Космическая трилогия - Клайв Льюис

— Не расскажете ли вы нам то, что говорили мне? — сказал Деннистон.

Джейн рассказала о трупе (если то был труп) и о сегодняшней встрече с человеком из ее сна. Все явно заволновались.

— Нет, подумайте! — сказала Айви Мэггс.

— Значит, мы были правы насчет леса! — сказала Камилла.

— Да, это их дело, — сказал ее муж. — Но где же тогда Алькасан?

— Простите, — спокойно сказала мисс Айронвуд, и все сразу замолчали. — Сейчас мы ничего обсуждать не будем. Миссис Стэддок еще не с нами.

— Мне ничего не объяснят? — спросила Джейн.

— Моя дорогая, — сказала мисс Айронвуд, — не сердитесь на нас. Мы не можем, да и не вправе что-нибудь объяснять вам. Разрешите задать вам еще два вопроса?

— Пожалуйста, — сказала Джейн чуть-чуть суховато. При Деннистонах ей хотелось вести себя как можно лучше.

Мисс Айронвуд выдвинула ящик, и, пока она рылась там, все молчали. Потом она протянула Джейн фотографию.

— Вы знаете этого человека? — спросила она.

— Да, — тихо сказала Джейн. — Его я видела во сне и встретила сегодня утром.

Под фотографией было написано «Огастес Фрост» и еще что-то.

— И второе, — сказала мисс Айронвуд. — Вы готовы видеть хозяина?

— Да… — нетвердо отвечала Джейн.

— Артур, — сказала мисс Айронвуд, — пойдите к нему, расскажите все и спросите, может ли он сейчас принять миссис Стэддок.

Деннистон встал.

— А мы, — сказала мисс Айронвуд, — поговорим наедине.

Тут встали все остальные и вышли вместе с Деннистоном.

Большая кошка, которую Джейн до сих пор не заметила, прыгнула на кресло, где сидела Айви Мэггс.

— Я уверена, — сказала мисс Айронвуд, — что он вас примет.

Джейн не отвечала.

— Тогда, — продолжала хозяйка, — вам и придется сделать выбор.

Джейн кашлянула, чтобы хоть как-то снять ненужную торжественность, воцарившуюся в комнате, когда они остались вдвоем.

— Кроме того, — говорила мисс Айронвуд, — вам нужно узнать кое-что о нашем хозяине сейчас, до встречи с ним. Он покажется вам молодым, миссис Стэддок, чуть ли не моложе вас. Это не так. Ему под пятьдесят. Он очень много пережил, был там, где никто не был, и видел тех, кого не видел никто.

— Как интересно… — без особого пыла сказала Джейн.

— И наконец, — заключила хозяйка, — помните, у него болит нога. Что бы вы ни решили, не огорчайте его.

— Если он болен… — начала Джейн, но мисс Айронвуд ее перебила:

— Простите меня, я врач, единственный врач в доме. Я отвечаю за его здоровье. Если вы не возражаете, я вас к нему провожу.

Она придержала дверь, пропуская гостью, и по узкому коридору они дошли до красивой старинной лестницы. Дом оказался очень большим, тихим и теплым. После всех этих пропитанных туманом дней золотой осенний свет особенно весело сверкал на коврах и стенах. На втором этаже, вернее — еще на шесть ступенек выше, на квадратной площадке их ждала Камилла. За ее спиной была дверь.

— Он ждет, — сказала она.

— Как ему, больно? — переспросила мисс Айронвуд.

— То хуже, то отпустит. В общем, ничего.

Когда мисс Айронвуд подняла руку, чтобы постучаться, Джейн подумала: «Берегись! Не дай себя провести! Не успеешь оглянуться, и станешь одной из его поклонниц!» Додумывала она это, уже войдя в комнату. Там было очень светло, словно стены состояли из одних окон, и очень тепло — в камине горел огонь. Все было или голубое, или синее. Джейн вздрогнула, увидев, что мисс Айронвуд присела в реверансе, и быстро сказала себе: «Не буду. Не могу!» Действительно, она давно разучилась.

— Джейн Стэддок пришла, сэр, — сказала мисс Айронвуд.

Джейн подняла глаза, и мир рухнул.

На тахте лежал очень молодой человек с забинтованной ногой. По длинному подоконнику ходила ручная галка. Слабые отблески огня и яркие отблески солнца играли на потолке, но казалось, что все они золотят волосы и бороду странного человека.

Конечно, молодым он не был. Он просто был очень сильным. Она думала увидеть калеку, а сейчас ей казалось, что плечи его вынесли бы тяжесть всего этого дома. Мисс Айронвуд стала маленькой, старой, бесцветной и легкой, как одуванчик.

Тахта находилась на помосте, туда вела ступенька. Сзади мерцало что-то синее (потом Джейн узнала, что это просто ковер), и казалось, что ты — в тронном зале. Она бы не поверила, если бы ей об этом рассказали, но за окном не было ни деревьев, ни домов, ни холмов, словно она и этот человек — на башне, высоко над всеми.

Боль иногда искажала его лицо, но спокойствие ее поглощало, как поглощает молнию ночная тьма. Нет, он совсем не молодой, думала Джейн. И не старый. Вздрогнув от страха, она поняла, что у него вообще нет возраста. Раньше ей казалось, что борода идет только седым людям; но она просто забыла короля Артура и царя Соломона, которых так любила в детстве. При имени «Соломон» на нее хлынуло все, что она знала о сверкающем, словно солнце, мудреце, возлюбленном и волшебнике. Впервые за много лет она ощутила то, что связано со словами «король» и «царь», — силу, супружество, священство, милость и власть. Она забыла, что немножко сердится на хозяйку и сильно сердится на Марка; забыла свой народ{85} и дом отца своего. Конечно, только на минуту — она сразу пришла в себя, стала нормальной, светской и устыдилась, что так нагло смотрит на незнакомого человека. Но мир ее рухнул, и она это знала. Теперь могло случиться все, что угодно.

— Спасибо, Грейс, — сказал незнакомый человек, и голос его тоже походил на золото и солнце. Ведь золото не только прекрасно, но и весомо; солнце не только играет на уютных английских стенах, оно порождает и убивает жизнь.

— Простите, что не встаю, миссис Стэддок, — сказал человек. — У меня болит нога.

И Джейн услышала, что отвечает мягко и чисто, как мисс Айронвуд:

— Пожалуйста, сэр.

Она хотела беззаботно поздороваться, чтобы замять свою неловкость, но сказала почему-то эти слова. Потом она поняла, что сидит у тахты. Она дрожала, ее почти трясло, она надеялась, что не разрыдается, и сможет говорить, и не сделает какой-нибудь глупости. Мир ее рухнул, и случиться могло все.

— Остаться мне, сэр? — спросила мисс Айронвуд.

— Нет, Грейс, — сказал золотобородый. — Не надо. Спасибо.

«Вот оно, — думала Джейн, — сейчас, сейчас, сейчас…»

Он мог спросить что угодно, и она могла что угодно сделать, только сопротивляться не могла и знала, что не может.

2

Несколько минут она не понимала, что он говорит, — не от рассеянности, а от предельной сосредоточенности. Каждая его интонация, каждый жест, каждый взгляд поражали ее (нет, как могла она подумать, что он молод?), и она поняла, что совсем оглохла, только тогда, когда он умолк, ожидая ответа.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});