

— Иногда приходится. Когда ничего больше не остаётся. Ты знаком с этой концепцией не хуже меня, Лайл. Разрушение ради выживания… так?

Интересно, что будет, если слегка дрогнуть пальцем на спусковом рычажке? В увольнительной я палил по тыквам — так забавно брызгали оранжевым соком.

— Но одно мне действительно интересно. Ты правда готов меня убить?

— Вообще-то, я предупреждал.

— А. «Не поворачивайся ко мне спиной». Не то чтобы это звучало серьёзно — учитывая то, кем ты являешься. Точнее, кем ты не являешься.

— Черти водные, вот сейчас ты скажешь, что я не такой, и мне придётся прослезиться.

Нэйш чуть повернул голову. Выражение его лица не читалось вовсе — зато видна была приподнятая бровь.

— Вообще-то, я правда не считаю тебя убийцей.

Пришлось собраться с силами, чтобы не выронить «горевестник».

— Точнее, ты не тот тип убийцы, — поправился Нэйш, столкнувшись со слишком явным обалдением собеседника. — Как я уже говорил, я недолюбливаю лишать людей жизни. Но я собрал впечатляющую коллекцию тех, кто умеет это делать. Ты безусловно способен убить в крайнем случае — но отнять у человека жизнь обдуманно и хладнокровно… нет. Ты не наслаждаешься этим, Лайл. Тебе это противно. Потому тот случай с твоим кузеном меня удивил. Чем он угрожал тебе? Должен же ведь быть некий угол, в который тебя загнали, Лайл. Ты убиваешь только в момент последнего выбора — ты или другой человек. Всегда выбирая себя.

«Всегда-всегда», — насмешливо пропели голоса кота и лиса из дрянного сна. Я зажмурился и потёр зудящую переносицу стволом «горевестника». Ладонь дёргало болью — от нервов, перенапряжения магии, кучи зелий, — и ствол казался слишком холодным.

— Скажи мне, что это плохо. Знаешь, если уж выбирать между мной и тобой…

Пришлось обойти капкан. Старую, расставленную кем-то из нынче мёртвых охотников ловушку. Ловушка Нэйша была потоньше и лучше замаскирована, я угодил в неё всеми лапками и хвостом и понял, что сейчас дождусь трёх милых, аккуратных иголок под кожу. Трёх напоминаний о том, когда он мог выбрать себя.

Поместье Линешентов. Морозное нагорье. И грязный притон в Вольной Тильвии сутки назад.

— Это не плохо. Это естественно.

Вот это уже было вовсе неожиданно.

— Помнишь, мы говорили с тобой о бесконечном круге «жертва и хищник»? В этом круге выбирать себя — наивысшая потребность. Для жертв и хищников — в твоём случае, возможно, для паразитов. Неестественно и неожиданно скорее иное.

— О, ты пытаешься сказать, что ты меня прощаешь?

— Скорее уж — я тебя понимаю, Лайл. Правда, понимаю. Что, конечно, не отменяет твоей мучительной смерти в том случае, если передо мной встанет подобный выбор. Раз уж ты включился в эту небольшую игру…

Он опять повернул голову так, чтобы видеть меня — и теперь подарил усмешечку, микроскопическую, но очень, очень острую. «Извини, но я сдеру с тебя кожу, если будет возможность. И сделаю это медленно» — ладно, а я-то чего ожидал?

— Впрочем, есть другой путь, — продолжил Нэйш философским тоном. — Путь варга. Гриз Арделл, как известно, выбирает кого угодно вместо себя. И старается сохранить любую жизнь до последнего.

— В любом случае, мы с тобой не гуляем по таким дорожкам. Не пойми неверно, я бы, может, не прочь, и вообще, полон к тебе горячего расположения. Так что может, какой-то шанс и есть, дальше увидим.

Удалось или нет вложить нужную многозначительность в голос?

— Мне придётся оставить ему надежду на то, что это двойная игра, — говорил я, когда мы расписывали всё по пунктикам: егеря, мои связанные руки, горевестник в рукаве. — Вы, само-то собой, будете слушать, через артефакты. А я, уж конечно, не смогу заорать ему: «Эй, напарничек, я вытащить тебя отсюда явился!» Да он и не поверит. Но какой-то шанс оставить надо — так он будет спокойнее. Не подкинет неприятных сюрпризов, понимаете?

Желтоглазый старикашка в кресле пожёвывал гороховое пюре и кивал, ухмыляясь косой прорезью рта.

— Что касается питомника…

— Ха. Я улажу дело — никто не подкопается. Да и вообще, сомневаюсь, что по нему будут скучать.

— Гриз расстроится.

Могучие корни сплетались под ногами и тоже едва заметно светились изнутри. Егеря переглядывались тревожно. Наши разговоры им явно были поперёк горла.

— Зато у Мел будет праздник. И у Яниста. Возможно, и у Аманды. Новые Перекрёстки, ха.

— Но Гриз расстроится. Ты даже не представляешь себе, насколько.

— Кажись, у неё теперь есть, кому утешить. Ты что — заговариваешь мне зубы? Это вроде как моя работа.

— Думал, что твоя работа в основном втираться в доверие, а потом бить в спину. И бежать. Хотя нет, бежать — это результат.

— Знаешь, когда ты говоришь — во мне как будто что-то помирает.

Очень может быть, это остатки совести. Хотя нет, едва ли. Наверняка это чёртов грызун.

— Может, стоит идти потише? — это уже Борак, к нему вернулась вежливость после того,