«Евразийское уклонение» в музыке 1920-1930-х годов - Игорь Вишневецкий

*

Возможно, аллюзия на свидетельство Бальмонта, которое Лурье, без сомнения, читал:

«Вскоре [т. е. в 1913 г. — И. В.] <…> я приехал в Москву и здесь увидел Скрябина. Эта встреча навсегда сохранится в моей душе, как видение ослепительной музыкальности. Это было видение поющих падающих лун».

(БАЛЬМОНТ, 1917: 22–23)

*

Ср. чрезвычайно любопытное впечатление Бальмонта:

«После того как целый год я был в Океании, на Яве, на Цейлоне и в Индии, я вернулся в Париж. После тропической природы и восточной музыки я нестерпимо жаждал столь любимого мною с детства фортепиано. В один из первых вечеров я пошел слушать одного знаменитого пианиста. Но вместо наслаждения я испытал мучение. Моя музыкальная впечатлительность изменилась. Кругом слушатели наслаждались, а я видел скучного человека, в скучном черном фраке и слышал, как из большого черного ящика он извлекает какими-то деревянными молоточками неполные звуки разных инструментов, сопровождавшиеся несомненным отзвуком дерева. После первого отделения я ушел. Вскоре после этого я приехал в Москву и здесь увидел Скрябина. <…> Это было то же фортепиано. Но на этот раз оно оправдывало свое наименование».

(Там же)

*

У Лурье — ошибка. Музыкальный критик Ф. М. Толстой (псевд. Ростислав) называет 1832 год. См.: ГЛИНКА В ВОСПОМИНАНИЯХ, 1955: 106.

*

Цитата уточнена по: Там же: 107.

*

Строго говоря, концепция «Хроноса» принадлежит не Стравинскому, а Сувчинскому. Стравинский лишь пропагандировал ее в цикле гарвардских лекций 1939 г. и опубликованной на их основе франкоязычной книге «Музыкальная поэтика» (1942). См. подробнее статью Сувчинского «Понятие о времени и Музыка (размышления о типологии музыкального творчества) (1939)» в настоящем издании.

*

Пра-музыка; музыка пра-основы (нем.). Яков Беме, немецкий философ-мистик, популярный в среде романтиков и символистов, признавался, что, умирая, слышал музыку сфер.

*

Буквально:

О, во имя (той) пламенной музы, что взошла быНа ярчайшие небеса изобретенья!

Вильям Шекспир, «Генрих V» (англ.)

*

Если быть точным, доклад Александра Блока «Крушение гуманизма» был прочитан им 9 апреля 1919 г., за сорок лет до написания статьи Лурье. См.: БЛОК, 1960–1963, VI: 93–115, 506 и далее. В конце текста стоит дата «Март — 7 апреля 1919 г.».

*

Подъем — от лат. глагола elevare, означающего «поднимать, возвышать».

*

Цит. из «Silentium» (1910, 1935) О. Мандельштама. Следующие две строки: «И, сердце, сердца устыдись / С первоосновой жизни слито» (МАНДЕЛЬШТАМ, 1990, I: 71).

573

В качестве последней из представительных работ Лурье выбран текст общего характера, суммирующий его размышления над музыкальной эстетикой. Лурье при этом использует старое (кантовское) противопоставление феномена (явления) и ноумена (умопостигаемой, опытно не данной вещи). Однако субъективный антиномизм Канта ему чужд: речь в статье идет о ноуменальной, выявленно-диалектической форме (а размышления Лурье о музыке с самого начала носили объективно-диалектический характер), а также о конфликте, взаимозависимости и взаимопереходе ноуменального («неявленно-несбывшегося, но попытавшегося стать») и феноменального («явленно-сбывшегося»). Более того, конфликт и взаимопереход эти проецируются на характерно евразийское противопоставление непрофессионального, взрывающего омертвелые правила музыкального творчества и творчества профессионального, тиражируемого, задаваемого «причинностью и необходимостью» данной цивилизации.

*

(Со)авторство Лурье устанавливается по следующему утверждению его подруги и либреттистки Ирины Грэм: «Скидельский (Кусевицкий], знаменитый дирижер, был старым другом Андре [Артура]. Честолюбие Скидельского было ненасытным: зная о постоянной нужде Андре, он платил ему за статьи и помещал их в журналах под своей подписью» (Ирина Грэм. Орфический реквием: Тема и вариации в шести масках // Нева: Ежемесячный литературный журнал. — Санкт-Петербург, 1996. — № 3. — С. 52).

575

Понятие «страхового государства» является, естественно, всего лишь одним из аспектов проблемы «идеократического государства», выражая лишь социально-этическую ее сторону и не касаясь религиозной, исторической, этнографической и иных областей, объемлющих системы «идеократии».

576

В этой и двух последующих статьях Сувчинского исправлены неизбежные в подобной публикации грамматические ошибки, устарелые орфография и пунктуация; все конъектуры принадлежат составителю. В конце «Нового „Запада“» вместо ожидаемых вопросительного или восклицательного знаков Сувчинский ставит утвердительную точку. Мы ее сохраняем.

«Новый „Запад“» — одна из важнейших историко-политических статей Сувчинского, в известном смысле ее можно считать ответом на давнее (30 июля 1922 г.) письмо Прокофьева, в котором последний упрекал Россию начала 1920-х в заниженном «потолке» культурной деятельности и свобод: «при взмахе молоток будет ударяться о притолоку» (СУВЧИНСКИЙ, 1999: 74) — и уговаривал Сувчинского повременить с возвращением на родину. Историческое и эстетическое мирочувствие Прокофьева Сувчинскому было близко: тем пространнее и серьезнее был вынашивавшийся почти семь лет ответ. Позиция Сувчинского, отражающая зрелый этап евразийской философии истории, — за пределами чистого «самобытничества» или «западничества». Он — западник и именно потому не приемлет состояния западного мира, в котором живет, внутренне соглашаясь с выстраивающейся, как ему видится, на евразийском востоке западного мира альтернативой чисто европейскому западу — новым миром общего дела, взаимного социального кредита и солидарности, новым Западом, очертания которого совпадают, как ему видится, с СССР. Именно там в позитивной форме ставится, по мнению Сувчинского, вопрос о включении отрицаемой Европой революционности в процесс «непрестанной координации принципа с жизнью, <…> постепенного усложнения первоначальной революционной темы», хотя русское решение и ограничено «принципом несвободного равенства». Сувчинский также и самобытник и потому верит в осуществимость «общего дела» именно в России. Читатели могут сравнить историческую реальность с надеждами автора: разрыв слишком велик. Эго как раз тот момент, в котором евразийство, вопреки собственным интенциям исправить глубоко ошибочный с правоверно евразийской точки зрения коммунистический проект, готово перейти к полному признанию данного проекта и обслуживанию — на определенных условиях. Лично сам Сувчинский от этого удерживается. Статьи «Pax Eurasiana» и «О современном евразийстве» объясняют — почему и как. Но возможность безвозвратного перехода в чисто коммунистический лагерь остается, и судьбы левых евразийцев Дмитрия Святополк-Мирского и Сергея Эфрона, совершивших этот переход, возвратившихся в СССР и там погибших, — наглядное тому свидетельство.

577

Понятие этатизма берется здесь в особом смысле. Обычно этот термин применяется для обозначения гипертрофии государственной сферы по сравнению с другими. В России происходит существенное перерождение и огосударствление всего социалистического тела.

*

Речь идет о публичном отмежевании Савицкого и Алексеева от слишком политически левой линии, проводимой на страницах «Евразии» Карсавиным, Святополк-Мирским и Сувчинским. В конфликте, без сомнения, сыграло роль личное (и интеллектуальное) соперничество пражанина Савицкого и парижанина Сувчинского.

579

Опечатка в 6-м абзаце исправлена по дополнению, опубликованному в «Евразии» (1929. № 12. С. 3).

*

При первой публикации перевода Евгения Кривицкая поместила следующее примечание:

«Здесь можно вспомнить и цитату из письма Шиллера, которую приводит почитаемый Сувчинским Ницше о процессе творчества: „Ощущение у меня вначале является без определенного и ясного предмета; таковой образуется лишь впоследствии. Некоторый музыкальный строй души предваряет все, и лишь за ним следует у меня поэтическая идея“ (Ницше Ф. Рождение трагедии из духа музыки. Предисловие к Рихарду Вагнеру)».

(СУВЧИНСКИЙ, 2001: 132)

*

Точные даты написания этих сочинений таковы: Concerto grosso — август-октябрь 1930 г., Партита для фортепиано и малого оркестра — февраль-март 1931 г., балет «Ребус» — август-октябрь 1931 г. О парижской премьере «Кантаты» на слова Жана Кокто для сопрано, мужского хора и оркестра (над ней Маркевич работал в феврале — апреле 1930 г.; в произведение вошла музыка из незавершенного балета «Новое платье короля») и о впечатлениях пришедших на премьеру см. в монографическом исследовании.