Взлет и падение третьего рейха. Том I - Уильям Ширер

Мимо внимания Вильгельмштрассе не прошли публикации нью–йоркских газет за 14 мая, в которых лондонские корреспонденты излагали неофициально содержание беседы с Чемберленом на ленче в отеле «Леди Астор». По сообщениям журналистов, премьер–министр заявил, что ни Британия, ни Франция, ни, вероятно, Россия не придут на помощь Чехословакии в случае нападения на нее Германии, что Чехословакия не может долее существовать как государство в нынешнем виде и что Англия считает целесообразным в интересах сохранения мира передать Судетскую область Германии. На Вильгельмштрассе отметили также, что, несмотря на сердитые запросы палаты общин, Чемберлен не опроверг американских публикаций.

1 июля премьер–министр имел полуофициальную беседу с английскими журналистами. Через два дня в «Таймc» появилась первая редакционная статья, подрывающая позицию Чехословакии. В ней правительству республики предлагалось предоставить право «на самоопределение» национальным меньшинствам, «даже если это приведет к их отделению от Чехословакии». В статье впервые высказывалось предложение о плебисците как средстве выяснения пожеланий судетских немцев и других национальных меньшинств. Через несколько дней германское посольство в Лондоне сообщило в Берлин, что статья основана на идеях Чемберлена, высказанных им во время неофициальной беседы, и отражает его личные взгляды. 8 июня посол фон Дирксен сообщил на Вильгельмштрассе, что правительство Чемберлена будет радо видеть Судетскую область отделенной от Чехословакии, но только по результатам плебисцита и «без применения силы со стороны Германии».

Все это было приятно слышать Гитлеру. Из Москвы тоже поступали неплохие новости. В конце июня граф Фридрих Вернер фон Шуленбург, посол Германии в России, сообщал в Берлин, что Советский Союз «вряд ли придет на помощь капиталистическому государству», то есть Чехословакии. 3 августа Риббентроп оповестил все крупные германские дипломатические миссии, что не следует чересчур опасаться интервенции в Чехословакию со стороны Англии, Франции или России.

В тот же день Чемберлен отправил в Чехословакию лорда Рен–симена с миссией заинтересованного посредника в решении судетского кризиса. Я был в Праге в день его приезда и после пресс–конференции и разговоров с членами немецкой делегации сделал в дневнике запись, гласящую, что «вся миссия Ренсимена дурно попахивает». Сообщая о ней в палате общин, Чемберлен уклонился от прямых ответов — уникальный случай в истории британского парламента. Премьер–министр заявил, что посылает Ренсимена «в ответ на просьбу правительства Чехословакии». На самом же деле Ренсимен был навязан чешскому правительству. Но за всем этим крылась еще большая ложь. Все, в том числе и Чемберлен, понимали, что посредничество Ренсимена между чешским правительством и судетскими лидерами невозможно и немыслимо. Они знали, что Генлейн, лидер судетских нацистов, не волен вести переговоры и что дело сводится к переговорам между Берлином и Прагой. Из записей, сделанных в моем дневнике в первый и последующие дни визита Ренсимена в Чехословакию, явствует, что чехам миссия Ренсимена была предельно ясна — Чемберлен послал его, чтобы подготовить передачу Судетской области Германии. Это был нечистоплотный дипломатический прием.

Кончалось лето 1938 года. Ренсимен разъезжал между Судетской областью и Прагой, делая все более дружественные жесты в отношении судетских немцев и оказывая все более сильный нажим на чешское правительство, чтобы оно предоставило судетским немцам все, чего те пожелают. Гитлер, его генералы и министр иностранных дел были необычайно заняты. 23 августа на борту лайнера «Патриа» в Кильском заливе, где проходили маневры флота, Гитлер развлекал регента Венгрии адмирала Хорти и членов венгерского правительства. Если они хотят поспеть на «чешский праздник», уверял их Гитлер, то должны поторапливаться. «Тот, кто хочет сидеть за столом, — говорил он, — должен помогать и на кухне». Среди гостей находился итальянский посол Бернардо Аттолико. Он стал выпытывать у Риббентропа точную дату, «когда Германия двинется на Чехословакию», чтобы Муссолини был к этому готов, но министр иностранных дел Германии дал уклончивый ответ. Очевидно, Германия не до конца доверяла своему фашистскому союзнику. С Польшей все было предельно ясно. В течение лета фон Мольтке, посол в Варшаве, сообщал в Берлин, что Польша не только откажется помогать Чехословакии и пропустить через свою территорию и воздушное пространство советские войска и советскую авиацию, но и будет претендовать на часть чешской территории — Тешин, о чем уже заявил министр иностранных дел Польши полковник Юзеф Бек. Бек проявлял недальновидность, которой в то лето страдала вся Европа и которая привела к таким тяжелым последствиям, каких он не мог себе представить.

В ОКВ (верховное командование вооруженных сил) и ОКХ (верховное командование сухопутных войск) кипела работа. Составлялись окончательные планы, согласно которым войска должны были быть готовы к вторжению в Чехословакию к 1 октября. 24 августа полковник Йодль из ОКВ подготовил Гитлеру срочный меморандум, в котором подчеркивал, что «установление дня и часа, когда произойдет инцидент, необычайно важно». Он подчеркивал, что от этого зависит назначение дня X.

«…До наступления дня «X–I» нельзя осуществлять предварительные меры, которым невозможно дать безобидного объяснения, иначе инцидент будет выглядеть как инспирированный нами… Если по техническим причинам организация инцидента желательна в вечерние часы, то днем «X» может стать не следующий день, а лишь второй день после инцидента… Целью вышеизложенного является обратить внимание на то, насколько сильно вооруженные силы заинтересованы в инциденте и как им необходимо своевременно узнать о намерениях фюрера, если к тому же организация инцидента будет поручена органам разведки и контрразведки».

К концу лета приготовления к нападению на Чехословакию шли полным ходом. А как обстояли дела с обороной на западе? Вдруг Франция, выполняя свои обязательства перед Чехословакией, совершит нападение на Германию? 26 августа Гитлер отправился инспектировать западные оборонительные сооружения. Его сопровождали Йодль, доктор Тодт, инженер, начальник строительства Западного вала, Гиммлер и несколько партийных функционеров. 27 августа к ним присоединился генерал Вильгельм Адам, прямолинейный, способный баварец, командовавший войсками на западных границах. В течение нескольких дней он наблюдал, как Гитлер упивался приемом, который оказывали ему жители Рейнской области. На самого Адама это впечатления не производило. Более того, он казался крайне обеспокоенным. В результате 29 августа в личном автомобиле Гитлера произошла удивительная сцена, когда Адам заявил, что хотел бы поговорить с ним наедине. Не без некоторой издевки, как вспоминал впоследствии сам генерал, Гитлер попросил Гиммлера и соратников по партии выйти из машины. Адам без лишних слов заявил, что, несмотря на шумиху, поднятую вокруг Западного вала, он не сможет удержать его с теми войсками, которые находятся в его распоряжении. С Гитлером случилась истерика, и он пустился в разглагольствования о том, как сделал Германию более сильной, чем Англия и Франция, вместе взятые. «Человек, который не удержит укреплений, кричал Гитлер, — мерзавец!»[112]

Мысли, подобные мыслям Адама, возникали и у других генералов. 3 сентября Гитлер вызвал Кейтеля и Браухича в Бергхоф. Договорились, что соединения будут выдвинуты к чешской границе 28 сентября. Но ОКВ должно знать о дне «X» к полудню 27 сентября. Гитлер не был удовлетворен оперативным планом операции «Грюн» и приказал изменить его в нескольких пунктах. Из записи этой беседы, сделанной майором Шмундтом, видно, что Браухич (Кейтель, будучи лизоблюдом, выступить не осмелился) снова поднял вопрос об обороне западных рубежей. Гитлер заверил его, что распорядился ускорить строительство укреплений.

8 сентября генерал Генрих фон Штюльпнагель встретился с Йодлем, после чего последний сделал в дневнике запись о пессимизме генерала по поводу военного положения на Западе. Оба они понимали, что Гитлер, воодушевленный фанатизмом партийного съезда, только что открывшегося в Нюрнберге, готов начать вторжение в Чехословакию, не задумываясь о том, вмешается Франция или нет. «Должен признать, — писал обычно оптимистично настроенный Йодль, — что я тоже обеспокоен».

9 сентября Гитлер вызвал Кейтеля, Браухича и Гальдера в Нюрнберг на совещание, которое началось в 10 часов вечера, а закончилось в 4 часа следующего утра. Кейтель позже поведал Йодлю, а тот в свою очередь дневнику, что совещание прошло очень бурно. Гальдер оказался в щекотливом положении. Ему, главному заговорщику, собиравшемуся свергнуть Гитлера, как только тот прикажет напасть на Чехословакию, приходилось теперь в деталях излагать план генерального штаба о нападении. Он оказался в еще более затруднительном положении, поскольку Гитлер обрушился на него и на Браухича с обвинениями в трусости и неспособности руководить боевыми действиями. 13 сентября Йодль записал в дневнике, что Кейтель был «потрясен услышанным в Нюрнберге» и тем, что верхушка германской армии заражена пораженческими настроениями.